Нарисуй мне дождь (СИ) - Гавура Виктор Васильевич "gavura"

– Ты чё, дед, ващще… Нечаго брехать, есть! Гляди, дед, тащу, сичас вытащу, гляди! – истерически пищит Моль и, выхватив руку из ширинки Собаковидного, сунула под нос Чудотворцу кукиш.

Собаковидный весь зашелся смехом, ему ехидно подхихикивает Моль. И подберется же эдакая парочка: кастрюля с крышкой, как они находят друг друга? Старик, не торопясь, в два приема осушил обе кружки и осторожно поставил их на стол. Неожиданно подбросив костыль вверх, поймал его внизу за стойку и вытянул им Моль поперек спины, и неуловимо резким тычком двинул подмышечным валиком под подбородок Собаковидного. Тот захрипел и, схватившись за горло, сполз со стула, а Чудотворец, подхватив оба костыля, совсем не хромая бодро пошел к выходу. Все произошло настолько быстро, что я усомнился, а был ли старик? Только два тела матерясь, корчатся на полу.

– А ну, подымайсь! – иерихонской трубой ревет из-за прилавка буфетчица, – Поднимайся зараз же, собака чертова! От гыдэнь, зачем ты немого ударил?! Дедушка тебя за него и проучил. И ты, Тюля, сучье твое вымя, поднимайся, кому говорю?! Чего ты, падла, воешь? Не надо было дедушку нашего трогать. Кому он мешает? Ходит себе, торгует свистом для таких дурней, как вы. Матери вашей черт! А ну пошли нах..! А то як выскочу з-за стойки, то погоню вас, падлюк, подсрачниками аж до Днепра, там и утоплю обох, как цуцыкив!

– Так ты, Софа, собачек мочишь?

С невинным удивлением спрашивает у разбушевавшейся буфетчицы материализовавшаяся из сизого дыма необыкновенно стройная девчонка. У нее по-мальчишески коротко подстриженные ярко-белые волосы, да и вся она яркая, как всполох зарницы. У нее безупречно округлая пышная грудь и сигарета картинно зажата меж двумя пальцами.

‒ Теперь понятно, откуда фарш для чебуреков…

– А ты, Лидка, не встревай, вали к своим прошмандовкам! Они тебе когда-нибудь тоже всыпят, дождешься, – обижается буфетчица.

– Да брось ты, Софа, не кипешуй, – миролюбиво успокаивает ее девчонка. – Из-за твоих чебуреков я к тебе и прихожу. Налей еще шесть пива, после рассчитаемся. Ты знаешь, за мной не заржавеет.

Она среднего роста, но какая-то до странности ладная, от этого так эффектно выглядит. Держится она очень прямо с необыкновенным изяществом, слегка развернув к буфетчице плечи и грудь. В этом легком и таком естественном движении на удивление красиво участвует шея, подчеркивая стройность ее силуэта. Какие хрупкие у нее плечи, как трогательно просвечиваются на них сквозь серый шелк блузки тонкие бретельки бюстгальтера.

– Вы сами выпьете все шесть? – интересуюсь я.

Отчего создается впечатление какой-то особенной ее стройности? Может, из-за гордой посадки головы или гибкого стана? Талия у нее такая тонкая, что я мог бы обхватить ее ладонями. А как она держит спину, вот это осанка!

– Это такая нагрузка для сердца. Позвольте вас угостить вином или шампанским, если оно здесь есть, конечно.

– За ради бога! – тотчас откликнулась на мое предложение Софа, – Для вас всегда найдем, будьте уверены! Соглашайся, Лидка, раз такой кавалер предлагает, вжэ насколько я малопьюща и то б не отказалась… Сколько ж вам принести, одну чы две бутылки? – зашустрила буфетчица, увидев во мне денежного клиента.

Девчонка повернулась ко мне, у нее открытое живое лицо, и неожиданно улыбнулась. Ее улыбка все и решила. До чего хорошая у нее улыбка, по-детски широкая, до ушей, она тронула меня своим добродушием. А еще глаза! Постоянно меняющиеся, светло-темно-зеленые, полные живого блеска глаза. Я чувствовал, как меня тянет их глубина и, поплыл…

– Прекращай гусарить, парнишка! Чтобы напоить меня шампанским не хватит всех твоих песет. Ты со мной станешь банкротом. Иди-ка лучше купи себе мороженого и не забывай, кто тебя спас от разорения, – отшучивается она.

А брови у нее черные, не темные, а соболиные, густые и шелковистые, как будто природа что-то перемешала, сочетая их с белоснежными волосам. Они с изломом, вроде бы нарисованы кистью пьяного художника. Если б не эта легкая неправильность черт, ее можно было бы назвать ослепительно красивой. А какой удивительно нежный тембр ее слегка хрипловатого голоса. Голос всегда выдает фальшь и внутреннюю суть человека.

– Ты непревзойденное чудо природы! – сбиваюсь на ты я, ‒ И разориться с тобой для меня подарок судьбы. Да, что там разориться, я на все готов, лишь бы тебя не потерять. Тебя зовут Лидия? А я, Андрей. Рад познакомиться. Давай дружить. Я тебя только увидел, сразу влюбился. У тебя такие глаза, я в них тону. Ты такая красивая и среди этих биндюг, они все на тебя смотрят, глазами… Пойдем отсюда, а? Уйдем в нейтральные воды на прогулку по ночному городу. Пошли быстрей, а то полюблю тебя еще сильней, сердце этого не выдержит и разорвется на сто половинок! – на одном дыхании выпалил я.

– Разорвется?.. Где негодно, там и рвется! Влюбчивый ты какой, – ушатом холодной воды остужает меня.

– Я не такой! Прости. Я ждал тебя, как весну, везде искал и вот нашел. Здесь… Веришь? Нет? Проверь меня! – попросил я, услышав собственные слова, сказанные с горячностью, удивившую меня самого.

– Прекрати, мне пора… – теряется и краснеет она, ловко подхватила все шесть бокалов и исчезла в табачном дыме.

Неужели, так и уйдет? Если я ее не догоню, что-то в моей жизни точно не случится, загадал я. Вдруг чья-то рука крепко стиснула мне плечо. Не торопясь, оборачиваюсь. Передо мной стоит парень, примерно, моего возраста, немного выше ростом и пошире в плечах. У него расплывчатые бабьи черты лица, вылинявшие волосы и бесцветные брови. От остальной пьяни он отличается какой-то неуловимой инакостью. Чем же? Несомненно, это глаза. Они у него водянистые, и взгляд какой-то странный, снулый.

– Ты к Ли завязывай клинья подбивать, и вообще, дерни отсюда, срочно, – сквозь зубы цедит он, поглядывая на меня сквозь свои белесоватые ресницы.

Его презрительный тон мне не нравится больше, чем содержание его предложения. Такого, если не поставишь на место, сядет на голову.

– Ты, мне это рекомендуешь? – с расстановкой спросил я и глянул с легкой насмешкой, в упор. А в его глаза не просто смотреть. Они по края налиты холодной пустотой.

– Рекомендую! – рявкнул мне в лицо он. Его и без того прозрачные, рыбьи глаза стали почти белыми с черными дырами зрачков.

– Понятно. Ты видно здесь самый главный блатной? – вежливо поинтересовался я.

– Есть немного, – не без самодовольства согласился он.

– Вижу, какой ты блатной, спички сирныками называешь… – раздельно произнес я, упирая на каждое слово, чтобы позабористей его продрать.

Жлобы лопаются от злости, когда им напоминают об их деревенском происхождении. Его белые глаза вылезли из орбит, он рванулся ко мне, но резкий окрик буфетчицы, как по волшебству, остановил его.

– А ну кончай этот базар! Только попробуй еще раз тут что-то отмочить! Я тебе, гад проклятый, потрох вырву. От паскудна истота, а ну гэть звидсы!

С какой же лютой ненавистью он пожирал меня глазами, а его лицо!.. С ним творилось что-то неимоверное: его лицо кривилось и судорожно подергивалось нервным тиком, словно под кожей ползали черви.

– Н-у-у, погодь… – конвульсивно вздохнув, угрожающе протянул он и скрылся в толпе выпивающих.

– Шли бы вы своей дорогой, молодой человек, а то будет у вас куча неприятностей, – участливо советует мне буфетчица.

– Благодарю вас, Софа. Все в порядке, – ее тельняшка напомнила о доме. – Мне у вас нравится, здесь такие люди… Собираются. Отныне, я ваш постоянный клиент. Лучше налейте мне пива. Я слышал, сегодня привезли неразбавленное…

– У меня уже морока в голове от этих дел! – с сердцем сказала Софа, двинув ко мне бокал, и занялась следующим посетителем.

Я взял бокал и стал пить, не отходя от стойки. Пиво действительно оказалось не разведенным. С каждым глотком я ощущал необычность этого напитка. Странно, но это было так. В чем дело? Я и раньше пил пиво из дубовых бочек, но это пиво, судя по всему, было сварено совсем по другому, особому рецепту. Да и все здесь было другим, необычным. У стойки рядом со мной снова появилась эта девчонка. Она попросила у Софы спички и та, многозначительно посмотрев на меня, молча, их ей вручила.