Собрание сочинений. Т. 2. Стихотворения 1961–1972 - Борис Слуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
САМ ВСТАЕШЬ
Легкое покалыванье совестина исходе трудового дняот какой-нибудь кровавой новости,мало задевающей меня —
словно при китайском врачеваньи,вроде бы незначащий уколнебольшого чина или званьяв душу загоняет кол.
Словно бы при иглотерапии,так же, как при ней, точь-в-точь —вроде бы тебя не торопили,сам встаешь.Уходишь в холод, в ночь.
НЕОБХОДИМОСТЬ ГОРЯ
Радость радости не приносила.Счастье длилось короткий миг.Только горе — великая сила —длится дольше столетий самих.
Только горе обширно, как море,и, как небо над ним, высоко,и в конце концов только горепереносится нами легко.
Оглушенный трезвоном счастья,надоедным его бубенцом,я задумываюсь все чаще,что доволен буду концом
этой долгой удачи, ровной,словно полировка доски,и началом тоски огромной,бесконечно большой тоски.
НАДЕЖДЫ
Все уладится, обойдется.Горе, в общем-то, — не беда,и в последний момент найдется,что затеряно навсегда,и в последний момент, последний,окончательный, страшный моментдождик, что ли, посыплет летний,как предвестие перемен,или солнышко выйдет, выглянет,или травка асфальт прорвет,и почти утопленник — вынырнет,и почти мертвец — оживет.
Так, с бессмысленностью невежды,я надеюсь, что надеждане захочет меня выдавать.Не решится, а если захочет,то потом непременно расхочет,не пойдет меня выдавать.
КРАТКОСРОЧНЫЙ ОТПУСК
Отпуск дал себе на отчаяние,на скулеж и жалобный вой,на бессмысленное качание(руки заломив) головой.
И опять — за стол. За работу,чтобы изредка за трудомвремя слез и холодного потувспоминать со стыдом.
Сомневались, но не усумнились.Колебались, но в нужный моментни отчаянию на милостьи ни страху на сей же предмет
не сдались,а то, что говоренобылосамому себе,это временами дозволено,это не мешает судьбе
гнуть негнущуюся линию,вышибать во все временановым клином старые клиньяи переть супротив рожна.
ОТЕЧЕСТВО И ОТЧЕСТВО
— По отчеству, — учил Смирнов Василий,—их распознать возможно без усилий!
— Фамилии сплошные псевдонимы,а имена — ни охнуть, ни вздохнуть,и только в отчествах одних хранимыих подоплека, подлинность и суть.
Действительно: со Слуцкими князьямиделю фамилию, а Годунов —мой тезка, и, ходите ходуном,Бориса Слуцкого не уличить в изъяне.
Но отчество — Абрамович. Абрам —отец, Абрам Наумович, бедняга.Но он — отец, и отчество, однако,я, как отечество, не выдам, не отдам.
«Терплю свое терпение…»
Терплю свое терпениекоторый год,как пение сольфеджиодевчонкой за стеной.Девчонка безголосаягорлянку дерет,и за душу терпениемое меня берет.
Обзавожусь привычкамии привыкаю к ним,то предаюсь порокам,то делаю добро.Девчонка безголосаявсе занята одним:за гаммой гамму гонит,как поезда метро.
Усилие, котороеказалось мне бедой,потом в привычку входити входит в обиход.А я, словно корова —не страшен мне удой.Терплю свое терпениекоторый год.
«Немедленная справедливость!..»
Немедленная справедливость!Закрыть глаза и — воцаритсяи ровным светом озаритсяравнина быта моего,блистает серебром, как Рица,немедленная справедливость,вокруг расстелется счастливость,она и больше ничего.
Она, она! Ее законы,нависшие, словно балконы,и обязательное счастье,нависшее, словно обвал.Неукоснительное счастье,его законоположеньяпришли немедленно в движенье,рокочут, как девятый вал.
Закрыл глаза и вдруг представил,испуганно их открываю,открою — больше не закрою.Нет, той страны не нужно мне,где исключения из правилне допускаются игрою.Мне тошно будет, не скрываю,в той справедливейшей стране.
КРИТЕРИИ
Над нами вечный критерий — небо.Под нами плавный критерий — река.А более нам ничего не треба,не требуется ничего пока.
Убедительнее примерадля подражания не подберу,чем звезд высокая, высшая мераи травы, зыблемые на ветру.
ПОЙ, ЖАВОРОНОК
Звон бубенца иль телефона, неведомо, откуда он —далекий звон.
Звук необычный, небывалый не дело человечьих рук —тончайший звук.
Мост между небом и землею, от преисподней и до звезд —стеклянный мост.
Птах жаворонок, вот он, вот он с прозрачной песней на устах —удалый птах.
Вмиг миры стянувший в крепкий узел и распевающий для них,продлись же миг.
Пой, жаворонок, над полями, тяни мотивы над тропой.Немолчно пой.
КАК ПРОЕХАТЬ К ВОЗДУШНОМУ ЗАМКУ
Оказывается, возможно строительство замков воздушных,просторных и светлых замков, которые лучше душных,которые лучше людных, толкающихся городов.А если оно возможно, то я поглядеть готов
воздушные замки с птицами, поющими подо мною,с доступною синевою, с подручною голубизною,со стенами, утепленными облачным барахлом,и с окнами, застекленными небом, а не стеклом.
Звезда — рукой достанешь — в каждой оконной раме!А улицы между замками, чернеющие вечерами,краснеющие на рассвете, синеющие днем!А это низкое небо со всем, что висит на нем:
ракеты междупланетные, минуту назад запущенные, шарики разноцветные, ребятами упущенные,луна, которую можно гладить просто рукой,привинченные звезды — они излучают покой.
А тучи, свежей водою до самого края полные!А мусор воздушных замков сжигают большие молнии!А если надо высушить выстиранное белье —сооружают радугу и вешают на нее!
А как к воздушному замку проехать с нашей улицы?Для этого целый вечер надо над сказкой сутулиться,потом погулять немного, потом покрепче заснуть,и только глаза закроете — тотчас отправитесь в путь.
Никто замо́к не может повесить на этот за́мок.Там все ворота настежь — для всех. Для лучших самых,но и для самых средних. Любой туда войдети голубую комнату немедля себе найдет.
«Я теперь не прошедшее — давно прошедшее…»
Я теперь не прошедшее — давно прошедшее,не перфектум — плюсквамперфектум.К моим старым песням,плюс к вам пропетымдобавляю из будущего пришедшие.
К старым песням сутулымдобавлю футурум,а футурум стройнее луча или тополя.К старым песням, которые все марши оттопали,добавляю свистящие бурями по полю.
«— Как ты смеешь? Как ты можешь?..»