Соловей - Кристин Ханна

Полицейский кивнул:

– Проходи.

Изабель плотнее запахнула воротник неприметного коричневого плаща. На улице тепло, но ей не хотелось сегодня привлекать лишнего внимания. Лучший способ затеряться на местности – маскировка: коричневое, коричневое и еще раз коричневое. Светлые волосы она спрятала под черным платком, завязав его тюрбаном, а косметики никакой вообще, даже губной помады.

Опустив голову, она просеменила сквозь толпу мужчин в полицейской форме и остановилась, только войдя внутрь.

Префектура – огромное помещение: лестницы по обе стороны вестибюля, двери через каждые несколько футов. Но сейчас это место выглядело как заводской конвейер, где вплотную друг к другу за столами сидели сотни женщин. Непрерывно звонили телефоны, вокруг суетились французские полицейские.

– Вы будете помогать с сортировкой? – окликнул ее один из жандармов.

– Да.

– Сейчас я найду вам место. Пойдемте, – и повел ее по периметру зала.

Столы стояли настолько тесно, что Изабель пришлось пробираться бочком к пустому месту, которое ей указали. Стол уставлен картонными коробками.

Она открыла ту коробку, что была ближе, внутри стопка карточек. Изабель вытащила первую.

ШТЕРНГОЛЬЦ, ИСААК

12 авеню Раст, 4-й округ

Саботье (делает деревянные башмаки)

Дальше указаны жена и дети.

– Вы должны выбирать иностранных евреев, – приказал жандарм, который, оказывается, шел следом за ней.

– Простите? – переспросила она, беря следующую карточку. «Берр, Симон».

– Вот пустая коробка. Отделяйте евреев, родившихся во Франции, от тех, кто родился в других странах. Нас интересуют только иностранные евреи. Мужчины, женщины и дети.

– Но почему?

– Потому что они евреи. Да какая разница? Приступайте к работе.

Изабель обернулась, разглядывая зал. На ее столе сотни карточек, а только в этом помещении работает не меньше ста женщин. Масштаб предприятия невозможно постичь. Что бы все это значило?

– Давно вы тут? – спросила она у соседки.

– Несколько дней, – ответила та, открывая очередную коробку. – Вчера вечером впервые за несколько месяцев мои дети легли спать сытыми.

– Чем это мы занимаемся?

Женщина пожала плечами:

– Слышала, они что-то говорили насчет операции «Весенний ветер».

– А что это значит?

– И знать не хочу.

Изабель перебирала карточки в коробке. Одна из последних –

ЛЕВИ, ПОЛЬ

61 рю Блондин, кв. С, 7-й округ

Профессор литературы

Она вскочила так стремительно, что толкнула соседку, та сердито выругалась. Карточки со стола каскадом посыпались на пол. Изабель поспешно опустилась на колени и принялась собирать их, украдкой сунув карточку мсье Леви в рукав.

Не успела она выпрямиться, как ее схватили за руку и поволокли по узкому проходу.

На свободном клочке в конце зала Изабель резко развернули и швырнули к стене.

– Что это такое, а? – рявкнул жандарм, стискивая ее руку до синяков.

Только бы не нащупал карточку в рукаве.

– Простите. Пожалуйста, простите. Мне нужна эта работа, но я заболела. Простуда. – И она зашлась в кашле.

И, продолжая кашлять, выскочила из префектуры и поскорее свернула за угол. А оттуда припустила бегом.

– Что бы это могло значить?

Чуть отодвинув шторы светомаскировки, Изабель разглядывала улицу. Отец сидел за столом, нервно постукивая пальцами. Как чудесно вновь быть вместе после нескольких месяцев разлуки, но она слишком встревожена, чтобы расслабиться и наслаждаться ощущением дома.

– Ты, наверное, ошиблась, Изабель, – осушив второй стакан, сказал он. – По твоим словам, там десятки тысяч карточек. Получается, что это все евреи Парижа…

– Вопрос в том, что это значит, папа, а не в самом факте. Немцы собирают сведения о каждом еврее иностранного происхождения. О мужчинах, женщинах, детях.

– Но зачем? Поль Леви родом из Польши, верно, но он почти всю жизнь живет здесь. Он сражался за Францию в Великой войне, а его брат погиб за Францию. Правительство Виши заверило, что ветераны защищены от гонений наци.

– Вианну просили составить список имен, – сказала Изабель. – Записать каждого еврея, коммуниста и франкмасона из числа школьных учителей. А потом всех их уволили.

– Ну, вряд ли их уволят повторно. – Он налил себе еще. – И потом, это же французская полиция собирает сведения. Если бы немцы, тогда другое дело.

Изабель нечего было сказать. Этот разговор они вели уже третий час.

На дворе глубокая ночь, а ни один из них так и не смог найти разумного объяснения, зачем вишисты и полиция регистрируют всех иностранных евреев, живущих в Париже.

За окном раздался приглушенный рокот. Изабель приподняла штору чуть выше. По темной улице ползла колонна автобусов с выключенными фарами – будто огромная сороконожка длиной в несколько кварталов.

Эти автобусы она видела во дворе префектуры.

– Папа… – Не договорив, она услышала шаги на лестнице.

В щель под дверью скользнула какая-то листовка.

Отец подобрал листок, принес к столу, поближе к свече. Изабель подошла к нему.

– Предупреждение, – поднял голову отец, – полиция намерена собрать всех иностранных евреев и депортировать в немецкие концлагеря.

– Мы тут болтаем, когда нужно действовать! – вскинулась Изабель. – Нужно спрятать наших соседей по дому.

– Этого мало. – Руки у отца дрожали. Изабель вновь подумала, что же такого он видел на той войне, что такое узнал, чего не знает она.

– Но это в наших силах. Мы можем спрятать хоть кого-то. Хотя бы на сегодня. Завтра подумаем, что дальше.

– Спрятать. И где же, Изабель? Если этим занимается французская полиция, мы пропали.

На это ответить нечего. Изабель молча вышла.

В таком старом доме, как их, трудно перемещаться незаметно, а отец всегда был довольно неповоротлив. Вдобавок выпивка сослужила плохую службу, и, спускаясь по узкой лестнице к соседям, отец дважды споткнулся, чертыхаясь. Постучал в дверь.

Сосчитал до десяти и постучал еще раз, посильнее.

Очень медленно дверь приоткрылась.

– О, Жюльен, это вы. – Рут Фридман, босиком, в мужском плаще поверх ночной рубашки. Бигуди в волосах, голова повязана платком.

– Вы видели предупреждение?

– Да, я получила. Это правда? – прошептала она.

– Не знаю, – ответил отец. – Но на улице полно автобусов, и всю ночь колесят грузовики. Изабель была сегодня в префектуре, говорит, они собирали сведения обо всех иностранных евреях. Думаю, вам лучше отвести детей к нам. У нас есть укромное место.

– Но… мой муж – военнопленный, ветеран. Правительство Виши обещало нам защиту.

– Не уверена, что мы можем доверять правительству Виши, мадам, – вмешалась Изабель. – Пожалуйста, давайте хотя бы на время спрячемся.

Рут колебалась. Желтая звезда на плаще – как напоминание о том, как изменился мир. Но вот женщина приняла решение. Она скрылась в комнате. Не прошло и минуты, как она вернулась, ведя с собой двух девочек.

– Что нам взять с собой?

– Ничего.

Изабель повела Фридманов наверх. Дома отец проводил их в секретный чулан, где они едва поместились.

– Я к Визнякам, – заторопилась Изабелль. – Не ставь пока гардероб на место.

– Они на третьем этаже, Изабель. Ты не…

– Запри за мной дверь. Не открывай, пока не услышишь мой голос.

– Изабель, не…

Но она уже летела вниз по лестнице, не касаясь перил, и почти успела, но тут внизу послышались голоса.

Они поднимались.

Поздно. Изабель присела на корточки, прячась за шахтой лифта.

На площадку вышли двое французских полицейских. Тот, что помоложе, постучал в дверь Визняков, подождал пару секунд и просто выбил ее. В квартире заголосила женщина.

Изабель подкралась ближе, прислушалась.

– …Мадам Визняк? Вашего мужа зовут Эмиль, а детей – Антон и Элен?

Изабель выглянула из-за угла.

Мадам Визняк – очень красивая женщина, с нежной кремовой кожей и роскошными, всегда идеально уложенными волосами. Изабель никогда не видела ее такой растрепанной. На мадам было шелковое кружевное неглиже, когда-то стоившее, должно быть, целое состояние. Сын и дочь прижимались к ней, испуганно тараща глаза.

– Собирайтесь. Только самое необходимое. Вы подлежите перемещению, – объявил старший полицейский, перелистывая свои бумаги.

– Но… мой муж военнопленный, он в тюрьме, в Пицевьер. Как он отыщет нас?

– После войны вы вернетесь домой.

– О. – Мадам Визняк растерянно пригладила волосы.

– Ваши дети – французские граждане, – уточнил полицейский. – Можете оставить их дома. Их в моем списке нет.

Дольше прятаться Изабель уже не могла. Вскочив на ноги, она вышла на лестничную площадку и спокойно произнесла:

– Я заберу детей, Лили.

– Нет! – взвыли дети, вцепляясь в мать.

Полицейские разом обернулись.

– А вы кто такая? Имя?

Изабель похолодела. Какое имя назвать?