Забвение пахнет корицей - Кристин Хармель

Возможно, я теряю рассудок, но готова поклясться, что ощущаю в воздухе запах нашей «Звезды». Еще не начав переводить, Ален странно поглядывает на меня.

– Это был рецепт моей мамы, – сообщает он.

– А еще это фирменное блюдо моей кондитерской, – констатирую я. – И самая любимая сладость моей бабушки.

Ален удивленно хлопает глазами. Обратившись к юноше, он быстро переводит. Я наблюдаю за молодым человеком, который кивает и что-то отвечает. Ален поворачивается ко мне.

– Он говорит, да. Он говорит, что здесь они не делают большого пирога, а выпекают маленькие, а на корочке каждого прорезана звезда.

У меня отвисает челюсть.

– Ну да, именно так Мами и научила меня украшать наш пирог, – тихо произношу я. – Она так и называет его: «Звезда».

Ален задумчиво чешет в затылке. Рядом, как две статуи, застыли Анри и Симон. Мы дружно таращимся на молодого человека, которому Ален объясняет про «Звезды» по-французски. У парня изумленно округляются глаза, он переводит взгляд с меня на Алена. Потом выпаливает что-то по-французски, Ален переводит.

– Он говорит, что есть один человек, он живет в шестом округе. Недалеко отсюда. У его семьи мусульманская кондитерская. Этот рецепт от него. Может, он сумеет прояснить, откуда его взял.

– Спасибо вам. – Я благодарно гляжу на парня. – Merci beaucoup.

– De rien, – машет он рукой и улыбается. – Bonne chance.

Я догоняю Алена и его друзей, мы пересекаем внутренний дворик, направляясь к выходу. Сердце у меня бешено колотится.

– Вы думаете, этот рецепт как-то связан с бабушкиной жизнью? – спрашиваю я.

– Трудно сказать наверняка, – разводит руками Ален. Но по искоркам в его глазах и по тому, как он прибавляет шагу, я догадываюсь, что у него появилась надежда – а значит, у меня тоже.

Мы ловим такси и минут пятнадцать едем в полной тишине. Таксист останавливает машину перед домом, адрес которого дал нам молодой человек из мечети. Перед нами небольшое кафе-кондитерская, с виду типично французское, разве что вывеска на двух языках: французском и арабском. Внутри сильно пахнет дрожжами, а вдоль всех стен вертикально расставлены багеты. Впереди витрина-прилавок с бесконечными рядами пирожных и сладостей, украшенных фруктами и обсыпанных сахарным песком. Я мгновенно узнаю большие пироги с характерными звездами на корочке. Добрый знак: мы на верном пути.

Мы спрашиваем у девушки за кассой, нельзя ли повидать хозяина. И уже через минуту из заднего помещения выныривает рослый мужчина средних лет, смуглый, с черной как смоль шевелюрой и седеющими висками. Из-под белоснежного пекарского фартука выглядывают идеально отутюженные брюки цвета хаки и светло-голубая сорочка.

– А, да, Саиб из мечети уже звонил и предупредил, что вы приедете, – поздоровавшись с нами, говорит мужчина. – Я Хассан Ромио, добро пожаловать, вы здесь дорогие гости. Вот только боюсь, я не смогу ничем вам помочь.

У меня вытягивается лицо.

– Сэр, может быть, вам известно, откуда получен рецепт тех пирожков, со звездами на корочке? – сдавленным голосом спрашиваю я, тыча пальцем в витрину.

Он разводит руками.

– Я стал владельцем кондитерской двадцать лет назад, – сочувственно улыбается он мне. – А этот рецепт у нас был, сколько себя помню. Матушка моя их пекла, но она давно умерла. Я всегда считал, что это фамильный рецепт нашей семьи.

– Это рецепт еврейской кухни, – тихо произносит Ален. Месье Ромио глядит на него, удивленно подняв брови. – Сюда, во Францию, его привезла из Польши моя прабабушка, давным-давно.

– Еврейский? – переспрашивает месье Ромио. – И польский? Это точно, вы уверены?

– По абсолютно тому же рецепту, – подтверждает Ален, – пекли пирог мои бабушка и дед еще до Второй мировой войны. Возможно, именно моя сестра научила вашу семью такому рецепту, еще во время войны.

Месье Ромио долго и пристально всматривается в лицо Алена, а потом решительно кивает.

– Alors. Мои родители умерли, оба, но во время войны они были еще маленькими. Совсем дети. Они бы все равно не вспомнили. А вот дядя моей матушки, он может знать.

– Он работает здесь? – радостно встрепенувшись, спрашиваю я.

– Нет, мадам, – смеется месье Ромио. – Он уже очень стар. Ему семьдесят девять.

– Семьдесят девять – разве это старый? – бормочет мне на ухо Анри, но месье Ромио, если и слышит, то виду не подает.

– Сейчас я ему позвоню. Но учтите, он почти совсем оглох, понимаете? С ним очень трудно разговаривать.

– Пожалуйста, попытайтесь, – прошу я едва слышно.

– Признаюсь, мне и самому стало интересно.

Ромио подходит к прилавку и, взяв мобильный телефон, прокручивает список контактов. Нажав кнопку, ждет какое-то время и подносит трубку к уху.

Я жду, затаив дыхание и, только услышав, как он кричит: «Allo? Oncle Nabi?» – медленно выдыхаю.

Не понимая ни слова, я слушаю, как он громко кричит что-то в трубку по-французски, повторяя одно и то же по многу раз. Наконец, прикрыв микрофон ладонью, он обращается ко мне.

– Эти пироги со звездами – дядюшка Наби помнит, что печь их его родных научила одна девушка.

Мы с Аленом переглядываемся.

– Когда? – спрашиваю я торопливо.

Месье Ромио что-то выкрикивает в трубку, снова несколько раз повторяет одно и то же. Потом опять прикрывает рукой мобильник.

– Это было в année mille neuf cents quarante-deux. В тысяча девятьсот сорок втором.

Я ахаю.

– Неужели?.. – обращаюсь к Алену вдруг севшим голосом. Потом поворачиваюсь к месье Ромио. – Не помнит ли ваш дядюшка еще чего-нибудь о той девушке?

Я слежу, как месье Ромио повторяет этот вопрос по телефону, по-французски.

– Роза, – спустя несколько секунд говорит он нам. – Elle s’est appellée Rose.

– Что? Что? – бросаюсь я к Алену, почему-то охваченная паникой.

Ален улыбается.

– Он сказал, что эту девушку звали Розой.

– Это моя бабушка, – шепотом сообщаю я месье Ромио.

Тот, кивнув, продолжает разговор по телефону, произносит какую-то фразу, потом долго слушает. И, нажав «отбой», озадаченно чешет затылок.

– Все это так неожиданно и необычно, – роняет он. – Все эти годы я и не догадывался…

Голос у него срывается, он откашливается.

– Мой дядюшка, Наби Хаддам, хочет, чтобы вы нанесли ему визит, прямо сейчас. D’accord?[16]

– Merci. D’accord, – не раздумывая отвечает Ален, после чего смотрит на меня и переводит: – О’кей. Мы едем немедленно.