Мститель - Михаил Финкель

мать! Какого хрена, Шолом?! Нас же могут услышать! Как можно так по-идиотски себя вести во время оккупации?! Хочешь, чтобы меня посадили? Да и тебя вместе со мной? Где твоя голова? Где конспирация!

Но вскоре он отошел от гнева, и Шолом, попросив прощения, познакомил его со своей женой. Котовский, однако, не задержался и вскоре ушел.

На следующий день Шолом беспечно шел по улице, с газетой под мышкой, когда вдруг его окликнул властный женский голос.

– Господин Шварцбyрд! Господин Шварцбyрд!

Шолом оглянулся. Перед ним, в дорогом платье и шляпе, стояла госпожа Биренбойм, в доме которой, до ухода на фронт, была размещена школа и приют для сирот.

– А я Вас сразу узнала! Видите, нам довелось свидеться и при нормальной власти…

– Вы про немецкую оккупацию так, мадам Биренбойм? – смело парировал Шолом и усмехнулся.

– Шолом, мой дорогой мечтатель, я Вас умоляю! Можно подумать, что царь-черносотенец или ваши разбойники-революционеры чем-то лучше и не являются оккупантами! Царь и его семья были такими же немцами, как эти! А кайзер Вильгельм, между прочим, приходится Николашке дядей! Одна и та ж семейка под разными знаменами. А в перерыве были ваши революционеры, бандиты и воры!

Шолом с трудом выслушал её истеричную речь.

– Какие воры?!

– А такие! Половину моего дома украли! Под видом приюта вынесли все, что могли, месье Шварцбyрд! Вы не в счет! Вы честный мечтатель и борец за права бедняков! Но Вы ничего не смыслите в реальной жизни! Революция Ваша это миф. Вот пришли немцы. Ваших всех пересажали, а многие сами спрятались. Вернули частную собственность. Нам с мужем вернули нашу фабрику и дом. И все! Ваши идеи хороши для прихода Мессии! Послушайте меня, Шолом, уезжайте в Париж! А лучше в Иерусалим! С Вашими глазами пророка Вам там самое место! И скажите спасибо, что я Вас не выдала патрулю!

Шолом откланялся и униженно поспешил прочь от этой жестокой собственницы.

Однако радужной его жизнь в это время не была. Он где-то заразился тифом и еле выжил. Несколько месяцев он лежал обессиленный, находясь между жизнью и смертью. Героические и самоотверженные усилия Ханы спасли Шолома, превратившегося в бледный и изможденный полутруп за эти месяцы. Но благодаря стараниям и заботе жены Шолом выжил и поправился.

Сцена 35

Виктор Слуцкий вышел из поезда, прибывшего с большим опозданием в Читу. Он быстро шел в своих летних сапогах по заледеневшему перрону. Кругом толпились встречающие и приехавшие. Все в шубах, в меховых шапках. Мороз был жуткий, и его совсем не гревшая шинель мгновенно одеревенела от холода. Тоненькая летняя фуражка без кокарды выцвела и совсем не грела. Ему казалось, что её вообще на нем нет.

«Лютый холод!» – подумал он. И почему-то сразу вспомнил дядю Иче, говорившего ему за чаем перед самым отъездом:

– Авигдор, что ты будешь делать в этой жуткой сибирской зиме, на войне между одними русскими и другими? Они будут долго друг друга убивать, со страшной жестокостью, а потом все равно во всем обвинят нас, евреев…

Но он прогнал эти мысли и вышел из здания вокзала. Прямо перед ним одетые в теплые зипуны сидели на козлах своих саней извозчики. Их лошади фыркали, били копытом и гадили прямо на грязный снег.

– Куда вести, Ваше благородие? – выдыхая морозный пар, спросил первый извозчик, за которым стояли в очереди еще пятеро.

Виктор усмехнулся. Непривычно было слышать это обращение после Февральской и Октябрьской революций.

– А что, я прям похож на благородие? – усмехнулся он.

– А то ж! Вылитый! Только погон золотых не хватает, кокарды и шашки. Вас, за версту видать, Ваше благородие! Садитесь! Вы никак в бурято-монгольский казачий отряд прибыли? Угадал?

И бородатый извозчик засмеялся, обнажив желтоватые зубы в заросшем русой бородой рту. Виктор сел в сани на теплую овечью шкуру.

– Угадал! Вези туда! К главному!

Сани тронулись, а говорливый мужик все не замолкал.

– Вам тогда к атаману Семенову надо! Он сейчас у нас главный! Советы распустил! Большевиков и революционеров застращал! Власть во как держит!

И он потряс рукой в грязной варежке. Виктор спал. А ему на обросшее черной щетиной щеки падали ледяные снежинки.

Через пятнадцать минут сани остановились.

– Тпрууу! Приехали, Ваше бродье! Просыпайтесь!

Виктор мгновенно проснулся, расплатился и вышел. Улица была заснежена и плохо подметена. Сразу было видно, что дворники не работают. Перед крыльцом двухэтажного деревянного дома стояли два рослых казака в зимних шапках. Над ними медленно колыхался промерзший и обросший мелкими сосульками флаг Временного правительства.

Виктор подошел к караулу и, представившись своей греческой фамилией и показав свои документы, попросил доложить о его приезде атаману Семенову[136]. Один казак ушел доложить.

– Проходите. Его высокоблагородие ожидает Вас. Но Вас обыщут. И оружие придется сдать.

Виктор кивнул. В доме было тепло и приятно. Это был чей-то бывший частный дом. Какого-то врача, как показалось ему. Его обыскал подошедший казачий есаул. Проверил документы, забрал пистолет и провел в кабинет.

За большим письменным столом сидел усатый генерал, с молодым, немножко азиатским лицом и хитроватыми глазами. Виктор отдал честь и представился по всей форме.

Семенов встал из-за стола и, внимательно посмотрев Виктору прямо в глаза, подал ему руку.

– Приветствую Вас, Виктор Семенович… Будьте добры Ваши документы.

Виктор передал Семенову документы в руки и вытащил из нагрудного кармана, рекомендательное письмо от генерала Врангеля, заботливо сфабрикованное Пашей Блиновым.

– Как же… Врангель… Мы с ним служили вместе… Знаю… Присаживайтесь.

И Семенов указал Виктору на кресло. Сам же он сел за свой стол и внимательно изучил документы и письмо Врангеля.

Семенов поднял глаза на Виктора и спросил:

– Грек?

– Так точно…

– Нашей веры?

– По рождению… Но сам я не очень религиозный человек…

Семенов хитро покрутил ус и сказал:

– У нас тут жиды воду мутят. Большевикам помогают. Завтра мы их вырежем. Дам Вам сотню. Проверю в бою. Пойдете?

Виктор вскочил на ноги и, потеряв самообладание, сказал срывающимся голосом:

– Это преступление – невинных людей убивать, Григорий Михайлович!

Семенов тоже встал и пристально посмотрел Виктору в глаза:

– А врать вышестоящему командиру не преступление, капитан?! Какой Вы грек?! Вы – еврей. И это прекрасно.

Вас Бог сделал евреем! И Вы патриот России. И честный солдат! И не надо мне про грека заливать! Я Вас насквозь вижу! Так или нет?

Виктор густо покраснел и кивнул. Голос у него пропал. Семенов налил ему воды из графина и улыбнулся.

– Пейте. Успокойтесь. Я Вам верю. На комиссара Вы не похожи. Хотя там много Вашего брата… Какая Ваша настоящая фамилия?

– Слуцкий Виктор Семенович. Но есть свидетельство о крещении… От 1903 года еще… Вот оно…

– Рассказывайте всё о себе. А еще лучше все опишите. Вот бумага, перо и чернильница. А я пока отойду. А потом накормлю Вас. Не переживайте. Мы народ гостеприимный.

Сцена 36

Виктор долго сидел и описывал историю своей