Лубянская преступная группировка - Александр Литвиненко

Когда всё случилось в Рязани, я посмотрел на это с точки зрения розыскника. Отбросил эмоции, мысли вроде «а могут они нас взорвать или не могут, а жестоко это или не жестоко», оставил только факты. Мне без разницы, кто это: чеченцы, фээсбешники, цереушники, фэбеэровцы, — одни только факты.

А факты говорят о том, что в городе Москве в сентябре 99-го года совершены особо тяжкие преступления — два террористических акта. Путём подрыва жилых домов, когда большое количество взрывчатого вещества было заложено в подвале. Взрывчатое вещество упаковывалось в мешки из-под сахара, и стояли взрывные устройства. В мешках был гексоген.

— Объясни ещё раз, почему вокруг этого гексогена вот уже три года стоит такой шум.

— Да потому, что по первой экспертизе гексоген был найден и в Москве, в обоих взорванных домах, и в Рязани, где попалась ФСБ. Сейчас власти пытаются изменить результаты московской экспертизы, говорят, что это был не гексоген, а селитра. Откуда она через полгода появилась? Вы что, ещё раз осмотр места происшествия произвели? Насколько известно, места происшествия закатали под асфальт. Где вы его провели? И на основании чего?

Очень интересна история с Дахкильговым, которого схватили по подозрению во взрыве дома в Москве. У него руки были в гексогене, он был красильщиком. Его два месяца избивали. Ежедневно. А потом, когда — установили», что это не гексоген, а селитра, перед ним даже не извинились. «Скажи спасибо, что жив остался», — так и сказали.

А в Рязани вообще, говорят, экспертиза ошиблась. Не было взрывчатки. «Не гексоген это, — сказал Патрушев по телевизору, — а сахар».

— Вообще, возможна ли ошибка в происшествиях такого рода, в ЧП национального масштаба?

— Ошибка, в принципе, возможна всегда. Я опять же отбрасываю эмоции: национальный масштаб — не национальный; общественно значимое — незначимое. Да у нас любое преступление должно быть общественно значимым. Любое преступление против личности, против государства — это преступление, которое должно одинаково расследоваться правоохранительными органами. Ошибка возможна везде. Теоретически. Но если это ошибка, то должно быть проведено специальное расследование. Если это умышленная ошибка эксперта с целью увести следствие в сторону, то в отношении него должно быть возбуждено уголовное дело.

И на основании чего была проведена повторная экспертиза? Вы что, не верите своему эксперту? Вы что, обнаружили ещё какие-то компоненты, частицы при осмотре места происшествия? Извините, вы что, его охраняли полгода? Даже если нашли частицы селитры, где доказательства, что это селитра от взрыва, а не специально подброшенная? Тем более, первая экспертиза проводилась по двум взрывам. Так что, если эксперт допустил ошибку, значит, она была умышленная. И надо посмотреть ещё — один эксперт проводил экспертизу или разные. Если разные, то либо они были в сговоре, либо ошибка практически невозможна.

А для чего написали «селитра»? Потому что поняли, что если они попались в Рязани с гексогеном, значит, надо доказать, что это не один и тот же почерк. И московский гексоген быстро переписали на селитру.

Чтобы нельзя было провести идентификацию.

Дальше. По дому в Рязани. Первое, что бросается в глаза— один и тот же приём: взрывное устройство закладывается в подвале дома. От этого уже никуда не деться. Было возбуждено уголовное дело с окраской — терроризм». Это подследствие ФСБ. Что это значит? Уголовное дело с окраской «терроризм» могло быть возбуждено только в том случае, если было обнаружено, что в мешках взрывное устройство и стоит боевой взрыватель. То есть было покушение на взрыв. Такое дело ведёт ФСБ.

Если бы нашли учебный, как они заявляют, взрыватель и гексоген, то было бы возбуждено уголовное дело по факту обнаружения взрывчатых веществ. Тогда его ведёт МВД. Если это сахар и боевой взрыватель, то опять-таки дело ведёт МВД — по факту обнаружения боевого взрывателя. А если только учебный взрыватель и сахар, то уголовного дела вообще не возбуждают. Проводят доследственную проверку, и всё.

А мы имеем уголовное дело с окраской «терроризм» — доказательство того, что там была взрывчатка и боевой взрыватель. Даже если бы эксперт ошибся, прибор дал (как они говорят) ошибку — перепутал сахар с гексогеном, что практически невозможно, поскольку гексоген совершенно не похож на сахар, — тогда дело бы вело МВД. Хорошо, эксперт перепутал сахар с гексогеном, но боевой взрыватель от учебного он что, тоже не может отличить?! Он же его разминировал, боевой взрыватель! Раз делу придали окраску «терроризм», значит и то и другое было боевое.

Идём дальше. Если они проводили учения, они что, боевой взрыватель ставили? Для чего? Вы что, проводили учение на бдительность (как объявили населению) или проверяли граждан, сумеют ли разминировать? С таким же успехом можно мину установить на трамвайной остановке и проверить, как жители Рязани справятся с обезвреживанием противотанковых мин.

Второе. Если стоял боевой взрыватель без гексогена, то могли пострадать бомжи и дети, которые шастают по подвалам.

— Как же могло общество поверить в фишку об учениях?

— А общество и не поверило. Спросите любого нормального человека — никто не верит в это. Ведь в ходу одно только «доказательство»: ФСБ не могла взорвать своих. Слабый аргумент. Грозный, где половина русских, стереть с лица земли смогли, а дома в Москве — нет? К тому же нельзя вот так, без мотиваций, отбрасывать версию.

Если стали подозревать весь чеченский народ, отчего не заподозрить отморозков из ФСБ?

Пошли дальше. Какие ещё признаки указывают на то, что в Рязани были не учения? Машина, на которой они проводили учения, была угнанная. В законе об оперативно-розыскной деятельности не указывается, что правоохранительные органы при проведении учений пользуются угнанным транспортом.

Если люди закладывают взрывчатку, чего они больше всего боятся? Как их могут идентифицировать в первую очередь? По машине. И по внешности. Внешность вещь ненадёжная. Фотороботы-то составляются, но любой человек неподготовленный посмотрит на лицо, которое видел мельком, и скажет: «Похоже». К тому же, внешность легко меняется.

— Никто так не ошибается, как очевидцы.

— Да. И потом сотрудники ФСБ, которые проводили минирование этого дома, несомненно имели алиби. Если бы даже кто-то смог их опознать, они бы имели кучу справок и свидетелей, что в это время находились в другом месте. Единственное слабое звено у них — машина. Машина после взрыва.

До взрыва, задержи их милиция и найди при них мешки с гексогеном, они бы могли представить документы о том, что проводят оперативно-розыскные мероприятия — обнаружили угнанную машину, в ней гексоген, и гонят теперь машину в Москву на проверку.

Ситуация после взрыва — вот что было опасно. Угнанная машина чем удобна? Будут месяца три искать хозяина. Потом якобы найдут. Потом выяснится, что у хозяина друг чеченец. Или родственник на Кавказе. Ещё полгода будут разрабатывать. Всем говорить, что напали на след предполагаемого преступника. А потом выпустят, извинятся, как было с этим ингушом — Дахкильговым. Поэтому машину угнали.

Что ещё опасно? Если везти гексоген в оперативной машине, в ней могут микрочастицы вещества остаться. Если бы нашли эту машину, идентифицировали бы её с той, что была в Рязани, а в ней ещё обнаружили микрочастицы гексогена, тут бы Патрушев уже не смог утверждать, что это были учения.

Какая у них ещё была сложность в Рязани? Им не хотелось ставить в известность рязанское управление. Чем меньше людей знают — тем больше вероятность неутечки информации. Естественно, что и в самом центральном аппарате только узкий круг знал, что они взрывают дома.

После закладки «мешков с сахаром» они машину отогнали в сторону Москвы и там бросили. Для чего? Допустим, что машина будет установлена, но розыск-то ушёл из Рязани. А два террориста пока отсиживались на квартире, чтобы потом спокойно уйти.

Почему была женщина? Двое мужчин и женщина. Потому что если совершено преступление и есть ориентировка — мужчина и женщина, милицейские патрули будут проверять все пары. Но если мужчины и женщина разойдутся в разные стороны, по отдельности не станут проверять. Чтобы легче замести след, нужно идти тройкой, а потом разойтись.

Да и женщина, сидящая в машине, меньше настораживает. Так что продумано очень грамотно, профессионально.

— Скажи, а брошенную машину проверили на следы гексогена?

— Вот этого я не знаю. Об этом нигде ни слова. Но уже только за угон машины Патрушева следовало привлечь к суду.

— А тебе не кажется странным, что угнанная машина пропала, и никто её не обследовал? Почему её не обследовало МВД?

— Не знаю.

Теперь — внимание. Патрушев заявил об «учениях» не сразу, а только после задержания своих сотрудников. То есть было возбуждено уголовное дело, милиция его сотрудников разыскивала как предполагаемых террористов. Да он же поставил жизнь своих сотрудников под угрозу. При задержании их могли просто убить, окажи они хоть малейшее сопротивление.