Боги выбирают сильных - Борис Толчинский

Служи ему теперь, он победитель!

— Он нынче победитель, но ты его сильнее. Vae victoribus![81] Подобно Салмонею, он нынче разъезжает на златой квадриге и выдает себя за Зевса, но он — не Зевс! Недолго править на Олимпе дяде твоему! — убежденно произнесла Медея.

— Сколько, по-твоему? — с интересом спросила София.

— На твоем месте я бы приняла его предложение и возвратилась в правительство. Будучи министром, ты сможешь подготовить новый заговор и устранить Корнелия.

София вспыхнула:

— На твоем месте, на твоем месте!.. на твоем месте, бывшая подруга, я убралась бы прочь — из этой комнаты, из этого дворца, из города — езжай в Гелиополь и правь, ты там теперь царица! Лукавые твои советы! Дай дяде лишь прорваться к власти; по-твоему, он успокоится? Ничуть! Он всякий день будет ждать от меня подвоха. Скорее я состарюсь, чем отниму у похитителя положенное мне!

— А нынче в состоянии отнять?

— Я попытаюсь.

— Как?

София усмехнулась:

— Какой ответ ты ожидаешь от меня, любимица богов? С чего взял. ты, что я стану доверять тебе, как прежде? Послушай доброго совета: спеши к Корнелию! А оправдания сама придумаешь, ты умная.

— Ты сердцем бесчувственней камня, — горестно прошептала Медея.

И все же, сделав над собой невероятное усилие, она выдержала испытующий взгляд Софии и молвила:

— Корнелий подослал меня к тебе, то правда. Но ты дороже мне и ближе, тебя я не оставлю! Ты можешь меня выгнать, как Эмилия, — сама я не уйду, пока не сделаю для тебя все, что будет в моих силах.

— Как это непохоже на тебя, подруга, — ставишь на битую карту! А если проиграю я? Ты представляешь, что сотворит с тобой злопамятный Корнелий?!

Медея медленно, с достоинством, кивнула и повторила:

— Умру или воскресну с той, кого люблю!

— Красивые слова, — заметила София, — но мне необходимы доказательства!

— Твой дядя не требовал доказательств. Он только угрожал.

— Вот и спеши к нему: я отпускаю.

— Какие доказательства тебе нужны?

— Ты напишешь прошение об отставке. Этого будет достаточно.

Медея отшатнулась в ужасе. София смотрела на нее тяжелым пронизывающим взглядом, — прекрасная, холодная, жестокая…

— Ты не можешь так поступить со мной, — дрогнувшим голосом вымолвила Медея. — Теперь, когда я получила… Зачем тебе нужна моя отставка?

— Ты напишешь прошение и оставишь место для числа. Такой документ будет для меня лучшей гарантией твоей верности, подруга!

— И ты сможешь удалить меня, когда тебе угодно будет?

— Именно, подруга: suo tempore[82].

«Что же мне делать? — мысленно воскликнула Медея. — Как я могу ей дать подобную бумагу? Ее ледяное сердце равнодушно к моим страданиям, для него ничто не важно, если это не полезно. И как я буду жить, как буду властвовать, если в любой момент, по прихоти ее, могу утратить все?.. Жизнь под мечом Дамокла — какая это жизнь? Пожалуй, прав Корнелий: нужно выбирать! Чиста моя совесть — София сама повинна. Я возвращусь к Корнелию; завтра он станет первым министром; вот к какому берегу мне надлежит пристать… А если нет? С Софией я двенадцать лет, Корнелия почти не знаю, и он меня не знает. Он страшный человек, я это понимаю ясно. Я не нужна ему. Я постоянно буду о Софии ему напоминать. Корнелию нужна она, не я… К тому же он может проиграть, хотя и кажется это пока невероятным; не стала бы София дерзко выступать, не имея в запасе умного плана! Если я уйду к Корнелию, а он потерпит поражение, властительная София никогда предательства мне не простит и обратно в подруги не примет… Что же делать мне, злополучной, посреди бушующего моря? Как выплыть, как спастись от волн и не разбиться о скалы? О, будь она на моем месте, она обязательно придумала бы, как!».

— Хорошо, — мертвенным голосом ответила Медея, — я напишу прошение, как ты желаешь.

София молча пододвинула ей стило и чистый лист бумаги. Собравшись с духом, Медея начала писать. София, заглянув в бумагу, нахмурила брови и сказала:

— Напрасно ты пытаешься перехитрить меня, коварная гелиопольская царица!

Медея вздрогнула и обернулась.

— Чем недовольна ты? Я делаю, как ты велишь.

— Нехорошо прославленной законнице творить никчемную бумагу!

Кому ты обращаешь заявление, Ээта дщерь?

— Первому министру…

— А разве он тебя назначил архонтессой? — вкрадчиво переспросила София. — Он лишь рекомендовал тебя, и, по закону, не может назначать и увольнять архонтов! Обола медного не будет стоить подобная бумага!

Медея, скрывая смущение, безропотно взяла другой лист и начертала прошение об отставке, адресовав его, как и положено, Божественному императору… София приняла бумагу, внимательно прочла и спрятала в тайник. «Пришла пора мне пожалеть бедняжку», — подумала она.

Лучезарно улыбнувшись, София сказала:

— За что тебя люблю, Медея Тамина, так это за твое потрясающее умение схватывать попутный ветер, сколь бы слабо он не дул поначалу.

Обещаю, ты не прогадаешь! Добро пожаловать обратно в мое сердце, любезная подруга!

С этими словами она обняла Медею…

А полчаса спустя, когда на Темисию уже надвигались сумерки, две женщины покинули дворец Юстинов.

Многочисленные соглядатаи Корнелия не обратили на них внимания, поскольку женщины были облачены в черные шерстяные плащи и фригийские колпаки, традиционную одежду плебейского сословия, да и лицом решительно не походили на Софию и Медею.

Это произошло потому, что дочь Юстинов никогда не жалела денег на лучших цирюльников и гримеров.

Обе женщины благополучно миновали Княжеский квартал и по проспекту Фортуната вышли к Форуму.

А Юний Лонгин в это время сидел в одной из гостиных фамильного дворца жены, сидел и ожидал ее; так передала для него, через майордома, сама София… Но Юний, будучи неглупым человеком, оставался в этой гостиной совсем не для того, чтобы повидаться с женой, а для того, чтобы соглядатаи подтвердили своему хозяину факт его, Юния, присутствия в юстиновском дворце.

Непроницаемое полотно на окнах преграждало лучам угасающего светила путь в тихую палату. Она освещалась крохотными матовыми пирамидками, прилепившимися к потолку. Мирный белесый свет ложился на умиротворенное лицо седой женщины, лежавшей на богатой постели. На краю этой постели сидел атлетически сложенный красавец с волосами цвета смоли, кудрями ниспадавшими на могучие плечи, — но лицо этого человека, обычно, даже когда он улыбался, казавшееся хищным и грозным, сейчас отражало только боль и страдание.

— Что же с тобой такое, мама… — прошептал он.

Клеменция Милиссина медленно повернула к нему голову, и с бледных уст ее отрывисто излетели слова:

— Мой сын погиб. Мой Марсий. Его нет. Он умер. Пора и мне к нему.

Мой Марсий ждет меня.

— Нет, нет, я жив, я жив! — сдерживая рыдания, воскликнул Марсий.

— Посмотри на меня, мама, я твой сын Марсий! Я здесь, я вернулся!

— Мой сын погиб. Он ждет меня. Мой Марсий, — вымолвила Клеменция, и трепещущий взгляд сына сталкивался с отсутствующим, безучастным взглядом матери…

Позади него стояла женщина средних лет, облаченная в белый медицинский халат; две звезды, нашитые на рукавах, указывали ее чин мандатора. Марсий обернулся к ней. Отвечая на его немой вопрос, врач сказала:

— Она никого не узнает. Сестра вашего сиятельства приходит каждый день, но ее светлость не узнает и собственную дочь.

— Так делайте что-нибудь!

— Мы делаем все возможное, ваше сиятельство. Жизни ее светлости больше ничего не угрожает…

— Да разве это жизнь?! — с горечью воскликнул Марсий. — Я требую, чтобы мою мать лечили лучшие врачи Империи!

— Лучшие врачи Ойкумены трудятся в Клинике Фортунатов, которую я имею честь возглавлять, — с достоинством ответила мандатор. — Если можно вернуть вашей матери рассудок, мы вернем его, если нет, это не сделает никто. Крепитесь, ваше сиятельство. Любовь, терпение и молитва, — вот мой совет вам.

Марсий задумался. Главный врач неслышно покинула палату и вернулась в свой кабинет. Там ее ожидал Корнелий Марцеллин.

— Каков наш доблестный герой? — сразу спросил он.

— Князь Марсий в отчаянии, ваше высокопревосходительство.

— Вам он поверил?

— Полагаю, да.

— Лечите Фурию, как и прежде лечили, — распорядился Корнелий.

— Заботу о ее будущем я беру на себя.

Главный врач преклонила голову и сказала:

— Как будет угодно вашему высокопревосходительству.

— Клеменция Милиссина — особо важный пациент, — добавил Корнелий. — Если ваши успехи в ее лечении удовлетворят меня, вы получите чин претора и солидный бонус. Если нет — возглавите другую клинику… к примеру, лепрозорий в Стимфалийских горах.