Путешествие Ханумана на Лолланд - Андрей Иванов

Я выключил, открыл журнал, вытянул ноги, не снимая ботинок; в журнале было интервью, взятое у каких-то датских панков, уже великовозрастных, у динозавров, которые еще отказывались сбросить чешую своих клепанных косух. Я потому и взял журнал, что хотел почитать о том, что творили и творят панки в этой стране. Оказывается, все они когда-то бодро трубили анашу и кидались ЛСД, играли психоделический панк, писали граффити на стенах, первыми делали пирсинг, двадцать лет назад! А теперь один из самых старых представителей выжил из ума настолько, что стал публиковать комиксы, писать стихи, похожие на те, что сочиняют для детей или — еще хуже — сочиняют сами дети. В журнале были приведены отрывки. Даже моего ничтожного знания датского было достаточно, чтобы ощутить ничтожность этих стишков. Эта «поэзия» немного отдавала Сапгиром, что ли, но несмотря на то, что я Сапгира ненавидел, я чувствовал, что тот в своем идиотизме — то есть в упорствовании в своей глупости — так далеко ушел, что его даже можно было уважать, а вот этот престарелый панк казался просто безграмотным идиотом! Он все еще носил кожаные куртки с булавками, не мылся и не стригся, но уже не красил волос, потому что их не осталось. У него была своя студия, своя редакция, он печатал какие-то листовки, писал какие-то песенки, которые играли дети. Другой долго расписывал свое прошлое, нажимая на то, что он один из немногих выживших, теперь у него своя галерея, у него выставляются модернисты, граффитчики и черт знает кто. Была серия картин, как он сказал, «Сны Шизофреника», и были они, судя по напечатанным в журнале маленьким репродукциям, еще хуже того, что малевал Потапов.

Мне стало скучно, я просто курил, плавал в каких-то своих мыслях, не зная где бы бросить якорь, я брал трубку, затягивался, передавал дальше… В этом было больше, гораздо больше смысла, чем в любом панковском движении, чем в любом движении вообще; поэтому я перестал двигаться совершенно, я только лежал. Ханни тоже лежал, и не двигался, и когда гашиш кончался, мы засылали Потапова в Ольборг за новой порцией…

«Деньги идут к деньгам!» — почему-то приговаривал Потапов, получая деньги на гашиш. Я кивал, но сам про себя смеялся над ним. Он-то чему, кретин, радуется? Дурак! Ему все равно ничего, кроме щепотки с грамма, которую он откусывал по дороге своими крокодилами, да разве еще что на стакан, не перепадало. И меня это радовало; мне он был противен.

5

Хануман сказал, что нашел людей, которые отправляют в Голландию. Я усмехнулся. Сказал, что в Голландию можно дойти пешком.

«Зачем пешком, — возмутился Ханни. — Отправляют легально!»

Объяснил, что есть какие-то голландцы, которые владеют стриптиз-кабаками, они провозят вполне легально баб из Польши, Прибалтики и России. Заодно и кого попало берут, но за деньги. При этом они могут сделать какие-нибудь польские или российские документы. Разумеется, документы делают те, кто поставляют шлюх этим голландцам.

Я насторожился. Это было похоже на правду. Мне теперь хотелось узнать, от кого он это узнал. Оказалось, что это был молодой индус, Аман, который приехал из Германии. Он был племянник какого-то богатого бабуджи в Германии. Аман женился на немке и теперь полгода ждал, когда ему разрешат въехать в Германию легально. У его дяди были связи с голландцами. Все это же подтвердил один молодой афганец, который очень долго прожил в Голландии и вполне лихо выкрикивал нидерландские словечки и даже фразы. Молодой афганец говорил на чистом русском и выглядел как русский. Но он был афганец. Это подтвердили афганцы, которые однажды усомнились в его пуштунском происхождении; они приперли его в туалете к стенке и допросили. Они сказали, что он очень хорошо отвечал им на двух самых распространенных языках в Афганистане. Пацан им сказал, что его отец афганец, а мать русская, отсюда русский и внешность такая. Сейчас они жили в Голландии. Что он делал в Дании, было не совсем понятно, но он сказал, что это его дело, что он делает в Дании; об этом его не стали расспрашивать. Тем более, что он дружил с одним рыжим грузином по имени Давид, который много курил гашиш и был чемпионом Грузии по кикбоксингу. Это был очень высокий и невообразимо вспыльчивый грузин, покрытый свирепой щетиной на всем лице, он был жутко рябой, глаза у него были такие маслянисто кровавые, метали молнии и все вспыхивало, на что бы он ни посмотрел. Давид как раз вошел в момент того допроса в туалет, и допрос моментально перешел в переговоры. Несмотря на то, что афганцев было шестеро, они спасовали и ретировались. Давид тоже подтверждал все, что говорил Аман. Более того, Давид сам собирался ехать в Голландию, семья русских ассирийцев и еще кто-то где-то уже был готов выложить необходимые суммы денег. Набиралась компания. В грузовиках со шлюхами могло не хватить места. Я спросил: «Почему в грузовиках, если везут легально?» Ханни игнорировал мой вопрос, он даже как будто не слышал меня; его глаза застилала мгла предстоящего путешествия. Хануман сказал, что нужно немедленно воспользоваться возможностью, хотя бы ради временного проживания в Голландии с фальшивыми паспортами. В Голландии есть возможность кораблем уйти в Штаты. Он выкатил глаза. Такой шанс упускать никак нельзя. Ради такого стоит поработать. Он сказал, что Давид уже начал работать. Он ездит в Ольборг каждый день и ворует технику и диски. У Давида уже накоплено на полдороги. Хануман сказал, что он один не справится, если будет копить, я должен оторвать мою задницу от постели и начать работать тоже.

«Никто не подарит нам десять кусков, — говорил он. — Придется самим делать деньги. Десять тысяч датских крон — это не так уж и много, если с умом взяться за дело. К тому же я уверен, что, например, у Непалино есть эти деньги. Он уже больше года в кэмпе, и почти ничего не тратит, только копит. Вытрясти их из него было бы самое то. Можно не бояться потрясти его. Можно даже использовать грубую силу, потому как все равно срываемся и уходим. Да и кто за него заступится? Ментам наплевать на азулянтов. Пусть сами утрясают свои дела. К тому же он нас тут укрывал нелегально. Не станет же он это болтать. Даже если не трясти Непалино, можно подключить к накоплению денег двух русских, э? Продать машину, или весь этот брик-а-брак, э? Или заставить работать как-нибудь, что скажешь? Во всяком случае, кое-что у нас уже есть. Да-да, мы не на пустом месте начинаем. Мы не все скурили. Кроме того, время от времени можно позванивать. На одних звонках можно сделать несколько тысяч в месяц. Надо только подобрать линию, посидеть над кодами, понабирать и все… Да-да… Плюс бутылки, и можно возобновить продажу еды!»

Но нам подвернулся негр. Негр, на котором мы сделали кучу денег. На этого негра мы вышли через Свеноо, вернее, через Ласло. Мы с ними в очередной раз покупали себе водку и сигареты у моряков в порту, и снова у русских, а так как Свеноо опасался, что это может как-нибудь плохо кончиться, он пригласил нас с собой на корабль.

Негра звали Амбруаз. На ломаном английском он пытался купить у югослава компьютер, прямо там, на свалке. Ласло перетрусил, и сперва погнал его было метлой, а потом жадность пересилила, он подумал, что можно было бы нагреться на нем, в другой обстановке, подозвал и стал расспрашивать. Но толку было мало; они не могли понять друг друга; все, что понял югослав, было название судна, на котором пришел негр.

На следующий день мы с Хануманом были в порту; югослав позвал негра. Когда он его звал (югослав встал у причала и глядя снизу вверх на корму, стал кричать: «Амбруаз! Амбруаз фо хелвеэе [50]!!!»), было странное впечатление, будто зовут не человека, а собаку. Амбруаз вынырнул, обеспокоенный, чумазый, весь в мыле; стал быстро шарить глазами по причалу, как-то нервно перебирая огромнейшую тряпку, ворсистую. Я подумал, что это скорей выглядело так, словно югослав звал не собаку, а ручную обезьянку, которую он сдал напрокат кому-то на какую-то работенку на судне, и вот теперь хотел забрать зверюгу обратно.

Амбруаз спустился. Лениво, неторопливо, осторожно, с улыбкой очень неуверенного в себе человека. Точно он выбирал для себя: радоваться или надменничать. Я спросил негра по-французски, за сколько он купил бы компьютер; тот стал называть совершенно ненормальные цифры: 100–150 крон! Мы захохотали, стали говорить друг другу: «Видимо, этот идиот думает, что 100 крон — это огромные деньги! Xа-ха-ха! Или это действительно огромные деньги для него!!!»

Мы объяснили ему, что за сто крон он может купить мышь разве что; махнули рукой и сделали вид, что хотели уйти, но негр спросил: «A что если я купил бы что-то другое? Что я мог бы продать у себя на родине! А места на корабле много!» — Свеноо крикнул какую-то шутку: «Гвозди! Купи тонну гвоздей!!!» Сам посчитал свою шутку невероятно смешной, расхохотался, и потянул югослава за рукав — пить водку, пока горит! Хануман задержался, спросил его через меня, что они грузят, что за работа такая; негр сказал, что они везут из Европы в Африку покрышки, просто покрышки, из них в Африке строят самые невероятные постройки, включая дома…