Дельфин в стеарине - Николай Романецкий

31

Обычно меня будит Катя. Либо, если я занимался ночной слежкой и потому встаю после начала рабочего дня, – будильник известной фразой «Не спи, странник!» с добавлением цитаты из Ивана Ефремова.

Но этой ночью меня разбудил не Ефремов, а битлы – все той же композицией «О дорогая».

Я схватил телефон с тумбочки, слетел с кровати и выскочил в коридор, чтобы не разбудить Катю.

Звонили с мобильника, принадлежащего Константинову.

Я прикрыл дверь в спальню и отозвался:

– Слушаю вас, Антон!

– Извините, Макс, за ночной звонок, но дело не терпит отлагательства. Минуту назад мне сообщили из дорожной инспекции, что на седьмом километре шоссе «Сертолово – Агалатово» в автомобильной аварии разбился Георгий Карачаров.

– Как Карачаров? Вы хотели сказать – Громадин…

В трубке послышался легкий смешок.

– Нет, Макс. Я хотел сказать – Карачаров.

– Но почему Карачаров? – Я никак не мог собрать мысли в кучу.

– Вы наверное еще спите… Просыпайтесь! Я еду туда. Вы не желаете побывать на месте аварии?

Я тут же проснулся, а во мне проснулся Арчи Гудвин. Он весьма желал посмотреть на аварию. Места были ему знакомыми – именно там в прошлом году я тайно встречался с журналистом Сергеем Баклановым, убитым позже людьми Раскатова-Поливанова.

Скрипнула дверь. Из спальни высунулась заспанная Катя:

– Что случилось?

– Ничего особенного. Спи. Я должен удрать на пару-тройку часиков.

Она зевнула, прижалась ко мне теплой грудью:

– Хорошо. Будь, пожалуйста, осторожен.

– Буду, буду. Иди спать.

Катя скрылась в спальне.

А я быстренько оделся, сбегал в кабинет и достал из ящика стола «бекас». Пристроил кобуру под левую мышку, накинул на плечи куртку, спрятавшую оружие от посторонних глаз, спустился в гараж и вывел «забаву» наружу. Охранник у шлагбаума выглядел слегка раздраженным (была как-никак половина второго ночи), однако привычно отдал мне честь и пожелал счастливого пути весьма и весьма любезным тоном. Я достал сигареты и закурил. Соглядатая в свете фонарей поблизости не наблюдалось – он либо еще катался на яхте, либо спал в родимом доме. Впрочем, даже торчи он у меня на хвосте, это бы ничего не меняло.

Движение по улицам в ночном режиме отличается от дневного – приходится быть настороже при подъезде к перекресткам, ибо есть безголовые типы, для которых нет ничего заманчивее в жизни, чем прокатиться с ветерком, не обращая внимания на знаки и сигналы светофоров. Тем не менее, катил я быстро и доехал до места аварии за пятьдесят минут.

Место аварии найти было нетрудно – вдоль обочины там стояло несколько машин с горящими фарами. Я пристроился за последней, выключил зажигание и выбрался наружу. Зябко поежился: тут было попрохладней, чем в городе.

Мною тут же заинтересовался кто-то из представителей закона:

– Гражданин, здесь не надо останавливаться, не цирк.

Пришлось сослаться на Константинова. Его тут знали – мент сразу же от меня отстал.

– А где сам Антон Иванович?

Его тут знали даже по имени-отчеству – мент махнул в сторону освещенного фонарями пространства, окружавшего толстенную сосну. Ствол был изрядно ободран. Белая щепа в неверном свете напомнила мне расхристанные по траве мозги неведомого гиганта – весьма неожиданный образ.

Под сосной дымились обгорелые останки автомобиля. Я не сразу узнал марку. Но потом разобрался – «рено». Чуть в стороне на носилках покоился застегнутый на молнию пластиковый мешок для перевозки трупов. Пахло остро и неприятно.

Константинов заметил меня первым. Приблизился, мы обменялись рукопожатиями и отошли назад, к дороге.

– Чертовщина! Третий раз! Не бывает таких случайностей!

– Но почему Карачаров? – спросил я. – Вроде должен был быть Громадин? Это не Громадина машина?

Вопрос был глупым, я и сам сразу это понял.

– Кавказца это машина. – Константинов полез в карман, достал сигареты и закурил. – И труп Кавказца. Я его уже опознал, по часам. У него одного «Кардинал» был.

– А что подушка безопасности? Не сработала?

– Наверное, отключена была. У Громадина бы сработала.

Тут он был прав. А скорее всего Громадина здесь бы и вовсе никогда не оказалось – на загородном шоссе, в одиночку, ночью…

Я тоже закурил:

– Честно говоря, Карачаров мне казался самым подходящим кандидатом в убийцы.

– В самом деле? – удивился Константинов. – А что так?

Я пожал плечами:

– И сам не знаю… Считайте, интуиция.

– Что ж… Значит, она вас подвела.

– Значит, подвела, – согласился я. – Слушайте, Антон… Нельзя ли, чтобы я хотя бы поприсутствовал тут вместе с дознавателями? Потерпят они меня?

Константинов сделал несколько глубоких затяжек, бросил окурок на асфальт и растер подошвой.

– Подождите здесь. Пойду переговорю кое с кем. – Он двинулся в сторону освещенного круга, в котором метались тени.

Я снова поежился, запахнул полы куртки и застегнул молнию под самое горло.

Высоко над дорогой висел Летний Треугольник – Вега, Денеб и Альтаир, загадочно мерцая, пялились на меня из своего прекрасного далёка, равнодушные, как гвозди. Им по барабану была и моя судьба, и судьба Кати и тем более судьба того, что осталось от красавца Георгия Карачарова.

Было бы смешно поражаться хрупкости человеческого тела, пройдя закавказскую бойню, но сейчас, под яркими загородными звездами, я вдруг до ужаса, до дрожи в членах ощутил собственную слабость и недолговечность. Как ни странно, присутствие кобуры под мышкой совершенно не добавляло храбрости и ощущения силы. Мне вдруг представилось, что это я там лежу, в пластиковом пакете, неподвижный, изорванный, обгорелый, воняющий… Я потряс головой, избавляясь от наваждения, вытащил из кармана сигаретную пачку, трясущимися пальцами выволок «верблюдину» и с трудом прикурил. Никотин прочистил мне мозги, в них родилась неожиданная уверенность в том, что не моими останками полон пластиковый пакет лишь по одной причине – я в этом деле еще никого не убил. И, глядя на бегающие в свете фонарей тени, я поклялся себе, что приложу все усилия, чтобы так никого и не убить. Только в этом, я чувствовал, мое спасение…

Среди теней выделился Константинов, приблизился.

– Все в порядке. Вмешательства вашего они не потерпят, но на присутствие согласны. Идемте!

Меня подвели к старшему менту – это был капитан – и представили:

– Вот он, Петрович! Зовут Максимом! Пусть он тут с вами покрутится.

– Умер Максим, и хрен с ним! – сказал капитан. Продолжения не последовало: судя по всему, это была шутка.

– А я поехал. – Константинов попрощался с капитаном за руку и подошел ко мне: – Завтра… то есть утром звоните.