Бифуркатор (СИ) - Алекс Белов

Не обращая внимания на кривляющегося на фоне Эдуарда, мы заворожено глядим на Глобус и почти не дышим.

— Почему он говорил мы? — вдруг произносит Серый.

— Я тоже заметил, — киваю. — Может, тут Шаман оказался прав. Может, это какой-то коллективный разум?

— Всё может быть. Пока не дойдём — не увидим, — говорит Стёпка и оглядывает нас. — Так пошлите же быстрее! Это наша финишная прямая.

Но я не тороплюсь. Поглядываю на Буратино, который устало сидит перед куполом силового поля и злобно щурится на нас. Мне его нисколько не жалко, даже хочется ударить.

— Вы видели, с какой лёгкостью доктор создал купол, обеззвучил этого гада и создал радугу? — говорю.

— А я о чём с самого начала твердил, — произносит Стёпка. — Они обладают невероятной силой.

— Кто они??? — требует Серый.

— Ну так а чего мы стоим? Пойдёмте, и узнаем! — раздражённо восклицает Стёпка.

— Не надо радоваться раньше времени, — говорит Сергей, хмурясь. — Может, они нас подманили пряником. Сейчас придём, а там нас убьют и Глобус отберут.

— Вечно тебе везде заговоры мерещатся, — вздыхает Стёпка. — В любом случае, у нас выхода нет. Путь только туда. Кстати, а ты классно зассал, когда этот придурок на нас с пистолетом вышел! — последнюю фразу Стёпка произносит весело, хлопает Серого по плечу и устремляется прочь от привокзальной площади.

— Идиот, — вздыхает Сергей и направляется следом.

Искать в большом незнакомом городе точку, указанную небом не так-то просто. Мы потратили кучу часов до самого вечера, изучили всю ленинградскую разруху, увидели даже старый танк, сожрали все припасы, пока серое готичное здание с потрескавшимися каменными львами не выросло перед нами.

Радуга ударялась прямо в покорёженный шпиль на верхушке. Серый великан с кучей острых башенок, возникший перед нами, оказался ровным параллелепипедом, уходящим в небо. В нём, наверное, тысячи кабинетов.

— И где нам здесь искать этого вашего доктора? — ворчит Сергей.

И вдруг радуга в небе выключается, будто и не было её вовсе.

— За нами следят, — шепчу, а у самого сердце бьётся у горла. Я в шаге то ли от победы, то ли от смерти. Садящееся солнце отбрасывает от нас длинные тени, лёгкий ветерок шуршит мёртвыми растениями, площадь наполняется призрачными едва уловимыми звуками. Под терпкую симфонию больше склоняешься к мысли о смерти, нежели о спасении.

— Так чего мы стоим!? — восклицает Стёпка. — Пойдёмте скорее. — И семенит по каменным ступеням наверх.

Я вдыхаю запах мёртвого мира в последний раз, полной грудью, и бегу за другом.

Андрюшка! Его спасение уже вот где-то здесь!

Обгоняю Стёпку, мысль о братишке придаёт уверенность. Снова мрачные мысли. Пусть нас сейчас встретит монстр с щупальцами и убьёт на входе, отобрав Глобус. Я попрошу только, чтобы Андрюшке передали, что я его пытался спасти.

Распахиваю тяжёлые двери и оказываюсь на лестнице. Всё гораздо проще. Никаких лифтов, коридоров, просто светлая ровная лестница из мрамора, уходящая далеко вверх. И я пускаюсь по ней. По бокам мелькают компактные лампочки, встроенные в стену. Великанский пролёт уже не принадлежит умирающему миру. Ступени подметали на днях, лампочки новенькие.

— Андрюшка, — шепчу я и стараюсь думать только о наших прошлых приключениях.

А сердце всё равно бьётся нервно.

На очередной тысячной ступеньке замечаю конец лестницы, упирающийся в массивную деревянную дверь, покрытую лаком. Нисколько не удивляюсь оранжевому цвету. А в центре резного полотна светится значок трёхлистного клевера.

— Тёмка, подожди, — пищит позади Стёпка.

Схватившись за ручку двери, я оборачиваюсь. Друзья отстают всего на пару десятков ступенек. Нет, я не могу ждать. У меня сейчас сердце разорвётся! Я три дня ждал, я чуть не умер, я пришёл за своим братом!!!

Собрав усердие в кулак, я толкаю дверь вперёд и попадаю в офис доктора Вечности.

ТВАРИ-ВНЕ-ВРЕМЕНИ

Нас ждёт награда, мой нежный ушлёпок!

Что меня так сильно напугало, когда я пришёл в больницу к тёте Марине, когда та умирала? Забинтованная голова, с торчащими наружу красными губами. Но страх поселился раньше, ещё за три года до этого, когда Андрюшке исполнилось шесть лет.

В том октябре мы решили отметить хэллоуин. Я, Стёпка, пара девчонок и мои родители заставили взять Андрюху, хоть я и противился. Решили показать театральное представление моим предкам, родителям Стёпки, а потом погулять с угощениями в нашей тайной штаб-квартире недалеко от дома Герундовых.

Представление рассчитывалось на четыре человека, и поэтому мелкий не вписывался. Да тут ещё Андрюшку угораздило делать костюм тайно, чтобы мы узнали в самый последний момент. Ну я тогда подумывал поставить мелкого на какую-нибудь молчаливую роль, скажем, напарником главного героя.

Тридцать первого октября я увидел наряд брата. Он надел строгий костюм, купленный родителями в школу, и натянул на голову белую резиновую маску без глаз, ушей, носа. Брат сделал вырез только для губ, чтобы не задохнуться. Если бы я тогда знал Слендермена, то провёл бы прямые ассоциации.

Представление исполнили. Андрюшке, как и предполагалось, досталась роль главного молчуна. Ему нужно было лишь ходить, держась за руку со Стёпкой. Маленький спектакль поставили сначала перед моими родителями, потом перед Герундовыми. Сказка, которую сочинили мы со Стёпкой, оказалась столь жуткой, что даже мы чуточку испугались, играя роли.

Хотя родители пришли в восторг и надарили нам невероятное количество сладостей. Метрах в десяти от калитки Грундовых, в лесопосадочной полосе мы в то лето состроили крутейшие шалаши, разделённые на несколько комнат.

По дороге к ним, после представлений, когда небо уже покрылось сыпью звёзд, мы бурно обсуждали происходящее. И пришла мне в голову нехорошая идея. Ведь конфетами же придётся делиться с Андрюшкой, а он-то и ничего толком не сделал. Я пошептался об этом с девчонками, те согласились. Моего младшего брата нужно убрать. Стёпка не сказать, чтобы был против, но и не одобрял такой затеи. Мой молчаливый друг всегда соглашался с любыми нашими выходками.

И уже в лагере я вдруг сказал, что стоило бы развести костёр, ибо очень холодно. Тут я не врал. Почти ноябрь на дворе, мы в сапогах, на двое штанов, в куртках. А утром, надо сказать, прошёл дождь.

Мы заранее договорились, как разыграем сценку перед шалашами. Я велю Андрюшке набрать сухого хвороста и возвращаться. Тогда мы поделимся с ним шоколадками. Маленькая безликая фигурка с одними губами внимательно слушала инструкции, а потом немедля поскакала по тёмной лесопосадке исполнять приказ.

Спрятавшись в главном отделении шалаша, мы включили фонарь и немедленно полезли в мешочек с награбленным. Конфеты улетали быстро, только обёртки падали на пол. Сладости активно запивались спрайтом.

Но Андрюшка вернулся быстро, сказав, что в такую погоду найти сухой хворост почти невозможно и что он продрог. И я накричал на него. Сказал, что тогда он получит только фантики в подарок. Андрюшка сначала ныл, надувал губки, но потом тёмная фигурка вновь скрылась между деревьями. Сквозь темноту ещё минуту мелькала белая головешка его маски. А я возвращаюсь к друзьям. Внутри шалаша уже тепло, мы надышали.

Сладости снова полетели в наши утробы. Мы шутили, пугали друг друга страшными историями, смеялись. Честно говоря, страх не уходил ни на секунду. Ночь и лес не перестанут пугать, когда тебе десять.

Когда в мешочке осталось всего три конфеты, мы опомнились. Андрюшка до сих пор не вернулся. Первым заволновался СТЁПКА! Не старший брат, а мальчик, почти не имеющий к Андрюшке никакого отношения.

Он с девчонками немедля сорвался искать Андрюшку. А я не пошёл. Мне стало очень страшно. Вдруг Андрей забрёл очень далеко и умер, вдруг его съели, что я скажу матери? Я сидел, жевал одну из трёх оставшихся конфет и плакал. Но я боялся не за младшего. Боялся, за нагоняй, что получу дома.

И вдруг меня отвлекает шорох.

А в шалашиках мы окна делали, чтобы было видно, кто идёт. Я оборачиваюсь на шорох и вижу в окошке силуэт. Очень маленький, Андрюшкин поди, но сразу так и не скажешь. Да ещё поисковой отряд Стёпки фонарик забрали.

Издалека слышны их негромкие голоса: Андреееей! А здесь тишина, лишь молчаливый силуэт за окном.

— Андрюха? — тихо спрашиваю я, утирая слёзы. Он молчит. — Андрюха, это не смешно, говорю.

И тут вспоминаю о телефоне в кармане. Вытаскиваю его, включаю и направляю в сторону фигуры. Свет экранчик даёт очень слабый, колени-то свои не разглядишь, а что тут говорить о фигуре, спрятавшейся за полтора метра от меня, однако едва уловимый ореол прочерчивает сквозь тьму белое лицо с губами. Ни глаз, ни носа, только губы. А может, я сам себе дорисовал образ, ведь говорю же, очень темно было, а облик проявился почти призраком.