Топографический кретин - Ян Ледер

огонь! Кий толкает биток, и тот с тугим, костным стуком аккуратно отправляет нужный шар в дальнюю диагональную.

Именно так всегда выходило в компьютерном пуле, уровень «суперлегкий». А тут чёртовы шары не то что в лузы не попадали, так ещё и со стола норовили выскочить, лишая Якова с таким трудом случайно набранных очков. Он применил даже тайное зомбирование противника: когда тот готовился к удару, повторял про себя: «жопник! жопник!» — но и этот метод, когда-то неплохо зарекомендовавший себя в настольном хоккее, здесь не срабатывал.

Отчаянно сливая очередную партию, Яков целиком сосредоточился на том, чтобы не продуть хотя бы всухую, и на внешние раздражители реагировал вяло, поэтому Жанну заметил, только когда она, прильнув к нему, прощебетала на ухо:

— Хочешь доиграть? Я подожду.

Ох, какими глазами его провожали! Без агрессии провожали, скорее, с завистью.

3 февраля

Полураспад

Я и вправду не импотент и не гомосексуалист. Это кое-что похуже, — меланхолично обронил трубач. — Я люблю свою собственную жену. Это моя эротическая тайна, которая для большинства людей совершенно непостижима.

Милан Кундера

Наша деревня — наверное, правильнее теперь говорить: моя деревня — потому что она, как выяснилось, не фанат, — так вот, моя деревня замечательна несколькими вещами.

Во-первых, она находится, как здесь говорят, дверь в дверь с чудесным Гринвичским парком, по зеленым холмам которого деловито снуют, путаясь под ногами, полчища белок, суетятся сухопутные и водоплавающие птицы и валяются в своем просторном вольере вечно чего-то стесняющиеся олени.

Во-вторых, к деревне прилегает огромный луг, с которого совершенно волшебно, особенно по вечерам, устремляется ввысь шпиль церкви Всех Святых. В теплые дни сюда съезжается пол-Лондона, чтобы поваляться на траве и позапускать воздушных змеев.

В-третьих, здесь абсолютно не логичным для столь малого поселения образом уживается друг с другом неисчислимое количество парикмахерских и контор, торгующих недвижимостью, — почти по Ильфу и Петрову.

И еще деревня славится столь же грандиозным числом и разнообразием едален и питеен. На пятачке двести метров на сто здесь помещаются: пять или шесть итальянских ресторанов, два индийских, один французский, один испанский, один техасско-мексиканский, один общеевропейский, один китайский, один аргентинский, два непальских, один тайский, три деликатессена, в которых народ расслабленно пережевывает свежеприготовленные завтраки, а также пекарня, мясник, шоколадница, три винных лавки, несколько пабов, пара кофеен и четырехэтажный ночной клуб "Пещера Остина".

Ничего не упустил? Надо будет проверить.

И есть еще заведение "ЗероДегрис", то есть "НольГрадусов". Здесь наливают самое свежее во всей округе пиво: его варят тут же, за прозрачной стеной, в больших оцинкованных емкостях, из которых по блестящей коленчатой трубе живительная влага подается в краники на стойке.

Сегодня пятница, традиционный день, когда англичане заправляют топливом горящие всю рабочую неделю организмы. К тому же дело к вечеру, так что площадь не занятого алкоголиками пространства в "Градусе" стремится к нулю. Единственное свободное место — за столиком, у которого сидит человек на вид чуть старше меня и с хвостом до лопаток.

Отскок. Плюсы

Одиночек распознавать легко. В пивной они не снимают пропахшей бургеркингом верхней одежды: пойдешь в туалет — оставить не на кого. И часто смотрят на часы, хотя торопиться им точно некуда. Вернее — не к кому. Что это, жест отчаяния или проверка — сколько еще осталось? Но тогда уж лучше календарь.

А вообще быть одному даже хорошо — делай что хочешь и когда хочешь, смотри на женщин без зазрения, заводи с ними романы, ничто и никто тебе не мешает, и ты не помешаешь никому.

Быть одному совсем не так уж плохо. Только очень одиноко.

Он заворачивает сигаретку. Я беру пшеничного с клочьями неотфильтрованного тумана и подхожу к нему.

— Извините, здесь не занято?

Вымученная улыбка в ответ.

— Нет.

— Не против, если я подсяду?

— Да нет, не против. Если вы не сумасшедший, конечно. Вы ведь не сумасшедший?

Не знаю.

— Нет. А что, похож?

— Да с ходу разве скажешь. Мне сейчас только сумасшедшего не хватало. Извините, у меня просто плохой день.

Он и внешне чем-то напоминает мне меня: тертые джинсы, бомбардировочная куртка рыжей кожи — я подобную лет десять носил, пока совсем не развалилась, — и длинный хвост, точно как был у меня, пока перед самой свадьбой она за руку не отвела меня к своей парикмахерше, учинившей на моей голове что-то помоднее. Она всегда считала, что слишком длинные волосы мне не идут. Но были и другие мнения.

Эльдар в Москву приехал в командировку, а я в ней в то время жил. Странное дело: мы выросли в разных концах Советского Союза, к тому же ему меньше лет, но притерлись мгновенно, уже на второй день понимали друг друга так, будто в детском саду на соседних горшках сиживали.

Работали вместе, нередко по ночам, и когда смурной столичный люд, толкаясь в метро, сонным потоком сочился на службу, мы выходили из отеля, в котором наша контора арендовала помещения, щурились на солнечный свет и думали, чем бы заняться, чтобы не уснуть. Порой добредали до пустынной в этот час и оттого ещё более необъятной Красной площади, на которой поддатые с утра зазывалы безнадежно расписывали в сиплые рупоры неубедительные прелести двухчасовых автобусных экскурсий.

Как все нормальные, пусть и временные, жители столицы, мы лишь посмеивались над бездельниками, поддающимися на нехитрый мегафонный маркетинг, а сами следовали дальше в поисках более цивилизованных развлечений. Однажды в переулке у Тверской нам подмигнула красивая белая вывеска.

— Смотри-ка, а я и не знал, что здесь есть приличное заведение, — сказали мы и, гонимые не столько любопытством, сколько желанием побороть утреннюю жажду, вошли в красивую белую дверь.

За дверью был не бар, а витая белая лестница — и вот тут-то нам бы и сообразить, что дело нечисто, перейти улицу по грязному кафельному подземелью, заглянуть в давно изученное "Место встречи" и сидеть бы себе припеваючи да припиваючи не очень качественного, но все же сносного общеупотребимого, так нет же. Мы вдруг ощутили неодолимую тягу к освоению новых пространств, к которым, как известно, ковровых дорожек никто не прокладывает. Впрочем, нам такой и не требовалось: ковровую дорожку весьма убедительно и очень эффектно заменяла красивая белая лестница, ввинчивавшаяся в теряющуюся в высоте перспективу белых перекрытий.

Пролетом выше оказалась площадка, но ни одной двери, и мы храбро, как и положено покорителям неизведанных высот, проследовали дальше, на приглушенные звуки музыки. Выяснилось, что извлекаются они из элегантного белого рояля, стоящего посреди большой белой залы и отражающегося