Светлая печаль Авы Лавендер - Лесли Уолтон

Перед тем как выйти из дома, она повернулась к Рене.

– Только попробуй забрать ее к себе, – обратилась она к нему.

– Не хотелось бы, – прохрипел он.

Глава двадцать четвертая

Когда бабушка подошла к дому Мэриголд Пай, над головой с треском сверкнула молния, за которой последовал громовой раскат. В то мгновение, когда молния осветила небо, Эмильен заметила, что буквы «Г» в имени Мэриголд Пай на почтовом ящике не было. Она лежала под огромным кустом рододендрона, который отделял дом от дороги. Буква оторвалась, упала вверх ногами и задом наперед и вместо «Г» стала похожа на уголок. «Генри, я наконец нашла твой уголок в кустах», – с мрачной иронией заметила Эмильен.

Входная дверь была открыта, в доме – темно и тихо. Эмильен знобило – то ли от холода, то ли от страха. И все же она обреченно вошла. Нашарив выключатель, зажгла свет. Пол и стены прихожей были забрызганы чем-то вроде краски – таким ярким был красный цвет. В воздухе густо пестрели крапчатые бело-коричневые перья. Эмильен начала задыхаться – ей казалось, что перья лезли в рот, нос, легкие. Она лихорадочно замахала руками.

На полу красное, и везде перья.

В первый момент, когда Эмильен вошла в дальнюю комнату, ее сердце от облегчения забилось сильнее: у ее внучки не светлые волосы. Но потом она увидела кровавые обрубки на моей спине, увидела крылья на ковровом покрытии – кровавое месиво из порванных сухожилий, перьев, переломанных костей, валявшихся в стороне. К горлу подступил комок желчи, сердце оборвалось. Все же это была я.

Эмильен опустилась на колени, прижала свое лицо к моему и не дышала, пока не почувствовала мое дыхание на своей щеке. Дышит. Быстрым движением она сняла с себя промокшее пальто и прижала его к ранам. Крови было очень много; пол стал липким. По обеим сторонам пальто образовались красные круги, и вскоре руки Эмильен тоже были в крови. Бабушка подняла голову, хотя прекрасно знала, что увидит. Вот и она, висит над каминной полкой.

Кошка на стене.

Моя мама никогда не понимала выражение «сердце замирает». Пока она мчалась к Вершинному переулку (Генри с Труве с трудом удерживались на сиденье рядом), сердце Вивиан не замирало. Какая польза от замершего сердца? Ее сердце выпрыгнуло из груди и мчалось впереди, на пару метров обгоняя автомобиль. Она видела его в свете фар, с болтающимися по бокам артериями вместо рук. Вот бы послать его вперед, еще быстрее! Вот бы оно уже заворачивало за угол в Вершинный переулок. Вот бы оно уже сидело рядом с Авой, где бы она ни была.

Генри беспокойно хныкал.

– Скоро приедем. – Вивиан тянула слова, как песенку, – так она успокаивала его, когда он был маленький. Вот и сейчас Генри подхватил ее песенку и принялся мурлыкать себе под нос; она увидела, как черты его лица постепенно смягчились.

Пикап пронесся мимо расплывавшихся перед глазами школы, церкви, почты. Дождь усиливался, «дворники» едва справлялись. Вивиан подалась вперед, сжав руль так, что побелели костяшки пальцев, и всмотрелась в темноту.

Увидев его – мужчина бежал прямо на нее, – она ударила по тормозам. Визг колес разорвал рокочущий дождь, она стремительно выставила руку в сторону, чтобы Труве и Генри не врезались в лобовое стекло. Остановившись перед машиной, мужчина уставился на Вивиан дикими черными глазами, лицо было испачкано красным. «Кровь», – с ужасом поняла она.

Вивиан не успела ничего предпринять – за спиной у мужчины возникли два силуэта. Бледные, полупрозрачные, они мерцали в свете фар. Глаза у них были мутные, невидящие; по сероватой уродливой коже стекала вода. Одна фигура держала ребенка там, где должно биться сердце. Другая, мелькая то в виде девушки, то в виде канарейки, сердито вытягивала руку, чтобы вцепиться в мужчину.

И затем они его поймали.

Объятая ужасом, Вивиан увидела, как полупрозрачные фигуры окружили его. Ночь наполнилась криками – хриплыми, нечеловеческими.

Вдруг что-то вспыхнуло, улица заполыхала. Обжигающее тепло касалось лобового стекла. Мужчина пытался убежать, дико размахивая руками, но его движения, похоже, сильнее разжигали пламя.

И затем, так же внезапно, огонь и жертва исчезли, оставив лишь тяжелый дух паленой кожи.

Труве нервно описал полукруг на сиденье, скуля и наступая на Генри.

– Сиди здесь. Ни с места, – велела Вивиан Генри. Она поставила машину на ручной тормоз и распахнула дверцу. Пес выпрыгнул за ней и, пригнувшись к земле, торопливо обошел пикап. На тротуаре перед автомобилем, где стоял несчастный, зияла черная отметина. Ей вспомнились глаза мужчины: темные, дикие, немигающие. Вивиан опустилась на колени прямо в лужу и провела рукой по отметине. Асфальт обжигал пальцы.

Взглянув вверх, она успела увидеть, как призраки растворились в темноте.

Первой к дому Мэриголд Пай подъехала скорая, за ней – местная полиция. На свет мигалок стеклись все жители Вершинного переулка. Здесь были и престарелые сестры Мосс в одинаковых домашних тапочках, в пальто и с одним зонтиком – чтобы дождь не замочил папильоток. Был и сонный, одетый в пижаму Марк Флэннери с сыном Джеремайей. Зеб Купер вскочил с постели при звуках сирены скорой. Одетый только в длинные красные трусы и пару галош, он пытался убедить соседей переместиться на пешеходную дорожку. Его сын Роуи тоже был здесь, как и рыдающая дочь Кардиген – оба белые как снег от страха. Рядом с ними стояла Пенелопа, которая сначала разревелась, когда поняла, что ее семья цела и невредима, но потом заплакала во второй раз, когда узнала, что семья Эмильен – нет. Была здесь и Вильгельмина Даввульф – именно она проводила маму в дом Мэриголд, обе вошли в мужественном отчаянии.

Были здесь и Констанс Квокенбуш и Делайла Зиммер, лучшие подруги, которые преподавали в первых классах начальной школы. Был Игнатий Лакс, директор средней школы, и его жена Эстель Марголис, а рядом с ними – Амос Филдз, который ни к кому особо не проявлял доброты с тех пор, как его сын погиб на Второй мировой войне, но, кажется, всегда находил средства, чтобы купить утренний круассан в булочной у Эмильен. Были здесь и пастор Трэйс Грейвз, и ребята из средней школы, которые возвращались в этот момент с водохранилища. Один из парней взял стоящего на улице большого белого пса и надел ему на шею свой ремень, чтобы пес не набедокурил. Какая-то девочка вытерла собаке грязные лапы своей курткой. В конечном счете переулок заполонили несколько бригад скорой помощи и еще больше полицейских в строгой синей форме, их машины с мигалками хаотично перегородили всю улицу. Говорят, что, когда меня выносили – мое бескрылое тело распростерто на носилках, рядом мама и бабушка в перепачканной кровью одежде, – весь