Александрийская поэзия - Грабарь-Пассек Мария Евгеньевна

Воле божественной Зевса, своей насладится он пищей.

С ложа, как призрак бездушный, он встал и, опершись на посох,

Им навстречу пошел бессильной стопою из дома,

Щупая стены рукой; когда шел он, дрожали колени;

200 Был он и слаб и дряхл; заскорузлой покрытое грязью,

Ссохлось тело, — лишь кожа да кости его и держали!

Вышел из дому, сел, ибо ноги отяжелели,

Он на пороге дверном; все в глазах у него закружилось,

Стало темно; показалось ему, что земля под ногами

Кругом пошла, и в безмолвное он забытье погрузился.

Чуть лишь его увидав, вокруг столпились герои

И онемели. А он, из груди испустивши глубокий

Вздох, обратился к гостям с таким пророческим словом:

«Слушайте вы, из эллинов всех наилучшие, если

210 Вправду вы — те, что, владыки суровым веленьем гонимы,

На корабле Арго за руном пустились с Язоном.

Да, конечно, то — вы! До сих пор к прорицаныо способный

Ум мой во все проникает. Тебе приношу, о владыка,

Отпрыск Латоны, и в тяжких мучениях моих благодарность.

Зевсом, — оплот он молящих и к людям безжалостен грешным, —

Именем Феба и Геры, которая в вашем походе

Более прочих бессмертных о вас печется, молю я

Помощь мне дать! Горемыку меня, о, спасите от скверны.

Не отплывайте отсюда, оставив меня в небреженье,

220 Безо вниманья. Не только Эриния мне надавила

Тяжкой пятой на глаза и старость влачу я до века, —

Более тяжкое горе над прочими бедами виснет.

Гарпий рой изо рта у меня всю еду похищает,

Из неизвестного мне прилетая гиблого места.

Чем помочь, не придумаю я. Но гораздо скорее

Я б от ума своего утаил, что поесть собираюсь,

Чем от них, — вот как быстро по воздуху мчится их стая!

И если даже еды мне немного они оставляют,

Смрадом гнилым несет от нее таким нестерпимым,

230 Что и недолго его не мог бы вынести смертный,

Будь его сердце хотя бы из крепкой кованой стали!

Горькая только меня нужда заставляет остаться,

В злой желудок влагать, оставшись, те гадкие яства.

Есть оракул, что гарпий сыны Борея отгонят,

Силой меня защитят, ибо мне они не чужие,

Я ведь Финей, среди смертных когда-то известный достатком

И прорицания даром; рожден я отцом Агенором,

Их же родная сестра Клеопатра, когда средь фракийцев

Царствовал я, с приданым вошла в мой чертог, как супруга».

240 Вымолвил Агенорид — и объяла тут каждого жалость

Из героев, сильнее же всех — Бореадов обоих.

С глаз своих слезы сморгнув, подошли они ближе, и молвил

Зет, сжимая в руке удрученного старца десницу:

«Бедный! Скажу, что несчастней тебя не найдется на свете

Ни одного из людей. И за что столько бед привязалось?

Не погрешил ли ты против богов в неразумье опасном,

Ты, в прорицанье знаток? Не оттуда ли гнев их тяжелый?

Ум цепенеет от страха у нас, хоть помочь мы желаем,

Если всецело на нас ту честь божество возложило,

250 Ибо приметны угрозы богов для людей земнородных

И потому отогнать от тебя мы не раньше решимся

Гарпий, хотя и желаем того, покуда не дашь ты

Клятвы, что мы потому богам ненавистны не станем».

Так он сказал. Зрачки на него поднял старец пустые,

Очи широко открыв, и таким ответствовал словом.

«Смолкни! Мыслей таких, дитя, не влагай себе в душу.

Пусть Аполлон, что меня добровольно учил прорицаныо,

Будет свидетелем мне, и злосчастный жребий, который

Выпал мне, и очей слепота, и подземные боги, —

260 Пусть они мне, уж и так мертвецу, милосердья не явят, —

Но никакой от богов за помощь мести не будет».

Оба тогда, после клятвы, ему помогать возжелали.

Более юные пир приготовили сразу для старца,

Чтобы последней он был для гарпий добычей. А братья

Стали рядом, чтоб гнать прилетевших чудовищ мечами.

Но едва лишь рукой до еды своей старец коснулся,

Гарпии, буре внезапной подобно иль молнии быстрой

Из облаков излетев, появились всей стаей нежданно,

Алчно к пище стремясь и шумя. Герои, едва лишь

270 Их увидали, все вскрикнули враз. Они же, немедля

Все без остатка пожрав, понеслися прочь поскорее,

Вдаль над морем летя и оставив смрад нестерпимый.

Им же вослед, по пятам, сыны Борея немедля,

Против чудовищ мечи устремляя, помчались; Зевес им

Силу в тот день даровал неустанную. И без Зевеса

Не погнались бы они, ибо гарпии, словно порывы

Ветра неслись, когда мчались к Финею иль вспять от Финея.

Словно как в горных лесах искусные в травле собаки,

Или рогатых коз или ланей из глаз не теряя,

280 Следом бегут и, почти что уже настигая их сзади,

Зверя готовы схватить, только щелкают втуне зубами, —

Так же и Зет с Калаисом, почти что догнавшие гарпий,

Руки тянули, пытаясь схватить их — увы! понапрасну.

Гарпий, быть может, они против воли богов истребили б,

Их на Плавучих нагнав островах, далёко лежащих,

Если б героев Ирида проворная не увидала

И, с эфира слетев, не сдержала такими словами:

«Медью не должно разить, о сыны Бореевы, гарпий,

Зевса великого псов. Но за них я сама поклянусь вам,

290 Что никогда уже впредь они не вернутся к Финею».349

Так говоря, водой поклялась она Стикса, который

Всем небожителям страх и почтенье внушает особо,

Что не приблизятся больше они к чертогам Финея

Агенорида, зане решено так отныне судьбою.

Клятве той уступив, повернули тотчас Бореады

Вспять к кораблю. И зовут «Поворотными»350 ныне все люди

Ради того острова, что раньше «Плавучими» звались.

Вслед за тем разлучилась Ирида со стаей чудовищ:

Гарпии в недра вертепа на Крите минойском спустились,

300 К высям Олимпа она взлетела на крыльях проворных.

Старцу герои меж тем заскорузлой покрытое грязью

Тело старательно вымыв, отборных овец закололи,

Коих с собой привезли, из Амиковой взявши добычи.

После того как в чертогах обильный устроен был ужин,

Сели они пировать, и Финей пировал вместе с ними;

Жадно он ел и едой, как во сне, свою радовал душу.

Там же, когда и питьем и едою насытились вволю,

Бодрствуя, ночь они всю Борея сынов поджидали,

У очага ж среди них старик восседал, о пределах

310 Плаванья им говоря и путей завершенье подробно.

«Слушайте! Правда, ведать про все вам, друзья, невозможно

В точности, но, что угодно богам, того я не скрою.

Я погрешил уже раньше, когда, неразумный, все думы

Зевса я до конца открывал. Ему ведь угодно

Людям давать прорицанья неполные, дабы хоть в чем-то

Смертный зависел всегда от бессмертных воли могучей.

Прежде всего, едва только вы от меня отплывете,

Черные две скалы вы узрите при моря теснинах,

Между которых никто проскользнуть не мог безопасно,

320 Ибо внизу не на прочных корнях они утвердились,

Но то и дело одна другой навстречу стремится;

Так и сшибаются обе, а вкруг вздымаются волны,

Страшно кипя, и раскатом глухой отзывается берег.

Вот потому увещаний моих вы послушайтесь ныне

(Если плывете вы разум блюдя и богов почитая),

Чтоб, на свой страх поступив, не погибли вы, — по неразумью ль

Иль безрассудно вперед в молодом устремляясь порыве.