Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

приврал для красного словца – последнего в его рассказе вышло куда больше первого. Хорошей лакмусовой бумажкой тут выступил Ксандер: судя по всему, соседу Адриано рассказал свою историю первым, и хотя нидерландец ничего не говорил, но по тому, как он временами бросал на рассказчика чуть удивленный взгляд, было легко определить новые для него детали.

Что было необычным, так это то, что свою историю Адриано не забыл. Одиль привыкла, что брат из любой мелочи способен раздуть фантастическую историю, сам в нее поверить и уверить остальных, а потом отпустить ее жить своей жизнью в мире, где, должно быть, и живут все придуманные и приукрашенные истории. Но своего черного человека Адриано искал, вглядывался в каждого нового учителя с надеждой опознать, расспрашивал старшекурсников. Учителя не подошли под описание, и от вопросов, если, конечно, Адриано их задавал, ушли.

На старших товарищей по учебе тоже полагаться не стоило, хотя и по другой причине. Говорили они с готовностью, но фантазировали почище Адриано в ударе.

– Что он сказал-то? – спросила Белла: на созерцаемой ею странице мантикора наконец лежала побежденной, и иберийка смогла отвлечься.

– Да что только не говорил, – пожал плечами Адриано. – Что, мол, это тут давняя легенда, и что это личный призрак Академии, а может, и не призрак, а вовсе основатель или кто-то из первых профессоров, потому что его тут сотни лет встречают. А еще сказал, что Грета фон Шиллер с Огня по нему чуть ли не работу пишет, и нам надо к ней.

– В башню Огня? – поморщился Ксандер.

– Все равно в следующем году в ней жить, – отозвался Адриано, но голос его прозвучал сочувственно.

В глубине библиотеки, будто в утробе гигантского чудовища, вдруг гулко ухнул колокол. Взмыли вверх огоньки, оставляя страницы во мраке и более не реагируя на раздраженные призывы, величаво выплыли из стен белоглазые прозрачные фигуры, безоговорочно изымая из рук книги, как ни сжимай пальцы на вдруг ставших бестелесными страницах. Одиль раздраженно выдохнула, но сопротивление, знала она по опыту, не имело смысла: у Академии были свои понятия о том, сколько можно и нужно засиживаться над книгами.

– Говорят, огневикам уже все можно, – сказал в воздух Адриано. – Ну что, в башню Огня? А потом на ужин! Ужин – дело хорошее.

Они переглянулись и направились к выходу.

Дорожки, проложенные от главного здания к башням курсов, напоминали стрелы, указывающие на три стороны света: восток, юг и запад. Этим днем они пошли по средней, ведшей на юг и обсаженной рябинами, в чьих солнечно-прозрачной, сплошь вызолоченной осенью листве уже наливались октябрьской зрелостью алые гроздья. На солнце, начавшем клониться к закату, рябиновая аллея полыхала кострами. Одиль глянула на спутников: Белла с каждым шагом шла все быстрее, вся вытянувшись, словно нетерпеливо дрожащая струна, а Ксандер не замедлялся, но шаги мерил как на плацу, и с каждым шагом лицо его становилось все бесстрастнее и словно бы бледнее. И шел он ровно посередине дорожки, как будто на древнем испытании, хотя вряд ли это осознавал.

Идти им пришлось недолго, столько же, сколько от главного здания до своей башни, пока наконец рябиновое море не расступилось, и перед ними не оказалась Башня Огня.

Она была сплошь из темно-алого гранита, а наличники окон – готически стилизованные языки пламени – вырезаны, судя по виду, из вулканического камня. Двойной спиралью до самого верха башню опоясывали факелы, а между ними иногда – Одиль даже сначала решила, что это обман зрения – пробегали быстрые огненные змейки, но как ни приглядывайся, разглядеть, что это было, не удавалось. Кое-где в оконных извивах прятались врезанные камни – сердолики или гранаты, – отзываясь мрачным мерцанием свету факелов. В опоясывавшем башню рву тоже бесновался огонь, стараясь дотянуться до моста, по счастью, куда более широкого и короткого, чем тот, что был перекинут через озеро к их нынешнему дому.

– Какая красота, – выдохнула Белла.

Одиль бы использовала не совсем это слово, да и сказала бы его с иными чувствами, но совсем отрицать грозные чары огня не стала бы и она, не покривив душой. Ксандер стоял молча, чуть нахмурившись, и на его виске беспокойно билась жилка. Адриано же весело и безразлично пожал плечами.

– Да, впечатляет, ничего не скажешь, – согласился он. – Ну что, пойду постучусь к хозяевам.

Так и вышло, что он пошел на мост первым, Белла же – второй. Оглянувшись и увидев, что оставшиеся двое смотрят на мост с сомнением, она нетерпеливо прищелкнула пальцами и протянула руку, ожидая, что Ксандер ее подхватит. Ксандер еле слышно вздохнул и выполнил немое приказание. Одиль, недолго думая, уцепилась за него с другой стороны: поняв, что благодаря этому маневру он пройдет по мосту посередине, он бросил на нее благодарный взгляд.

Окованная железом дверь тем временем распахнулась, и из нее выглянула девица, самим своим видом предназначенная быть привратницей этого места: огненно-рыжая с усыпанной веснушками розоватой кожей и, судя по тому, как они перебрасывались колкостями с Адриано, весьма бойкая на язык.

– Грета фон Шиллер? – уточнила она, когда наконец дошло до дела – примерно тогда, когда Одиль со своими спутниками дошла до брата. – Это пожалуйста. Заходите, сейчас поищем ее. Грета-а!

Внутри было на удивление светло и тепло, как у печки. Белла не удержалась и погладила одну из стен, а вот Ксандер их даже случайно не касался, как будто они могли его обжечь. Одиль осторожно мазнула пальцами гладкий камень, и он действительно оказался будто согретым изнутри.

Внутри башня походила на колодец с внутренним двором и открытой лестницей, тянущейся вверх к этажам и комнатам. Посреди двора красовался огромный, тоже окованный гранитом, дымящийся бассейн, благоухающий запахом тухлых яиц; впрочем, несмотря на неаппетитный аромат, голоса из пара доносились бодрые и веселые, и то и дело раздавался плеск.

– Наш горячий источник, – гордо объяснила рыжая. – Грета-а!

– Фиона, не ори ты так, – отозвался ей голос из пара. – Она в лаборатории.

Кончик гордого носа Ксандера чуть сморщился, словно нидерландец пытался не допустить в себя противный запах, но вот это чувство Одиль разделить не могла – точнее, могла, серу и она не обожала нюхать, но сейчас она бы дорого дала, чтобы поотмокать в этом бассейне. Белла же и вовсе стояла словно зачарованная, правда, приглядевшись, Одиль заметила, что смотрела подруга вовсе не на бассейн, а на стену, точнее – на светящееся нечто, что не разглядеть не прищурившись, но разглядев, и Одиль восхищенно охнула.

На поверку нечто оказалось гибкой маленькой ящеркой, чьи угольные глазки-бусинки созерцали людей с