Том 1. Стихотворения - Виктор Боков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я видел Россию
Я видел Россию.Она поднималасьТуманом над речкойИ светлой росой.Шла женщина русскаяИ улыбалась,За женщиной следовалМальчик босой.
И дрогнуло сердце:— Уж это не я ли?Аукни то времяИ голос подай.Мы с матерьюТочно вот так же стоялиИ сыпали сольНа ржаной каравай.
Я видел Россию.Бил молот тяжелый,Послушно емуПоддавалась деталь,А рядом кузнецУралмаша веселый,Играя, шутя,Поворачивал сталь.
Я видел Россию.Вода на турбиныБросалась и пелаВ тугих лопастях,И древние, волжскиеНаши глубиныСветили во тьмуВсей душой нараспах.
Я слышал Россию.В некошеном житеВсю ночь говорилКоростель о любви.А сам-то я что,Не Россия, скажите?И сам я — Россия!И предки мои.
Особенно тот,Под замшелой плитою,Который МосквеТопором присягал,Который когда-тоС Иван КалитоюМоскву белокаменнуюВоздвигал.
Россия!Рябины мои огневые,За вас, если надо,Сгорю на костре.Во мне и равниныТвои полевые,И Ленин,И Красная площадьВ Москве.
1963* * *
Я дам твое имя моей балалайке!Играю — а кажется, ты говоришь.И голосом доброй, хорошей хозяйкиМне ласково петь о России велишь.
А я ее знаю! За каждою строчкой,За каждым моим искрометным стихомЯ вижу то клюкву в болоте на кочке,То месяц, который на крыше верхом.
То Вологда вспомнится мне, то Воронеж,То лес богатырский, то степь Кулунда.То хлеб, за который с ломами боролись,То лагерный суп-кипяток — баланда.
Я песнями все залечу и занежу,Я раны зажму, чтобы кровь не текла.Чего мне! Я хлеб человеческий режу,И руки оттаивают у тепла.
Душа моя! Колокол сельский во храме.Ударю по струнам — и радость звенит.Я чувствую, как над моими вихрамиОтзывчивый ангел-хранитель парит!
За жизненным новым моим поворотомСады зацветают в январских снегах.И свадьбы, и свадьбы, и стон по болотам,И я, как царевич, иду в сапогах!
1964Голуби обленились
Голуби обленились,Очень испортились просто.Вся их надежда на милость,На пенсионное просо.
Ходят они, как монахи,Еле ступая ногами,Их не преследуют страхи:Как там в деревне с дождями?
Что попрошайкам за делоДо целины и пшеницы.За душу их не заденет,Если посохнут криницы.
Что им до войн и диверсийИ до любых изотопов.Голуби — иждивенцы,Приспособленцы потопа.
Может быть, это кощунство —Так проповедовать с пыломЯвно недоброе чувствоК лодырям сизокрылым.
1964 г.* * *
Птицы отпели. Отцвел таволожник.Кружатся листья в озерцах копыт.Где пробивался кипрей сквозь валёжник,Ветер в седой паутине сквозит.
Нет ни ауканья, ни кукованья,Ни бормотанья лесных родников.Где же ты, майское ликованьеС тетеревиною дрожью токов?
Грустно, пустынно и одиноко.В лес ни кукушка, никто не зовет.Ягода волчья, как Верлиока,Глазом единственным лес стережет.
Лезут на пни с любопытством опята.Братец на братца куда как похож!Ах, до чего же глупы вы, ребята,Лезете сами, дурные, под нож!
Что с вами делать? Извольте в лукошко,Будете знать, как на пни вылезать!..Осень открыла лесное окошко,Будет теперь она зимушку ждать.
1964Встреча с Шолоховым
Встретились.Шутка ли — Шолохов!Наша живая реликвия.Очи его как сполохи,Как правдолюбцы великие.
Обнял меня, как брата.— О, ты похож на Булата.Пошевелил бровями:— Ты ничего — Булавин!
Наш Златоуст седоватыйНесколько угловатый.Из-под казачьего усаЮмор летит чисто русский.Шолохов очень прозорлив,Чуток необычайно.Взгляд то нальется грозою,То материнской печалью.Сердце его не усталоШляхом идти каменистым.Он говорил даже Сталину,Как коммунист коммунисту.Он не боялся казни,Он не дрожал: что мне будет?Там, где родился Разин,Робости люди не любят.
Муза его по-солдатскиНасмерть в окопах стояла.Радуйся, смейся и здравствуй,Ясная наша Поляна!
1964Талисман
Когда на войне получил я ранение,Сестре госпитальной сказал, улыбаясь:— Возьми мое сердце на сохранение,А вовсе убьют — так на вечную память.
Сестра посмотрела серьезно, внимательно,Обшарила шрам, зажитой и зашитый:— Уж лучше мое забери обязательно,Оно тебе будет надежной защитой!
И я согласился. И тут же, не мешкая,Взял сердце: — Спасибо, сестрица, огромное! —И снова в окопы. Но пуля немецкаяМеня с той минуты ни разу не тронула.
Все небо пылало огнями салютными,Победу и радость весна принесла нам.Я правду сестре говорил абсолютную,Когда ее сердце назвал талисманом.
1964* * *
Манит меня в мальчишник,К молодости и маю,Я до сих пор зачинщик,Я до сих пор атаманю.
Жизнь моя! Дон мой нетихий,Море мое штормящее,Дни мои, как вы летите,Бьете в утес вверх тормашками.
Манит меня девишник,Словно я молод и холост,В доме, где синий налишник,Слышится девичий голос.
Там я возьму балалаечку,Струны, как надо, настрою,Сяду тихонько на лавочку,Девушкам душу открою.
Озеро образую,Лебедя выпущу белого,Небо покрою лазурью,Какой никогда еще не было.
1964Цимлянское море
Море Цимлянское необозримо!Самый сухумский и сочинский вид.Что его так рассердило, озлило,Если оно третьи сутки штормит?
Прячутся в бухты рыбачьи посуды,Чайки встревожены близкой бедой.— Море, зачем ты теряешь рассудок?— Это не я, а донской Посейдон!
Он молодой у нас, буйный по нраву,Он и пастух, в рыбак, и пловец,Гонит свою голубую ораву,Стадо своих тонкорунных овец.
Ну, ничего, успокоится скоро,После разгула он любит поспать.Хватит ему и морского простораИ глубины, чтоб однажды устать.
Вот и умаялся! Тише и тише.На море чайки спокойно сидят.С неба, как кошки с соломенной крыши,Первоначальные звезды глядят.
Песня в Цимлянске звучит над садами —Старый, знакомый, знакомый мотив.Месяц бодает своими рогамиНевозмутимый Цимлянский залив.
1964* * *