Дневник русского украинца: Евромайдан, Крымская весна, донбасская бойня - Платон Беседин

И в таких случаях часто становится только хуже. Ибо грех, как сказали бы Святые Отцы, есть всё то доброе, что сделано не вовремя и не к месту.

Евромайдан приговорил Украину

Подводя итоги «революции достоинства»

21.11.2014

Ровно год назад, 21 ноября 2013 года – эту дату уже успели истолковать мистики – я по личному делу оказался на Площади Независимости в Киеве. Тогда же стартовал Евромайдан.

Происходящее напоминало скорее сбор клуба по интересам, нежели массированный социально-политический протест. Были в основном возбуждённые студенты и экзальтированные пенсионеры. Под песни и хороводы они критиковали власть Януковича и требовали не отменять подписание договора об ассоциации с Европой. Своё недовольство они формулировали лаконично: «Мы просто устали жить в дерьме».

В ночь с 29 на 30 ноября всё изменилось. Тогда, когда люди в форме – или те, кто скрывался за ними, – показательно, на камеры журналистов, поддавшись на провокации, избили участников демонстрации. С этого момента Евромайдан перестал быть студенческим протестом, а превратился во всенародный бунт, испепеляющую лаву украинского отмщения.

Безусловно, его инспирировали извне, проведя по опробованным лекалам «цветных» революций, но, пожалуй, впервые настолько плотное внимание уделялось психологической обработке, трансформации сознания. Когда из обычных, рядовых людей – эффект Люцифера, исследованный, в частности, американским психологом Филом Зимбардо в рамках Стэнфордского эксперимента – путём накачки внешним врагом, «другим», монстром создавали готовых убивать – во имя высшей идеи, конечно, – биороботов, ставших месмеризированными частями, элементами инфернального организма Евромайдана, сломившего и волю, и мораль, и здравый смысл его участников. Многие люди, пришедшие с благими, справедливыми помыслами, попали в дьявольскую лабораторию, где ради чистоты эксперимента совершались подлинные жестокости.

Ради чего? Официально – ради свержения режима Януковича, уничтожения коррупции, поддержания курса в Европу, и бонусом – в качестве надстройки, миссии, сверхидеи – ради воспитания, продуцирования национального самосознания украинцев.

Да, единство, конечно, было, но формировалось оно и направлялось не в конструктивное, а в разрушительное русло. Иначе, собственно, быть не могло: ведь в саму основу заложили идею отрицания, негатива – апеллирования к внешнему врагу, России. Общая угроза, объединив, сыграла роль камуфлирующего полотна, прикрывшего все несправедливости и бесчинства, против которых изначально вышли люди, но с определённого момента начали совершать их сами.

Можно констатировать, Евромайдан провалился, не оправдав себя. Всё новое оказалось не просто хорошо забытым старым, а сильно ухудшенным, деформированным старым. Ни Европы, ни улучшения жизни. Олигархи остались, а коррупция возросла. Страна утратила свою целостность, превратившись в полигон для бандитских разборок.

Выгорело лишь со сверхидеей – разграничение на правильных и неправильных украинцев действительно произошло. Но именно оно дало убийственный побочный эффект.

Главное же разделение произошло в сердцах и душах людей, сепарация прошла по линии крови: украинцы стали врагами друг другу. Научились оправдывать смерти, которые также стали разделять на правильные и неправильные.

И тем страннее, что сегодня, 21 ноября, президент Украины постановил отмечать День достоинства и свободы. По словам Порошенко, во время Евромайдана украинцы «продемонстрировали свою европейскость, достоинство, своё стремление к свободе».

Не знаю, что такое «европейскость», но если это синоним глупости, то возможно, а глупость всегда стремительна, глупец не ведает сомнений, он всегда уверен в собственной правоте, и оттого столь опасен для идеи добра.

Но всё же, когда неизбежно рассеется морок, тогда станет ясно, что Евромайдан приговорил Украину. Если что и делать 21 ноября, так это скорбеть. Скорбеть по всем убитым и разделённым.

Зима 2014–2015

Усталость, вяжущая, сковывающая, всепроникающая. Вялость мозга, ломота мышц. Вот что навалилось тогда, в декабре 2014 года, на многих из нас.

Донбасская рана не затянулась, наоборот, она кровоточила всё сильнее, страждущие не утешились, слепые не прозрели, но страдания, ужасы оттеснились – намеренно или естественно – замшелой обыденностью. И обстрел «болванками предсказуемости» продолжился ещё активнее: одни и те же слова, одни и те же картинки, расшатывающие, дестабилизирующие сознание.

Год назад люди Евромайдана стали жертвами дьявольского психологического эксперимента, теперь его влиянию подверглись все мы. И с ним не справились. А потому, как свойственно людям, попытались адаптироваться, отстраниться.

Усталость, скатывающаяся в отчаяние, переборола благие побуждения и стала главной доминантой войны. Бойня, на первый взгляд, проходившая на конкретной территории, перекинулась и на другие зоны, локальный конфликт превратился в глобальный. Речь, конечно, не столько о географии, сколько о психологии, экономике, политике, сфере духа. Донбасская война уничтожала здоровье, благосостояние, рассудок многих из тех, кто никогда не был и даже не собирался быть там, где звучали выстрелы.

Время классических войн прошло. Формат «стенка на стенку», когда страны и народы сходились в битве, перестал существовать. Взять условные Москву или Берлин – подобные цели больше не были конечными. Слишком много групп переплелись в хаосе борьбы, и зачастую противники обречённо закольцовывались друг на друга: смерть одного породила бы смерть другого, точно сиамские близнецы, ненавидящие, мечтающие уничтожить друг друга, но неспособные существовать по отдельности.

Донбасская война уничтожила прежнее понимание категорий «чужой – свой», «враг – соратник». Столь много в ней накопилось неоднозначности. Накопилось как из-за внутренней специфики, так и из-за общего мироустройства в целом. При этом выгода всегда на первом месте.

И её жертвами, заложниками стали прежде всего убитые, раненые, страдающие люди Донбасса. О них вспоминали лишь тогда, когда необходимо было обвинить врага, с которым уже вскоре можно было обсуждать газовые или угольные контракты, а до этого – «Украина/Россия/ЛДНР убивают людей». Так папский легат во время Крестового похода против катаров на вопрос, как отличить еретиков от истинных христиан, ответил: «Убивайте всех! Бог опознает своих».

Рядовым гражданам было не до разборов – их изматывала повседневность, а те, кто был на виду: политики, журналисты, писатели, общественные деятели, политологи, заняли весьма предсказуемую позицию, забетонированную, точно у мертвецов или олигофренов, несмотря на меняющиеся события и обстоятельства. Боязнь чуть изменить ракурс, взгляд, настроения сначала довлела над ними, а после отпала за ненадобностью; ересь поработила их. «Сон разума породил чудовищ».

Война стала лакмусом не только для экономики, политики России и Украины, но и, главным образом, для сферы интеллекта, души и духа. Диагностировалось смертельное заболевание. Пастырь оказался неотделим от паствы, стал полностью зависимым от неё. Надо было лишь эффектно артикулировать ложь, так, чтобы у обманутых не возникало дискомфорта от своей обманутости.

В войне и мире, слепленных из противоречий и несоответствий, по принципу борьбы и единства противоположностей родился диктат однозначности, вытеснивший за границы сознания любые сомнения, любые старания понять другую сторону. Исключи маркеры с названиями стран, городов, с фамилиями и именами, и аудитория никогда бы не сообразила, о ком вещают в очередном выпуске зомбоновостей – об Украине или России. Любая информационная доза синтезировалась по одному и тому же принципу: у нас – в общем-то всё хорошо, а у них – всё очень плохо.

И в Украине, и в России люди страдали от одного и того же, реакция их была идентична. Одна плоть, одна суть. Но кому-то очень не нравилось это. Кому-то было важным не просто разделить россиян и украинцев, но и заставить их радоваться неудачам друг друга. Получилось.

Наблюдая за происходящим, я вспоминал картинку из киевской жизни. Тогда, в начале марта 2012 года, загорелась станция «Осокорки», и работу метро приостановили. Пришлось возвращаться домой по Южному мосту пешком. И где-то на середине я остановился, посмотрев на Днепр с высоты нескольких десятков метров.

По тёмной толще воды дрейфовали огромные льдины. Они потрескивали и разламывались. И мне казалось, что на одной такой льдине застряли люди. Она, треснув, разделилась. Люди тоже. И вот одна часть машет другой, злословя относительно их ситуации, в тумане дурных чувств не замечая положения собственного, а льдины плывут друг рядом с другом, части одного целого, плывут в холоде, тьме, к несущей потепление и гибель весне.