Дневник русского украинца: Евромайдан, Крымская весна, донбасская бойня - Платон Беседин

Похоже, те люди, которые сейчас занимаются агитацией и пропагандой, агитпропом, вконец обезумели. Да, согласен, ничего нового: миром, как писал Толстой, управляют сумасшедшие, здоровые воздерживаются или не могут в этом участвовать. Но эта глупость давно перестала быть контролируемой.

Безумие стало нормой масс. А безумие – это всегда крайность, всегда однозначность. Маршируй, пой песни, скандируй лозунги – так стаду свиней будет веселее двигаться к пропасти.

Оттого обязательно просят выбрать стул. «Нельзя быть между, на двух стульях не усидишь. Пора определиться, с кем ты», – подобное неизбежно, как одышка сердечника, преследует думающего, порядочного человека, старающегося разобраться в происходящем. Массовая радикализация как следствие гуманитарной катастрофы накрыла постсоветское пространство. По одну сторону – патриоты, по другую – оппозиционеры, но и те и другие, по большей части, говорят похожую ересь, разными в ней являются лишь ярлыки; замени пару слов, предложений – не отличить.

И это ещё одно чудовищное оружие по трансформации российского и украинского общества. Всё началось с «не братья мы», а кончилось – войной и разделением на десятилетия вперёд. Тут скорбеть, печалиться надо, а слышны лишь бравурные крики: «Мы победим, ещё немного, ура-ура!» Кого победим, ради чего? Наконец, где победим? В братской войне?

Собственно, когда говорят о двух стульях, то именно войной данный выбор чаще всего и аргументируют, при этом, как правило, на реальной войне не побывав. Мол, ты что, не видишь: творится ад? Похоже, у тех, кто так говорит, в душах действительно воцарился ад, а он, по известному закону, разрастаться должен: от того, клокоча, ищет выхода. Впечатление такое, будто, как в культовом кино «От заката до рассвета», пробил час, и все посетители стрип-бара превратились в вампиров, жаждущих крови.

Ненависти здесь, где судьба тяжела и слепа, всегда хватало – от неустроенности, хандры, серости, но сейчас её стало особенно много; критическое давление в шестьсот шестьдесят шесть атмосфер. Мы получили больное, сумасшедшее общество. Евромайдан пробудил древних бесов, и они вырвались наружу, дабы терзать Украину, а заодно призвать своих сородичей разрушения, сидящих в России. Чернокнижники и колдуны во власти думали, что смогут управлять ими, но просчитались. И теперь, похоже, нет того экзорциста, кто смог бы изгнать их.

Можно подписать не два, а два десятка минских соглашений, можно даже отвести войска на положенное расстояние, но пока в обществе существует запрос на войну, она будет продолжаться – в различных форматах. Даже когда не грохочет в Донбассе, война идёт в мозгах, душах. Апокалипсис навсегда. Эта та самая медиакартина наоборот, описанная ещё в девяностых Пелевиным: когда не новости отражают реальные события, а реальные события подгоняются под новости.

В обществе вызрел запрос на злодеев, на «козлов отпущения», которые должны быть хуже, чем мы. Оказались нужны те, кто страшнее, кощунственнее. Кто убивает детей и сжигает людей. Им вся ненависть, а мы… ещё ничего.

Не говори ни о чём другом, кроме войны. Не мямли о гуманизме и примирении. Информационный поток давит, припечатывает, уничижает тебя, как тварь дрожащую: «Так ты за фашистов, с…? Или за оккупантов-сепаратистов? Так или иначе – смерть тебе, смерть!»

Мосты между Россией и Украиной не строили всё это время. Наоборот – минировали, жгли те, что были. Русским и украинцам по обе стороны линии крови транслировали картинки ненависти друг о друге. И разделили их. Многих, но не всех.

Что делать тем, кто считает себя русскими украинцами? Или украинскими русскими? Что делать им, любящим две страны, два народа?

Заставят примкнуть, заставят быть на одном из стульев. Силой или убеждением. Но русские украинцы не смогут убить, заморить часть себя. Естественные в своей преданности и любви.

Когда я читаю очередного господина, вещающего, что Украина – это окраина, куда ссылали убогих, что украинского народа нет и не было, что кланяться в ножки эти несуществующие люди должны русскому барину, я хватаюсь за пистолет. И то же самое, когда слышу вещания о кровавой гэбэшной Рашке, где в центре – Левиафан, одурманивший русских, главная цель которых – издевательства над украинцами. Эти две радикальных позиции мне не близки, от них судороги начинаются.

И вот тут из кровавой мглы появляется «третий стул». На нём начертано – здравый смысл, потому что он не имеет национальных или государственных маркировок. И борьба под его знамёнами ведётся не против держав или людей, но против явления. Фашизм чудовищен и одинаков, независимо от того – «свой» он или «чужой».

Для признания этого необходимо быть твёрдым, решительным. Знать, что ты будешь поруган, отвержен. Ведь переть против течения – страшно, рискованно, себе во вред. Как дурака в замечательном кино Юрия Быкова, тебя забьёт толпа, которую ты хотел спасти.

Русские украинцы – в положении именно таких дураков. Их режут напополам, закапывая в новостном ворохе.

Но, теряя таких людей, с такими взглядами, мы утрачиваем не только контакт между двумя народами, странами, но и сами народы, страны, превращая их в изуродованные безумием секты, существующие на обособленных островках ненависти (наподобие той, что устроили в Джонстауне). Осталось совсем немного до массового самоубийства. Тик-так.