Петр Великий - Мэтью Андерсон

Это образовательное усилие, со всеми своими недостатками, имело тем не менее преимущество — стимулирование значительного выпуска учебников различного вида. Тессинг, например, на рубеже веков выпускал вводные курсы по истории, арифметике и астрономии. Главное — что это были национальные российские учебники, а не переводы или адаптации иностранных трудов. Так, первый важный российский учебник для начинающих учиться читать появился в 1701 году, а российская грамматика — в 1706 году. Учебник арифметики, содержащий также материалы по алгебре, геометрии и тригонометрии, появился в 1705 году. И первый российский труд по динамике — в 1722 году. В 1710 году в Москве вышел российский учебник по географии, по-видимому, основанный на голландском оригинале. Все это вместе с такими изменениями, как всеобщее использование арабских цифр после 1700 года (они были известны в России намного ранее, но использовались редко) и публикация в 1702 году первого российского календаря (Копиевским в Амстердаме), означали реальное, хотя и неровное, продвижение вперед.

К картине технических школ, дополненных очень ограниченной структурой элементарного образования, должны быть сделаны некоторые дополнения. Не каждое успешное образовательное учреждение в Петровской России было полностью или даже преимущественно профессионально-техническим. Московская Академия, которая процветала в течение нескольких лет после ее учреждения в 1685 году, перенесла серьезный удар в 1693 году, когда братья Лихуды были отстранены от работы патриархом Иерусалимским и заточены в монастырь из-за наличия латинских и католических элементов в их обучении. В 1701 году, однако, Академия была восстановлена Стефаном Яворским и быстро стала наиболее важным центром католической мысли и идей. Укомплектованная украинцами (почти все преподаватели прибыли из Киева) и со студенческим корпусом, состоявшим вначале главным образом из украинцев, поляков или белорусов, она показывает ту степень, в какой любое интеллектуальное новшество в России, кроме технического, все еще зависело от влияния Украины. К 1720-м годам сила этого влияния привела к тому, что тип школы, обычной для всей Европы, в значительной степени иезуитской по духу и дающей классическое образование, основанное на латинском языке, риторике и философии, мог быть теперь найден во многих областях России. Эти школы, хотя и укомплектованные духовенством, свободно допускали обывателей в качестве учеников и должны были быть школами реальной и длительной важности. Факт, что большая часть российского епископата имела все еще украинское происхождение, поощрял их распространение, они внесли большой вклад в развитие российской жизни и культуры[123].

Их рост, однако, хотя и сильно поощрялся Феофаном Прокоповичем (он был и воспитанником подобной школы, и преподавателем в Киевской Академии), никак не был связан с царем. С другой стороны, Петр лично спланировал с большой заботой учреждение Академии наук, которая начала функционировать через несколько месяцев после его смерти и была самым существенным интеллектуальным достижением его правления. Уже в 1720 году он обратился к Христиану Вольфу, профессору философии и физики в Галле и заметной личности в немецкой академической жизни, за помощью в создании такого учреждения; и в 1721–1722 годах его библиотекарь, И. Д. Шумахер, посетил многие страны Западной Европы, чтобы установить контакты с выдающимися иностранными учеными. Академия, которая с самого начала задумывалась не только как учебное заведение, но и как исследовательский центр, скоро приобрела европейскую известность. Это очень понравилось бы Петру, если бы он прожил немного дольше; одним из важных поводов создания Академии было желание показать Западной Европе, что Россия теперь способна иметь учебное заведение самого высокого класса. Это отчасти было основано на том, как признавал сам Петр, «чтобы получить для нас доверие и честь в Европе, чтобы показать… что в нашей стране мы также работаем для науки и что настало время перестать рассматривать нас как варваров, которые презирают всякое учение»[124]. В течение долгого времени, однако, ее репутация почти ничего не давала российским ученым. Она не имела ни одного русского члена вплоть до 1733 года, когда математик Ададуров стал «адъюнктом». Только в 1742 году русский, поэт, ученый и математик Ломоносов стал ее полноправным членом.

Основание Академии и интенсивные усилия, чтобы стимулировать географические исследования, — только два из ряда признаков перемен в отношении Петра к интеллектуальной жизни в течение всего его правления и особенно его последнего десятилетия. Когда тяжесть войны со Швецией ослабела, его интересы выросли и по глубине, и по широте. Потребность укрепить Россию, заимствуя иностранные методы и технологии, была теперь усилена увеличившимся желанием полностью понять то, что было уже заимствовано. Во время большой поездки 1697–1698 годов он восхищался мастерами Западной Европы; во время поездки во Францию и Нидерланды в 1717 году он изучал и анализировал то, что видел, с большим интересом. Приблизительно в то же самое время он начал покупать книги в намного большем масштабе, чем прежде; и некоторые из них — например, тридцатишеститомное издание по истории Византийской империи, купленное в Амстердаме в феврале 1717 года, — значили больше, чем просто технический или профессиональный интерес. Шумахер по своем возвращении в Россию в 1722 году привез почти шесть сотен книг, купленных за границей для царя.

Петр также начал впервые проявлять серьезное внимание к искусствам. В 1716 году он азартно покупал картины через агента в Амстердаме. В том же самом году он просил великого герцога Козимо III Тосканского позволить молодым русским изучать живопись в Академии во Флоренции. Двумя годами позже другой агент покупал для него картины и статуи в Риме и пытался завербовать скульпторов и живописцев для работы в России, где строительство С.-Петербурга обеспечивало возможности для таких мастеров. Интерес Петра к прошлому также возрос в его более поздние годы. Уже в 1708 году он обдумывал написание истории России семнадцатого и восемнадцатого столетий; хотя ни она, ни более важное «Ядро российской истории», которую А. И. Манкиев закончил в 1715 году, не издавались когда-либо.

В 1716 году царь имел копию, сделанную для него, с Кенигсбергской рукописи Летописи Нестора (фундаментальный источник по ранней истории России); и в нескольких указах в начале 1720-х годов он приказал губернаторам и вице-губернаторам провинций отыскивать рукописи, представляющие исторический интерес, и посылать их в Москву, чтобы с них могли быть сделаны копии для хранения в библиотеке Синода. Бесшабашный молодой человек 1690-х годов, с небольшим энтузиазмом и ограниченными интересами, имел ко времени своей смерти внушительный широкий интеллект.