Любовь и другие иностранные слова - Эрин Маккэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему ты так говоришь?
– А я тебе скажу почему. Потому что Джеффри Стивен Брилл ее меняет. Она делает все, что он скажет. Ужасно бесит. Знак остановки, – я делаю тот самый жест рукой. – Спагетти. Меры безопасности. И Кейт на все это соглашается.
– Как говорится во многих песнях, «любовь все меняет».
– По-твоему, это хорошее объяснение?
– Я вообще не совсем понимаю, о чем мы говорим.
– О Кейт.
– Не о Джоффе и мерах безопасности?
– О Кейт.
– Так, а что общего у нее со знаком остановки и спагетти?
– А что общего у нее с текстами песен?
– Джози, – Стью драматически пожимает плечами. – Мне нужны субтитры. Или примечания.
Я выдыхаю (понятия не имела, что задерживала дыхание!) и спрашиваю:
– Может, сигнальные флажки?
– Давай попробуем. Мне нужен флажок, который будет означать «Спасите меня от разговора с Джози. Вышлите дюжих парней в огромных шляпах».
– В огромных шляпах?
– По-моему, крутое послание для флажка.
– Итак, возвращаемся к Кейт.
– И проясняем ситуацию, – говорит он, и мы идем дальше.
– Я не знаю, что с ней делать. И с Джоффом. И со свадьбой. И со всем – ну, за исключением этих огромных синяков у меня под глазами.
– Да они почти незаметны.
– Ты вот заметил.
– Ну да, на самом деле громадные синячищи. – Он улыбается и смотрит на меня искоса, а потом пихает меня локтем. – Ты просто выглядишь немножко усталой. Но это ничего. Поспи днем, и, может, ситуация прояснится. Для всех нас.
– Спасибо, – отвечаю я, и оставшийся путь мы проходим пешком.
По дороге я размышляю о многочисленных романах Софи и об их неизбежных трагических финалах. Я размышляю о многочисленных романах Стью и о том, как они раз за разом выдыхаются. Я размышляю об идеальной гармонии, царящей между Россом и Мэгги. Я размышляю о том, как папа обнимал маму у раковины. Я вспоминаю о том, как Итан стоит у доски и объясняет что-то с видом эксперта. И я вспоминаю о том, как Кейт и Джофф готовили спагетти, и вот я уже думаю о том, что значит слово «любовь», и это чувство внезапно кажется мне громадным, неподъемным, пугающим.
Жаль, что я не взяла с собой дневник: этот проклятущий, требовательный, ужасный дневник. Я бы написала: Кейт все меняет. То есть любовь, Любовь все меняет. Да уж, оговорка по Фрейду. Хорошо, что я этого не написала.
На лекции по госуправлению я на пару секунд проваливаюсь в сон и просыпаюсь, когда голова у меня наклоняется вперед. На этих лекциях спят очень многие: некоторые бесстыдно кладут голову на сложенные руки и дрыхнут весь урок. Похоже, мистер Блум, наш старый профессор, не обращает на это особого внимания: он сам борется с сонливостью, пытаясь не заснуть от собственного монотонного голоса, который в тысячный раз объясняет связь между землей, трудом и капиталом.
– Что с тобой сегодня такое? – раздраженно спрашивает меня Эмми, подходя к моему шкафчику.
Я слишком утомлена, чтобы мысленно переводить и ее слова, и ее тон, поэтому отвечаю я тоже сердито:
– Устала. А что, нельзя?
– Ладно, прости.
Мы молчим всю дорогу до раздевалки.
Волейбол не придает мне сил, а, наоборот, отнимает последние. Дважды я получаю мячом в лицо (несильно, просто пропускаю свою очередь отбивать). После тренировки ко мне подскакивает Джен и переплетает свои пальцы с моими.
– Я тут подумала о том, что ты сказала, – говорит она с широкой радостной улыбкой.
– О чем?
– О Стью.
– А что он?
– Ну, про то, нравится он мне или нет.
– А-а-а, ага.
– А что бы ты сказала, если бы я ответила «да»?
– Мм… Ну, не знаю.
– Ой, Джози. А я думала, ты обрадуешься.
– Да, Джен, я рада. Просто очень устала.
– Да, понимаю. По тебе заметно. – Она сжимает мне руку. – Ну ладно, не говори ему ничего, но попробуй узнать, как я ему. Хорошо? Ну, вы же двоюродные, ты, наверное, сможешь спросить его так, чтобы он не понял.
– Конечно.
– Ты просто чудо! Обожаю тебя! – Джен меня обнимает, и у меня совсем не остается никаких сил.
Стью отвозит меня домой, я прошу прощения за то, что так устала, и молчу всю дорогу. Дома я валюсь на кровать, сплю почти до шести и просыпаюсь с опухшими глазами и легким отпечатком часов на левой щеке.
Я умываюсь холодной водой, поправляю прическу, но это мало помогает. Ну ладно, хотя бы синяки исчезли, да и чувствую я себя лучше, чем в школе, поэтому припухлости и помятости можно проигнорировать. Я спускаюсь вниз. Кто-то звонит в дверь.
Словно по волшебству – а скорее, дело тут в черной магии – я обращаюсь в статую. В дверях с улыбкой стоит он. Стоит и держит мой кошелек. Мне кажется, из его рта вылетают какие-то слова.
Я.
Не могу.
Двигаться.
Не знаю, сколько я там простояла, вмерзнув в пол, однако Кейт хватило времени дойти до прихожей и спросить:
– Джози, кто там? Джози?
Она бросает на меня недружелюбный взгляд (я уже привыкла) и распахивает дверь пошире.
Он представляется:
– Добрый день. Меня зовут Итан Глейзер, я преподаватель социологии из Кэпа.
Глава 31
Краем глаза я вижу, как по лицу Кейт расплывается улыбка: обычно за такой улыбкой следует злорадный смех, но на сей раз Кейт держит себя в руках и просто делает шаг назад, несказанно довольная.
– Преподаватель? Итан Глейзер? – спрашивает она, а потом бросает на меня беглый взгляд. Его хватает, чтобы меня расстроить.
– Итан, – подтверждает он, они обмениваются рукопожатием, и Кейт приглашает его войти.
Я все еще не двигаюсь. Похоже, у меня отнялось все, кроме головы. Я вижу, как Итан делает шаг вперед и протягивает мне кошелек.
– Джози, ты забыла его утром в классе. Прости, раньше добраться до твоего дома у меня не получилось.
– Э-э-э, ага, – выдавливаю из себя я и с трудом поднимаю руку, чтобы забрать кошелек.
– Джози только что проснулась, а так она бы обязательно вас поблагодарила, – говорит Кейт.
– Тяжелый день? – спрашивает меня Итан. – Утром ты показалась мне немного уставшей.
– Э-э-э, ага, – я прокашливаюсь. – Ну да.
– Я не буду вас задерживать. Наверное, помешал вам ужинать.
– Дамы, а что это тут у вас происходит? – С кухни входит папа. – Ох, простите. Не знал, что мы ждем гостей. Хью Шеридан, – он протягивает Итану руку.
– Итан Глейзер.
– Итан преподает у Джози социологию, – поясняет Кейт.
– А, Джози постоянно говорит о ваших занятиях, – говорит папа. – Ей очень нравится.