Любовь и другие иностранные слова - Эрин Маккэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, как и «Я тебя люблю».
Но Эмми Ньюэлл не права. Любовь и ненависть не стоят рядом на шкале эмоций. Может, она неправильно понимает, что значат эти слова, а может, ошибается в своих чувствах к Нику.
Я откладываю ручку.
С меня довольно: мой дневник выжал из меня все соки, но я все еще продолжаю злиться и огорчаться. Сижу и таращусь на белую и мглистую пустоту потолка. Где-то между 2:20 и временем, когда я засыпаю, злость и печаль приносят свои плоды. Я ставлю будильник на 5:55 и злорадно ухмыляюсь. Еще злорадней, чем совсем недавно улыбалась Кейт.
Глава 30
Я стою в пустой душевой кабинке целую вечность. Как мне кажется, проходит несколько часов. Если придется, я пропущу социолингвистику. Если придется, я простою тут до вечера.
Секунда проходит за секундой. Минута за минутой. И еще, и еще. И вот… и вот я слышу, как закрывается дверь.
Я, наверное, сейчас упаду в обморок от недостатка кислорода. Но мне нельзя дышать, иначе я засмеюсь и все испорчу, а такой момент упускать нельзя. Еще три секунды. Еще две. Одна. Медленно, очень медленно я оттягиваю занавеску назад, и – щелк!
Кейт вопит.
Я бегу!
Добежав до спальни, я запираю дверь на замок и загружаю фото на компьютер быстрее, чем Кейт успевает натянуть трусы и спустить воду. Прежде чем она начинает молотить ко мне в дверь (а мы обе не хотим вмешивать в это родителей), я распахиваю ее и гордо демонстрирую Кейт снимок, который назвала «Королева Кейт восседает на троне».
Она бросается к компьютеру, но я успеваю его выключить.
– Маленькое чудовище! – шипит она.
– Отдай мне письмо, и я все удалю.
– Удали, и я верну тебе письмо.
– Ну уж нет, – весело говорю я.
Она складывает руки на груди:
– И что дальше?
– Пат, – говорю я. – Спроси у Джоффа, что это такое.
– Я знаю, что это.
– А еще говоришь, что не одаренная.
– Джози, – цедит Кейт сквозь стиснутые зубы.
– Если ты хоть одному человеку – хоть одному! – покажешь это письмо, я разошлю фото по сети. Распечатаю его на салфетках для твоей свадьбы. На подносах. На пакетах. На открытках, – я поднимаю вверх четыре пальца. – Я даже распечатаю плакаты и подарю их на Рождество тете Тут и миссис Истердей.
Кейт неохотно признает:
– Я… я не собиралась никому показывать письмо. Если бы ты меня не вынудила. Я просто хотела подержать его у себя, на всякий случай.
– Ну что ж, лучше тебе пересмотреть свой подход.
– Джози! Блин! – В приступе гнева Кейт выбегает из моей комнаты.
Как только я остаюсь одна, я включаю компьютер и до колик смеюсь над фото, уткнув лицо в подушку: не хочу будить родителей. Я сначала не заметила, но Кейт – ох, спасибо тебе, Кейт! – не просто сидит на толчке, а еще и ковыряет в носу. Где-то в глубине души я даже не против, чтобы она отдала письмо Итану. Жаль будет лишить мир такого прекрасного снимка.
О святые небеса! Если можно потянуть мышцу от смеха, то мне понадобится шейный ортез.
К завтраку я начинаю чувствовать усталость. Я слишком утомлена, чтобы возиться с хлопьями, и вместо этого намазываю маслом тост. Мама интересуется, все ли у меня в порядке.
– Просто устала, – отвечаю я. – Плохо спалось. Слишком много мыслей.
– Расскажешь?
– Папа и так заставляет меня писать о своих мыслях.
– Помогает?
– Это очень непросто.
– Ага, – говорит мама и вытирает за мной крошки. – Значит, помогает.
Но я так не думаю. Раньше – ну, пару раз – я чувствовала облегчение, как будто сам процесс делал мои чувства законными. А теперь, по той же причине, мне кажется, что проблемы мои становится серьезней и тяжелей, становятся совершенно невыносимыми. И, если не считать письма, я так ничего и не пишу про Итана. Потому что если напишу, это тоже станет серьезней, тяжелей и невыносимей.
Я падаю на заднее сиденье машины Стью и ворчу «С добрым утром».
– Засиделась допоздна?
– Плохо спалось.
– Заметно, даже сквозь твои очки, – говорит Софи.
– Софи, – негромко предупреждает ее Стью.
– А что? Правда же заметно, – она достает из рюкзака тюбик консилера и подробно объясняет мне, как и куда его наносить.
Когда она выходит, я выдавливаю каплю липкой жидкости себе на пальцы, вздрагивая от того, какая она вязкая, и даю себе обещание всю жизнь ложиться рано, если это – единственный способ скрыть круги под глазами.
Я с ужасом жду момента, когда придется войти в класс. Даже Итана мне видеть не хочется: просто смотрю на него разок, чтобы не показаться невежливой. Мне отчего-то кажется, что он знает про мое письмо. Стоит ему на меня посмотреть, и он все поймет, поймет, что я к нему чувствую. Написав письмо, которое сейчас хранится у Кейт, я каким-то образом лишила себя защиты.
Он знает.
Все знают.
– Джози, с тобой все хорошо? – спрашивает он, когда я сажусь на свое место.
– Просто устала, – отвечаю я и делаю вид, что страшно занята книгами, папками и ручками, и больше я на него не смотрю.
После пары я стремительно выбегаю из аудитории. Впервые за все время Стью приходится догонять: он настигает меня в нескольких домах от Фэйр-Граундс и хватает меня за локоть, чтобы я притормозила:
– Так, а теперь рассказывай, что случилось.
– Мы вчера вечером поругались с Кейт. Мне надо подумать.
– И это все?
– Мы сильно поругались.
– Из-за свадьбы?
– Не только.
– Расскажешь?
– Только хуже будет, – раздраженно говорю я, а потом вздыхаю. – Прости.
– Джози, что происходит? – Он кладет мне ладонь на руку и обеспокоенно заглядывает в глаза.
Мы остановились рядом с Фэйр-Граундс. Я нервно озираюсь по сторонам.
– Мне надоело это место. Давай пойдем к Джулиане? – Так называется другая кофейня, не такая популярная. До нее идти через дорогу и направо.
– Конечно. Только не ори на меня, когда я буду спрашивать, все ли у тебя в порядке.
– Прости. – Я вяло улыбаюсь, и мы отправляемся в путь. – Я правда не выспалась. Совсем почти не спала.
– Почему?
– Мы с Кейт ужасно поругались. Ужасно. И она… я вообще перестала ее понимать.
– Почему ты так говоришь?
– А я тебе скажу почему. Потому что Джеффри Стивен Брилл ее меняет. Она делает все, что он скажет. Ужасно бесит. Знак остановки, – я делаю тот самый жест рукой. – Спагетти. Меры безопасности. И Кейт на все это соглашается.
– Как говорится во многих песнях, «любовь все меняет».
– По-твоему, это хорошее объяснение?