Если б мы не любили так нежно - Овидий Горчаков

Пахло пыльной крапивой на пустырях, согретых июльской жарой, а отовсюду доносились до ушей стук топориков, двухтактная разноголосица пил, и стлался над Волгой, над святыми храмами, над благоухавшими свежей древесиной срубами ядреный, отчаянный мат.

На обратном пути, пробираясь на лошадях по непроезжим дорогам, через реки без мостов и бродов, поручик Лермонт и его стремянный едва сумели отбиться от лихих людей из суздальско-костромской шайки, вооруженных луками и стрелами, топорами, копьями и всяким дрекольем. Вожаком этой шайки Толстым костромичи и суздальцы пугали детей. И путь этот показался новопожалованному помещику длиннее хорошо проторенной дороги из Эдинбурга в Лондон. Нечего было и думать о том, чтобы перевезти Наташу с сыновьями из Москвы в это поместье.

Вот наконец и свежерубленый домик близ Никольского подворья у Арбатских ворот с черно-золотыми подсолнухами в палисаднике. Его дом — home sweet home… И когда Наташа, теряя на ходу шлепанцы, выбежала в красном сарафане встречать его из бревенчатого домика близ Арбатских ворот и нетерпеливо забросала вопросами, он только рукой махнул. Стоит та деревнишка, живут там черные людишки, да неблизкий свет…

Наташа так возликовала при виде мужа, что, накормив его ужином, немедля побежала отслужить благодарственный молебен в приходской церквушке Николы Явленного, построенной о двух луковках, большой и малой, уже при ее жизни на Арбате.

Вечером зашел Крис Галловей, нескладное чучело, желавшее узнать, нет ли вестей от поручика Лермонта, и зело обрадовался, застав дома своего молодого друга — поместного русского дворянина.

В умелых руках каменных дел мастера торчал свиток планов и чертежей, — он помогал строить церковь Покрова, что в Медведкове, в усадьбе князя Димитрия Пожарского, спасителя Руси, коего Крис хвалил до небес как истого «джентльмена». Купец Никитников, ворочавший громадными денежными мешками, приглашал его строить храм Троицы в Китай-городе, Царю угодно было, чтобы он наблюдал за возведением его теремного дворца в Кремле. Но Крис отказывался, — его неудержимо тянуло на родину, и Лермонту стало грустно оттого, что скоро он потеряет своего драгоценного друга и единственного ученого земляка в Москве.

— Не горюй, Джорди, — утешал новопожалованного помещика Крис Галловей, с неимоверной быстротой поглощая кружку за кружкой пенистого пива. — Смутное время еще по-настоящему не кончилось, а кончится — уберут к черту воевод, этих кровососов. У Ярославля большое будущее. Недаром основал его князь Ярослав Мудрый из Ростова Великого. Он уже существует шесть столетий, и я предсказываю ему блестящий расцвет уже в наше время. Это же важнейшая торговая пристань на Волге, на пути из Москвы через Северную Двину в Европу. Корабли оттуда будут ходить прямо в твой Абердин! Ярославль подчинит себе Кострому и наведет там порядок. По реке пойдут лес, лен, конопля, пушнина. Буду приезжать к тебе охотиться, — там водятся лось, росомаха, рысь. Город вовсю строится — выгорел в Смуту. Мастера там отменные: один Спасо-Преображенский монастырь — полтысячи лет ему — поди чего стоит.

Одним духом осушил он еще одну пузатую кружку, развязал зелено-белый шарф на шее.

— Московия будет расти и расти. Слишком долго держали татары в ярме этот сильный и смелый русский народ. Только я бы на твоем месте не становился землевладельцем, отцом основателем отчины.

— Это почему? — сдвигая темные брови, удивился его молодой друг.

— А святого Амвросия ты не читал? Нет? Великий был мудрец! Не любят вспоминать его церковники, но мы, студенты Эдинбургского университета, тайно зачитывались им, спорили о его учении, попивая наш славный шотландский эль. Амвросий считал себя учеником святого Василия и жил в четвертом веке среди римлян, с 340-го по 397 год. Он был ярым противником частной собственности, называл ее корнем всяческого зла и даже первого грехопадения. Наши прародители, дескать, присвоили в райских садах то, что им не принадлежало, — стащили и слопали по дьявольскому наущению казенное яблоко! С тех пор и пошла гулять алчба по свету. А ведь Бог создал все для всех, и Господу противны златолюбцы, стяжатели, захватчики чужих земель, угнетатели ближних. Правда, Амвросий, правитель, а затем епископ Милана, не верил, что можно было покончить с частной собственностью в его время…

— А в наше разве можно? — спросил Лермонт.

— Увы, и в наше не сможем мы построить рай на земле, но жить по правде должен каждый. Человек должен уподобиться земле, коя равно награждает людей плодами своими. Даже слово homo — человек, учит он, произошло от слова humus — земля. Все мы рождаемся равно голыми, без злата и серебра. И равно умираем мы все, ложась в землю без богатств. А в жизни богатство лишь губит богатых, делая их все жаднее и жаднее. Нажива лишь воспламеняет жадность, а не утоляет ее. Земля, вода, воздух, звери, рыбы и птицы должны принадлежать всем. Всяк обязан трудиться ради хлеба насущного. Все подати и оброки надо отменить. Не может того быть, говорил святой Амвросий, что ангелы на небесах устанавливают границы своих владений. Это был человек бесстрашного духа. История помнит, что он восемь месяцев не пускал на порог своего храма в Милане императора Феодосия, пока тот не покаялся в учиненных им смертных казнях. О, как этот святой обличал погоню за барышами, но он не звал бедных к мятежу, а уговаривал богатых поделиться по справедливости со своими братьями и сестрами…

— Где же выход? — недоумевал поручик Лермонт.

— Избегать как богатства, так и бедности. Так учил святой Амвросий, но паписты давно сошли с пути истинного и замалчивают его заветы… А впрочем, верно говорят московиты: с умом жить — век мучиться, без ума жить — тешиться!.. Выпьем лучше, Джорди!

И он хлопнул пустой кружкой о дубовый стол, а по Москве поплыл малиновый звон. Лермонт прислушался, безошибочно узнавая знакомые голоса колоколов. Звонили ко всенощной.

Безбожник Галловей преспокойно дул пиво, закусывал скоромно, не глядя на пост.

— У нас в Эдинбургском университете студиозусы говорили, что святой Амвросий и Христос — защитники голодных и сирых, а их противники не только среди епископов и пресвитеров — антихристы. Где у тебя Библия короля Иакова? Вот смотри! Амвросий повторял слова Христа: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах… И еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Небесное…»

А еще равное Соломон советовал: «Не заботься о том, чтобы нажить богатство; оставь такие мысли твои». И: «Нищеты и богатства не давай мне, питай меня хлебом насущным». Но церковники предали забвенно эти заветы. Из Первого послания Тимофею святого апостола Павла: «…Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынесть из него. А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу; ибо корень всех зол есть сребролюбие…» Яснее не скажешь. И вот еще, из Второго послания: «Трудящемуся земледельцу первому должно вкусить от плодов». У апостола Павла удивительно правда схвачена в емком девизе: «Кто не хочет трудиться, тот не ешь». Ибо Писание гласит: «Не заграждай рта у вола молотящего» и «трудящийся достоин награды своей».

— Я видел в Милане мощи святого Амвросия. Лежит открытый и словно ждет тысячу двести лет, когда сбудется на земле его мечта о земном рае. Смотрю я — и вдруг задрожал: вдруг спящий проснется, вдруг глянет ярым оком — оком гневным и огненным… Помнишь ту икону в Кремле… А пиво ничего… — Он кинул в рот пупырчатый соленый огурец. — Но мечта его не умерла с ним. Лет восемьдесят назад король Генрих Восьмой Английский казнил своего лорд-канцлера Томаса Мора. Великий гуманист, он тоже придерживался того же образа мыслей. Мор был прекрасным писателем и написал «Утопию». Все граждане этой будто бы открытой путешественниками на Дальнем Западе страны равны и свободны, у них все общее, все работают как могут, а получают на каждую семью с общественных складов по потребности. Все правители избираются… Какая голова была у этого Томаса Мора, а голову эту отрубил английской король!.. Приходи ко мне домой, Джорди, я дам тебе «Утопию» — завет самого лорд-канцлера! Это хорошо, что к чтению книг ты прилежен. Живешь не одной своей маленькой жизнью, а жизнью всечеловечества. Может, ты поймешь, что незачем привязывать себя к русскому поместью, ежели ты стремишься вернуться в нашу родную Шотландию…

Идти домой Галловею было поздно — он заночевал у Лермонтов. Укладываясь спать в горенке, Крис сказал:

— Слышал ли ты о последователе святого Амвросия — монахе доминиканского ордена Томасе Кампанелле? Он наш современник. Тоже грандиозный ум! Сейчас ему пятьдесят лет. Двадцать семь из них он отсидел в тюрьме за то, что устроил заговор, чтобы освободить свою родную Калабрию от испанского владычества. В тюрьме создал утопию в духе Томаса Мора: «Государство Солнца». В этом государстве нет частной собственности, все граждане честно трудятся, как пчелы, причем каждый получает все, что ему требуется. Нет брака, нет семьи, нет денег, все общее…