Если б мы не любили так нежно - Овидий Горчаков

С 1618 года гремели пушки не только на Руси: с этого года между католиками и протестантами в Европе бушевала жестокая война. Началась она в Богемии, а затем в нее ввязались Дания, Швеция, Франция, Испания, германские князья. Протестантская уния сражалась не на жизнь, а насмерть со Священной лигой. Это была страшная, сумасшедшая, истребительная война. В некоторых местностях Германии население уменьшилось в десять раз. Голодные люди ели человечину, разрывали на части только что повешенных. В истории эту войну назвали Тридцатилетней, потому что она шла с 1618-го по 1648 год, но Джорджу Лермонту это не суждено было узнать…

Загрустил московский пленник Джордж Лермонт, вопреки всему еще надеявшийся вернуться на свою шкотскую родину. Наташа прежде не противилась воле мужа — в Шкотию так в Шкотию, а тут, как родила она Вильку, заявила как отрезала — никуда они с Вилькой не поедут. На всем свете война идет, да и в Шкотии вашей несладко. В 1625 году, когда Вильке стукнуло семь лет, в Англии скончался ненавистный Иаков, которого Лермонт называл Джеймсом. Королем Англии и Шотландии стал Карл, или Чарльз I.

В том же году Джордж Лермонт взял почитать у капеллана аглицкого посольства, Барнаби Блейка, изданное двумя годами раньше первое издание — «фолио» — пьес Шекспира. Тридцать шесть пьес! Этого издания так и не дождался капитан Эндрю Лермонт, а как он его ждал!..

С новым капелланом он познакомился у Посольского приказа, где иноземцы фехтовали и играли в кегли. Нелегко было пересилить свою нелюбовь к англиянам, Стерпевшим короля — сына королевы Шотландии Марии, но капеллан показался ему добрым малым.

В следующую встречу он неохотно отдал Шекспира и взял книгу Гаклуйта о путешествиях английских мореплавателей. Видя, как загорелись глаза у молодого рейтара, преподобный Ричард Джеймс, выпускник Оксфордского университета, прежде служивший капелланом у английского посланника сэра Дадлея Диггса в Холмогорах, стал увлекательнейшим образом рассказывать о том, как англичане открыли северный торговый путь в Московию — в загадочную и страшноватую страну. Один Иван Грозный, безумный и кровавый, был опаснее всех красных индейцев.

Неудавшегося морехода Джорджа Лермонта так заинтересовала история «открытия» России англичанами, что он решил записать эту историю по документам английского посольства в Москве. Позднее он пополнил свою запись и сведениями из русских хроник.

Английские купцы-мореходы, как и все европейские купцы, издавна мечтали открыть новые пути в Индию, помимо старых путей, проложенных итальянскими и португальскими моряками. Английские капитаны, изучая несовершенные карты XVI века, наметили фантастический путь в Индию через Россию: через Ледовитый океан в Белое море (с III века по XVI этот путь был известен только скандинавам, а затем и русским), из Белого моря рекой Северной Двиной, потом по сухопутному перешейку к Волге, потом Волгой до Каспийского моря, а далее по реке Оксус (Амударья). На старинных картах река Оксус впадала в Каспийское море.

Англияне образовали общество «Мистерия» во главе со знаменитым путешественником Себастьяном Каботом для отыскания этого пути.

И вот 20 мая 1533 года флотилия из трех кораблей, снаряженных этим обществом, под главенством испытанного адмирала Гюга Виллоуби и Ричарда Ченслера пустилась в долгий и опасный путь, взяв с собой провиант на восемнадцать месяцев.

Но как стало известно англиянам о возможности прохода из Ледовитого океана в Белое море? Ведь на протяжении около тринадцати столетий хранили хитрые варяги этот секрет, тайну северных ворот России. Варяги, норманны (мурманы) и другие скандинавы, древние предки Лермонтов, и Бальмонты[71] ходили этим путем в Биармию (так они называли Пермскую землю). Уже в XV веке плавали друг к другу скандинавские и русские послы. Известен был этот путь и рыбакам и китобоям. От них и могли прослышать любопытные и предприимчивые моряки-англияне о тайном пути в Россию. Кроме того, послы Англии в Москве почитали святой обязанностью раскрывать подобные тайны на благо собственного королевства.

С большим опозданием миновала флотилия Шетландские острова шкотов. Кстати, и в командах кораблей было немало отличных моряков из Шкотии. В начале осени флотилия попала в тяжкую бурю. 18 сентября, потеряв из виду один из своих кораблей, адмирал вошел в неведомую бухту и, затертый льдами, решил в ней перезимовать. Все на борту погибали от холода. Из бумаг адмирала позднее стало известно, что осенью он выслал три партии в разных направлениях, которые, пройдя по заснеженной земле три-четыре дня и ночи, так и не обнаружили следов человека. Последняя запись адмирала была сделана в январе…

Третьим кораблем командовал навигатор флотилии Ричард Чанселор (по русским документам — Чанселор). С тяжелым сердцем, прождав семь суток в условленной гавани в Финмарке (Финляндии), Чанселор принял решение продолжать путешествие. Он плыл в северных широтах, где днем и ночью светило солнце. Огибая Скандинавский полуостров, его «Бонавенчюр» лавировал между льдинами и айсбергами в водах Ледовитого океана. Наконец вошел он в большой залив Белого моря, носивший, как он вскоре узнал, имя святого Николая. В устье Северной Двины повстречал он людей, которые никогда еще не видели таких больших кораблей. Они сказались русскими, подданными Царя Иоанна Грозного. Чанселор отправил Царю срочную депешу, надеясь, что император, как назвал Царя аглицкий моряк, немедленно по получении сей депеши пришлет за незваными гостями своих почтовых лошадей. Но Царь медлил с приглашением. Чанселор, как и большинство аглицких первооткрывателей, был человеком весьма решительным и скорым в своих решениях. Пока архангельский воевода ждал из Москвы указаний, как быть с непрошеным гостем из неведомой Англии, он поехал в канун осенней распутицы в столицу Московии.

С немалыми трудностями преодолел Чанселор со своим эскортом тысячу пятьсот миль на царских санях до Москвы. Страна оказалась густонаселенной, процветающей. За полдня Чанселор насчитал на дороге за Вологдой до восьмисот саней, груженных соленой рыбой или хлебом.

За несколько поприщ от Москвы англиян остановили в какой-то деревне, — Царь-де назначит день для их въезда в столицу. Томительное ожидание царской милости тянулось двенадцать дней. У стен стольного града высоких гостей встречали московские приставы. Тут же начинались бесконечные споры о дипломатическом этикете, пока вдоль всей дороги в Кремль скучали москвичи, выгнанные из своих домов для торжественной и «стихийной» встречи, а также конные служилые люди, стрельцы и пушкари с пушками и знаменами.

Не слишком чопорные, уверенные в себе аглицкие гости, всесветные купцы, немало дивились азиатским порядкам. Князья и бояре драли носы перед чужеземцами, цепко следя, кто раньше снимет головной убор, слезет с коня или выйдет из кареты, кто первым шагнет навстречу и займет место одесную, высокую руку, сиречь с правой стороны.

При Иване Грозном еще не было Посольского приказа на Ильинке. Крымских, ногайских и польско-литовских послов, чаще прочих приезжающих в Москву, везли в особые подворья. Остальных устраивали в боярских хоромах. Аглицких гостей также поместили в чьи-то хоромы и тут же окружили сильным нарядом стрельцов — якобы для охраны, а на самом деле для того, чтобы никого не выпускать на улицу и не допускать общения с не обученным этикету и политесу московским людом.

Однако же русские оказались щедрыми хозяевами: они словно задались целью споить англиян. На каждого питока прислали они на день в расчете по семь чарок двойного зеленого, по две кружки ренского и романеи, по ведру пива, по полведра и четыре кружки разного меду, не считая браги и квасу. Приставы вельми беспокоились: хватит ли напитков дорогим гостям? Заодно они неуклюже шпионили за дорогими гостями, имея наказ, что выведать об их намерениях и вообще об их царстве-государстве.

Лермонту нетрудно было представить себе шествия гостей в Кремль, ведь он столько раз сопровождал с рейтарами иноземных послов. Ехали послы в царской карете. На улицы снова выгоняли послушный народ. Впереди шли стрельцы, а за ними на лошадях с царской конюшни везли подарки Царю — Цари их, невзирая на ветхозаветные предупреждения Государям против принятия любительных поминок, страсть как любили, особливо всякие заморские диковинки. Какой-то посольский чин, сидя на коне, вез «верующую» (верительную) грамоту, высоко подняв ее над головой для всенародного обозрения. Послов эскортировали приставы и придворные. Послы выходили из кареты, не доехав до Красного крыльца. Вдоль лестницы и шпалерами в покоях стояли дворяне и приказные люди, блистая «золотным платьем», выданным под расписку на сей токмо случай из царских кладовых со строгим предупреждением: коли заблюешь казенный наряд или порвешь его, выдерут тебя нещадно батожьем! Как видно, «показуха» вошла в русский обиход по крайней мере при Иване Грозном.