Стопроцентный американец (Исторический портрет генерала Макартура) - Леонид Кузнецов

Это в штабе. А перед журналистами Д. Макартур пускался в рассуждения о том, что, может быть, японцы и вынашивают планы высадки на Филиппинах, но не сделают этого из боязни встретить сильный сокрушающий удар его, Дугласа Макартура. Так что не волнуйтесь.

Одновременно Д. Макартур продолжал успокаивать публику обещаниями сбросить в море японцев, применяя тактику контрудара с суши. В конце концов, убеждал "Наполеон Лусона", если не будет пушек с прожекторами (однажды он заявил: "Дайте мне семь 12-дюймовок да еще 32 прожектора, и я закрою проливы". И это на защиту страны, береговая линия которой больше береговой линии США!), ничего страшного не случится - одного присутствия американских солдат на архипелаге уже достаточно. Ведь японцы в силу своей второсортности, неспособности освоить технику, не смогут, мол, даже поднять в небо самолет. Д. Макартур упорствовал в этом расистском утверждении даже тогда, когда японская авиация совершила бомбовые атаки на американские войска. "За штурвалами сидят не японцы,- говорил генерал-спаситель,- а европейцы".

Пропагандистская кампания, которая преследовала цель принизить японцев как солдат, велась широко. Американцы представляли японцев как смешную, несерьезную нацию: они, мол, пишут и читают наоборот, и дома строят сверху вниз, а не снизу вверх; когда пилят бревно, то не толкают пилу, а тянут ее. Цивильные японские граждане, оказывается, ходят в жеваных шляпах и черных костюмах, их солдаты похожи на неряшливо сложенные тюки из коричневой бумаги благодаря плохо сшитой, мятой униформе. И вообще выстрелить прямо в цель, да еще если таковой будет американец, они не способны.

Странно и непонятно. Как мог Д. Макартур санкционировать распространение такой галиматьи, если еще во время русско-японской войны он вместе со своим отцом (а уж Артур Макартур мог оценить достоинства и недостатки в военном деле) восхищался японским солдатом, его храбростью, его способностью, его умением пользоваться оружием. Что это - сознательное стремление морально обезоружить филиппинцев, да и своих американских солдат? Усыпить бдительность?

Наконец японские офицеры провели военный совет на борту флагманского корабля "Асигара", во время которого обсудили последние приготовления к вторжению на архипелаг. Генералу Хомма было отпущено 60 дней (по другим источникам, еще меньше - 50 дней) на полный захват Филиппин. А Д. Макартур занимался тем, что произносил пышные речи о своей непобедимости и слал бодрые депеши в Вашингтон: в одних сообщал об исключительно высоком состоянии духа войск, в других - о том, как "великолепно идет строительство казарм". Параллельно он продолжал перемежать речи все теми же сказками о японцах, которые ни в коем случае не нападут. А между тем японцы, насмотревшись в "скважину замка", как они еще называли Филиппины, приняли решение завладеть "ключом" и одновременно отвести "дуло пистолета" (такую роль Филиппинам отводил японский генштаб) от сердца Японии.

Еще 24 ноября 1941 года Вашингтон шифровкой предупредил всех командующих войсками США на Тихом океане, включая Гуам и Филиппины, о вероятном нападении Японии. На этот тревожный сигнал, а по существу, приказ готовиться к боевым действиям Д. Макартур ответил приготовлением к вышеупомянутому банкету в гостинице "Манила".

"Когда ты выйдешь на войну против врага твоего, -напутствует Библия,и увидишь коней и колесницы и народа более, нежели у тебя, то не бойся..."

Захлопнув священное писание, Д. Макартур быстро оделся и поехал в здание главнокомандующего вооруженными силами США, каковым и являлся после разжалования из фельдмаршалов и возвращения в американскую армию.

Никогда подчиненные не видели таким своего начальника. Серое, больное лицо обнаруживало полную растерянность. Кто-то сказал: "умственная депрессия". Д. Макартур не мог предложить никаких разумных планов и действий.

"Он считался одаренным руководителем,- заметил по этому поводу очевидец,- и его абсолютная неспособность к чему-либо в этот трагический момент ошеломляла".

А ведь еще накануне уверенный в себе, в своих поступках военачальник, он выглядел орлом.

Президент М. Кэсон отдыхал в Багио. Когда его разбудили и сообщили новость, он сначала не поверил, назвав все это "какой-то чепухой". Но тем не менее сказал, что немедленно выезжает в Манилу.

В 5.30 утра 8 декабря, когда Макартур, нервничая, изучал под настольной лампой полученные разведывательные данные, пришла телеграмма из военного министерства, в которой Д. Макартур официально извещался о том, что Соединенные Штаты и Япония находятся в состоянии войны и что следует немедленно приступить к исполнению планов, разработанных на случай возникновения подобной ситуации и, в частности, плана "Радуга-5" (несколько обновленный и модернизированный план "Апельсин"). И что же вы думаете? Макартур продолжал... сомневаться в выборе действий. Позднее генерал объяснил свое поведение д-ру Луису Мортону, официальному историку вооруженных сил, следующим образом:

"Мне четко было приказано - не начинать враждебных действий (видимо, ссылка на распоряжения до нападения Японии.- Л. К.) против японцев".

Многим такая позиция была абсолютно непонятна. Высказывалось предположение, что на Д. Макартура сильное воздействие оказывал М. Кэсон, исходивший из надежды остаться в стороне от войны. Но ведь не сохранились записи разговоров этих двух политиков. Да к тому же следует помнить, что такое генерал Макартур на Филиппинах - Кэсон ему был вовсе не указ. Скорее всего Д. Макартур рассчитывал на верность собственного прогноза: Того, или, как его называли за острый ум и беспощадный нрав, "Бритва", пощадит Филиппины, обойдет их. Во всяком случае, как рассказывает Д. Эйзенхауэр, он услышал от М. Кэсона в 1942 году следующее:

"Когда японцы атаковали Пёрл-Харбор, Макартур по каким-то странным причинам убеждал, что Филиппины останутся нейтральными и не подвергнутся атаке японцев. Поэтому Макартур отказался дать разрешение генералу Бреретону нанести бомбовый удар по Тайваню немедленно после нападения на Пёрл-Харбор".

(Д. Макартур, кстати, уверял, что ничего не знал о планах своего командующего ВВС.- Л. К.)

Но что же все-таки делать? Вот вопрос, который задавали и про себя, и вслух собравшиеся 8 декабря 1941 года генералы и адмиралы. Все смотрели на главнокомандующего, не получая никакого ответа.

Позднее Д. Макартуру пришлось оправдываться за свои действия, а точнее, за бездействие, в частности, за то, что американская авиация на Филиппинах сидела фактически "сложа крылья". Всю вину он возложил на начальника штаба, который якобы даже не доложил ему о предложении Бреретона, командующего ВВС, совершить налет на Тайвань (и это при положении, когда Д. Макартур был в своем штабе самодержцем, когда ничего не предпринималось и не отменялось без его согласия).