Честь семьи Прицци - Эдгар Френсис

В это утро Франциску, действительно, было куда спешить. Когда у него в голове полыхнул звонко-механический взрыв, а барабанные перепонки испуганно

тренькнули, детектив позволил себе полежать всего лишь минуту. Ровно столько, сколько у него уходило на то, чтобы невнятно пробормотать очередную угрозу. Затем он резко сел, и это движение отозвалось ноющей болью в висках. Франциск помассировал их ладошками, встал и побрел в ванную, слегка покачиваясь, периодически ударяясь плечом о стену. По дороге он завернул в туалет, справил нужду и лишь после этого приступил к обычной утренней процедуре умывания. Покончив с ней, Франциск почувствовал себя несколько бодрее. Напевая под нос один из модных шлягеров конца тридцатых годов, он поставил чайник на плиту, оделся, налил себе кофе. Сидя за столом, попивая горячую тягучую жидкость, Кунз время от времени не без удовольствия вдыхал приятный терпкий аромат. Два съеденных бутерброда с маслом и сыром окончательно привели его в хорошее расположение духа. Так, впрочем, было всегда. Но этим утром у Франциска был особый повод для радости: вчера ночью ему, наконец, удалось найти зацепку и составить для себя план дальнейших действий.

Идея, мелькнувшая у него в голове, требовала тщательной проверки, которая могла занять несколько дней, и личного присутствия в Лос-Анджелесе. Именно туда и собирался вылететь Франциск десятичасовым рейсом.

Допив кофе, он помыл посуду и сложил ее в навесной шкафчик. Затем прошел в комнату и принялся собираться. Ему не нужно было много времени. Отмычки, несколько удостоверений различных государственных учреждений, начиная от настоящего — детектива, заканчивая фальшивым — специалиста по ракетным двигателям НАСА. «Магнум», который он убрал в портфель вместе с наплечной кобурой, восемь листков, отданных ему Родом, фонарик, личные принадлежности, пара рубашек. Вот и все. Закрыв портфель и проверив, надежно ли застегнуты замки, Франциск надел темно-синий длинный плащ, новенькие остроносые ботинки и шляпу. Стоя в прихожей, он еще раз перебрал в памяти взятые вещи, проверяя, не забыл ли что-нибудь важное, но быстро пришел к выводу, что все нормально и склероз еще не успел подобраться слишком близко. Подхватив портфель, Кунз вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь и закрыв на два оборота английский замок. Спустившись на первый этаж пешком, он вышел на улицу, поймал такси и поехал в аэропорт «Ла Гуардиа». На часах было без двадцати девять утра…

… Виктория Холбейт проснулась от того, что муж — Джек Холбейт — капитан полиции, начальник одного из полицейских участков Манхэттена, нежно поцеловал ее в щеку. Прикосновение сухих губ было бережным и легким. Джек очень любил свою жену. За одиннадцать лет супружества чувства нс ослабели — как это случается довольно часто — а, напротив, окрепли и приобрели новые оттенки и глубину. Если бы Виктория захотела, Джек стал бы носить ее на руках. Однако она чуралась слишком бурных проявлений страсти, выходящих за мыслимые рамки. Это вовсе не означало, что Викки, как называл ее муж, была холодной или бесчувственной женщиной. Скорее, наоборот, в ней постоянно тлела искра той бешеной страсти, которая от малейшего любовного ветерка готова вспыхнуть огромным, всепожирающим пожаром. Наверное, из-за постоянных усилий сдержать эту страсть в себе, она и стала стесняться любых проявлений нежности со стороны мужа на людях.

Викки шел тридцать второй год, она отвечала Джеку полной взаимностью и не засматривалась на остальных мужчин, хотя те провожали ее восхищенными взглядами.

Она была брюнеткой, но волосы имели не чисто антрацитовый цвет. В лучах солнца они вспыхивали оттенками спелого каштана, создавая вокруг головы мерцающий ореол. Кроме того, Викки обладала отличной фигурой — при высоком, пять футов шесть дюймов, росте — стройными, точеными ногами и хорошеньким личиком. Возможно, кому-то ее внешность могла показаться достаточно заурядной, но Джек считал совершенно иначе. У его жены был отличный характер и отменный вкус. Одним словом, они казались вполне подходящей парой, живущей без ссор, скандалов, регулярно выбирающейся на пикники, в ресторан (реже) и в кино (чаще). Изредка

Джек и Викки забредали в дансинг и даже позволяли себе немного расслабиться под звуки музыки.

Этот день был особым. Сегодня, ровно в два часа пополуночи, Джеку Холбейту исполнилось тридцать пять лет, из которых двенадцать он посвятил службе в полиции. Наверное, его нельзя было назвать образцовым полицейским, — ну кто, скажите, не без греха? — однако взяток он нс брал, работал на совесть и не прятался за чужие спины.

Начальник участка — должность не для слабонервных. Холбейт и не считал себя таковым и, кстати сказать, вполне справедливо. Он всегда выглядел аккуратным, подтянутым, чисто выбритым, а ботинки сияли даже в самую слякотную погоду. Стрелкой на брюках можно было порезаться, воротничок рубашки идеально накрахмален. Он пользовался лосьоном «Виталис» или одеколоном «Лимон» фирмы «Английская кожа». Выглядел Джек не больше чем на тридцать, хотя за два года работы начальником участка морщин на его лице заметно прибавилось. Рост его составлял шесть футов два дюйма, а спортивной классической фигуре позавидовали бы и более молодые парни. Его нельзя было назвать красивым — до голливудской звезды он явно не дотягивал, но привлекательным — несомненно. В основном, из-за обаятельной белозубой улыбки, которая придавала Джеку мальчишеское выражение. Женщины находили с нем большое сходство с Робертом Редфордом[10], что, в целом, Холбейту нравилось. Сегодня, против обыкновения, отправляясь на службу, он одел не обязательную в другие дни форму, а темно-синий шерстяной костюм классического покроя, черные туфли и голубую рубашку. Дополнял картину строгий синий галстук в тонкую серебряную полоску, удерживаемый золотой булавкой — подарок родителей Викки к десятилетней годовщине свадьбы.

Осторожно, стараясь не разбудить жену, Джек поцеловал ее в щеку. Однако, видимо, недостаточно осторожно, потому что она сонно потянулась и открыла глаза.

А открыв глаза Виктория засмеялась.

— Что-нибудь не так? — спросил он, пытаясь понять причину охватившего ее веселья.

— Да нет, просто сейчас ты выглядишь, как типичный агент ФБР в дешевом кинофильме.

— О, господи, — вздохнул Джек. — Неужели так плохо?

— Брось, милый, я пошутила., — она приподнялась повыше, облокотившись на подушки. — С добрым утром и с днем рождения, дорогой.

Холбейт расплылся в довольной улыбке.

— Ну вот, хоть одно ласковое слово за все утро. Спасибо, Викки.

— Подарок я отдам тебе вечером, после ужина.

— Ага, — кивнул он. — Ну, тогда я, кажется, догадываюсь, что это будет.

— Фууу, мистер Холбейт, — засмеялась Викки. — Я позвоню в участок, чтобы вам устроили нагоняй за фривольное обращение с женщиной. А в общем-то, если ты ошибся, то ненамного.

Он засмеялся в ответ.

— Ты помнишь, что мы сегодня идем в ресторан?

— Конечно, милый. Я позвоню тебе в шесть, перед тем, как буду выходить из дома.

— Отлично, — Джек еще раз чмокнул жену в щеку и выпрямился. — Ну, я побегу, пожалуй.

— Хорошо. Постарайся оказаться к шести в своем кабинете, о’кей?

— Да, конечно.

Джек улыбнулся ей и вышел из спальни. Викки услышала, как он прошел через квартиру к двери, щелкнул замок, и наступила тишина, нарушаемая лишь звонким тиканьем часов да отдаленным шумом машин. Некоторое время она продолжала лежать под одеялом, жадно вслушиваясь в эти посторонние звуки, которые означали новый виток жизни на бесконечной спирали времени. В такие мгновения ей очень хотелось различить шепот листвы и бормотание ветра, заблудившегося в ровных рядах домов. Она могла сколько угодно лежать вот так, без движения, лелея в себе надежду, что через секунду слух все-таки выловит природную гамму в моторизованном прибое города, хотя давным-давно поняла: надеждам этим не суждено сбыться.

Виктория любила гулять, с удовольствием ходила по Центральному парку, впитывая жизненную энергию деревьев, поглощая ее. Миссис Холбейт, вообще, не очень любила город, считая, что любые большие города концентрируют в себе зло. Это зависит не от людей, просто город — это своеобразная форма огромного многоликого организма, далеко не всегда доброго. Добро расходуется крайне быстро. Не будучи философом или фанатичкой католицизма, что относилось и к другим вероисповеданиям, Виктория верила, что добрая энергия, как более легкая, улетает в небо, а злая остается на земле. Города же служат аккумуляторами этой черной энергии. Они генерируют ее и выплескивают по частицам. Отсюда и такое количество стрессов, самоубийств и преступлений в больших городах. Еще десять лет назад Викки поговорила с Джеком о том, чтобы переехать в более тихое и спокойное местечко. Тот, конечно же, согласился, однако дни сменяли недели, месяцы, а затем и годы. Все попытки возобновить разговор о переезде заканчивались все тем же «конечно», пока в один не очень прекрасный момент она, наконец, нс поняла, что ее удел — провести всю жизнь рядом с мужем в этом источенном червями зла Яблоке, мечтая о том, что могло бы быть.