Правдивые байки воинов ПВО - Сергей Дроздов

Надо признать, что нам случалось «выпивать» в общаге по праздникам, выходным, да порой и просто так. Как правило, никто не напивался, и главное – не было пьяной агрессии. В компаниях смеялись, пели песни, порой даже ругались, но никогда не дрались. Не было принято так себя вести. Моветон.

У нас был майор, холостяк, которого звали «Молодой Учёный» за привычку после второго стакана начинать «доставать» всех своими учеными познаниями и формулами. Над этим посмеивались, и только.

Было крайне непопулярным – крепко напиваться и засыпать не раздеваясь, «в позе кочегара», как мы шутили. Эти факты иногда случались. Но виновных долго подначивали и частенько вспоминали им «кочегарский» сон.

Утром в выходные, после весёлой вечеринки, мы пели песенку: «Утро, утро начинается с вермута!». С вермутом, конечно тогда в военных городках были проблемы, но пиво купить было можно. У нас был приятель, прапорщик Паша Аксёнов, который всегда готов был «сбегать» в гастроном за пивом с утречка. Он очень интересно пьянел. До принятия 200 грамм – всё было нормально, а после – Паша «косел» в самом прямом смысле этого слова. Правый глаз у него начинал смотреть влево, а левый – вправо. По этому признаку мы всегда определяли, принял Паша «норму», или еще нет.

Однажды ранней весной мы отмечали какой-то праздник. Часам к пяти водка кончилась, а желание выпить – еще у всех осталось.

Паша вызвался «сбегать» за пивом. Глаза у него уже смотрели наискосок. Мы «скинулись» – и Паша исчез. После долгого ожидания Паша наконец появился. Вид его был ужасен. Ровно половина его физиономии была «стёсана» до мяса. В руках он сжимал две огромные авоськи с пивными бутылками.

Очевидцы потом рассказали нам историю Пашиного падения. Он отстоял очередь, купил чуть ли не 2 ящика пива, распихал бутылки по авоськам, вышел на улицу и расслабился.

А зря! Магазин стоял на пригорке, и спуск к дороге от него зимой детвора превращала в ледяную горку. Надо было идти осторожно. Паша поскользнулся, ноги его взлетели выше головы, и он начал падение на лед. В последнее мгновение Паша геройски поднял обе руки с авоськами вверх. В результате он проехал своим добрым лицом по всей ледяной дорожке, но зато спас пиво! За этот подвиг Паше тут же щедро «налили», и он забыл о своей травмированной «репе» до утра…

Другим способом «поправить здоровье» в выходной день было – отправиться к платформе электрички (километра 3 от КПП), где располагалось замечательное сооружение под официальным названием «Ларь «Мечта». На деле это была грязная будка, в которой бабка торговала пивом в розлив.

Пиво было всегда разбавлено водой, бабка ещё его и недоливала, про запахи и прочий антураж этой «Мечты» лучше промолчать…

Другой алкогольной точки в радиусе километров 15 от нас тогда, пожалуй, и не было.

(Прошло 30 лет. Мне недавно подарили бутылку фирменной китайской водки в красивом футляре. Рассматривая текст этикетки, среди перечня различных трав, на которой якобы настоян напиток Конфуция, с изумлением, обнаружил адрес места его разлива: Ленинградская область, Гатчинский район, поселок Тайцы и название улицы. Знакомое место, в посёлке, недалеко от жилого городка нашей армии ПВО. В советское время там располагалась фабрика по производству детских игрушек. Теперь – цех по разливу импортного пойла. Тоже – характерная примета времени и знаковый символ произошедших перемен…)

С Ильясом было чудесное приключение, вошедшее в анналы истории под названием:

Станционный смотритель

В начале ноября Ильяс предложил в выходной съездить «развеяться» в ресторан в Гатчину. Мне доводилось бывать в тамошних ресторанах, оставивших самое отвратное воспоминания. Но Илья, на правах старшего товарища, обещал мне показать замечательный привокзальный ресторан.

В Гатчине, к слову, есть два вокзала – Балтийский и Варшавский. Мы приехали в электричке на Балтийский, а ресторан оказался у Варшавского вокзала. Пока мы доехали до него на громыхающем автобусе, прошел целый час.

Настроение падало, но впереди был вечер отдыха.

Мы оба были в форме. Тогда все офицеры ходили в рестораны ТОЛЬКО в форме. Несмотря на ноябрь и ранний снежок, у моржа – Сартарова из верхней одежды была рубашка, на мне – китель и пальто.

Ресторан мне сразу не понравился, обычная привокзальная забегаловка. Но делать нечего – заказали, выпиваем, отдыхаем. Вскоре начались и танцы. Ильяс нашел какую-то тетку (которая, на мой взгляд, была «страшна не по годам») и стал с ней лихо плясать.

Моё же настроение было безнадёжно испорчено. Вечер катился к завершению, пора было определяться с планами. Я собрался домой, в общагу.

Илья, сияя, сообщил мне, что его новоявленная подруга приглашает его в гости. Всё было ясно. Расплатились. Я уже спешил на последнюю электричку. Ильяс спросил, есть ли еще у меня деньги. Было три рубля, которые он и одолжил тут же. Уже выходя из зала, я услышал объявление оркестранта: «Для нашего гостя Ильи и его девушки исполняется песня «Ах, лето!». Заиграла музыка, и Сартаров лихо заплясал со своей подругой под модную тогда песенку. Слегка позавидовав опытному холостяку, что он умеет так ловко обращаться с женским полом, я убыл в родное общежитие и там мирно уснул.

Рано утром дверь в нашу комнату открылась от страшного удара ногой. На пороге стоял синюшный Сартаров, было видно, что он промёрз насквозь, несмотря на всю свою «моржеватость». Наши с Толей возмущения столь бесцеремонным появлением Ильяс проигнорировал, пробормотав: «Потом, потом» и завалился в кровать. В 8.00 утра ему нужно было быть на КП и показывать комбригу, как летали воздушные цели за истекшие сутки.

Вечером мы все встретились, и Ильяс рассказал нам про свои приключения:

Куда девалась подруга, приглашавшая его в гости, он не помнил.

«Очнулся я в тамбуре какого-то поезда. Стою, курю. (Илья обычно терпеть не мог табачного дыма). Заходит проводница, спрашивает: «Бельё брать будете?!». Удивляюсь, почему проводница в электричке и зачем мне в ней бельё? Спрашиваю, у неё, мол, куда идет электричка?

«Поезд идёт в Таллин!» – отвечает.

Я сразу же протрезвел: «Без остановок?»

«Нет, в Кикерино будем стоять одну минуту» – отвечает проводница.

(По нашим предположениям, Илья перепутал Варшавский вокзал Гатчины, на котором останавливался поезд на Таллин, с Балтийским гатчинским вокзалом, откуда шли наши электрички. А уж в поезд, надо полагать, его посадили из-за того, что приняли за пассажира. Какой же чудак будет торчать зимней ночью на платформе в одной рубашке!)

В Кикерино он выскочил из поезда, надеясь сесть утром на встречный из Таллина – в Ленинград. Кикерино оказалось убогим полустанком.

Здание вокзала было заперто на амбарный замок. Ледяной ветер, ночь и снег «добавляли» настроения. Плюс к тому, Ильяс обнаружил в кармане копеек 20 мелочи, и все. (На мою последнюю «трёшку» он заказал «Ах лето!» в ресторации). Но это – пока были пустяки. Надо было постараться не замёрзнуть насмерть.

Сообразив, что должен быть здесь какой-нибудь станционный смотритель, Ильяс бегом припустил в сторону огней семафора. Добежав до него и не обнаружив будки, Ильяс помчался в сторону противоположного семафора. Пока бежал – согрелся немного. Нашлась будка, в ней горел огонёк. На стук Сартарова из будки вылез дедок. «Здесь пьяным нельзя находиться!» – строго ответил он на просьбу «пустить погреться».

После энергичной беседы дедок согласился отпереть для Ильяса здание вокзала. В нём оказалась холодная печка – и больше ничего.

«Вокруг этой печки я и бегал до полпятого утра, когда в Кикерино останавливается поезд из Таллина в Ленинград. Денег и билетов у меня не было. Все двери вагонов были закрыты, никто в этом Кикерине не выходил. Однако я успел пробежаться вдоль состава и постучать так, что 2 вагона открыли. Уговорил взять меня „зайцем“ до Гатчины – Варшавской. Там „зайцем“ на автобусе доехал до Балтийского вокзала и успел на электричку. В 8.00 – уже докладывал комбригу маршруты полётов „контрольных целей“ за истекшие сутки» – завершил рассказ Ильяс.

Эта история стала «хитом», а Ильяс заслужил кличку «Станционный Смотритель».

Надо сказать, что Ильяс, несмотря на все свои «приключения», был сильным командиром роты и умел держать своё «войско» в руках. Даже в те годы умелый командир, способный управлять «отличниками», был, увы, явлением нечастым. Ильяс же за долгие годы командования ротой научился эффективно использовать весь небогатый арсенал методов воспитания нерадивых «защитников Отечества». Наглых и распущенных лоботрясов в каждой роте всегда было, есть и будет изрядное количество. Горе тому командиру, который этого не понимает, или не умеет с ними работать. Сядут такому на шею и уже не слезут. Сказки о том, что чуть ли не все воины мечтают отлично служить – хороши для кинематографа и экзальтированных дамочек бальзаковского возраста, убеждённых в том, что их сыночек самый лучший, и только вокруг него – все негодяи.