Патриот - Терри Пратчетт

– Э-э, сэр… но куда дальше можно погрузиться?

– Мы всего лишь погрузились в море, сержант.

– А! Понятно. – Колон тщательно обдумал услышанное. – А куда еще можно погрузиться, сэр?

– Под землю. Куда мы сейчас и направляемся, сержант.

Берег значительно приблизился. Стражники не могли не заметить, что матросы спешат к тупому концу корабля, сжимая в руках небольшие, облегченные и, самое главное, плавучие предметы, которые только удалось отыскать.

– По-моему, мы уже совсем рядом, – сказал Ваймс. – Отлично. Здесь и остановимся.

– Остановимся? Но как?

– Капитан, кто из нас двоих моряк? У вас же должны быть какие-нибудь тормоза.

Дженкинс остолбенело уставился на него.

– Ты, ты… сухопутная крыса!

– А мне казалось, вы, моряки, никогда не употребляете таких выражений.

– О боги, первый раз встречаю подобного человека! Да, а весла у нас называются острыми палками и…

Позже команда назвала эту высадку одной из самых странных в истории неумелого мореплавания. Наверное, повезло с наклоном береговой поверхности, как и с приливом, как и со всем остальным, потому что корабль не столько врезался в берег, сколько заплыл туда, поднимаясь из воды и тараня килем песок. Но в конце концов силы воды и ветра, инерции и трения все-таки сошлись в одной точке, иначе называемой «медленное опрокидывание».

Которым все и завершилось, и гордое звание «самое нелепое кораблекрушение в мире» было оправдано.

– Что ж, могло быть куда хуже, – произнес Ваймс, когда затих последний скрип расщепляемой древесины.

Выпутавшись из мешанины рваных парусов, он с максимально возможным достоинством водрузил на голову шлем.

Из бокового трюма донесся стон.

– Это ты, Шелли?

– Я, Детрит.

– А это я?

– Нет!

– Прошу прощения.

Легко пробежав по накренившейся палубе, Моркоу спрыгнул на влажный песок и отдал честь.

– Все на месте и отделались легкими ушибами, сэр. Будем организовывать береговой плацдарм?

– Береговой что?

– Наверное, нам стоит окопаться, сэр.

Ваймс окинул взглядом пляж – если это солнечное слово вообще было применимо к сей унылой, забытой всеми богами полоске земли, тянущейся в обе стороны. Даже не к полоске, а к каемке. Ни движения, разве только дрожит раскаленный воздух да пара стервятников расхаживает неподалеку.

– А зачем? – спросил он.

– Чтобы занять оборону. На войне всегда так делают, сэр.

Ваймс посмотрел на стервятников. Те приближались хищными боковыми подскоками, готовые сразу накинуться на умершую пару деньков назад добычу. Полистав Тактикуса, он наконец нашел искомое. Так, береговой плацдарм.

– Здесь сказано: «Если хотите, чтобы ваши люди подолгу орудовали лопатами, организуйте крестьянское хозяйство», – прочел он. – Ясно. Пожалуй, мы выдвинемся немедленно. Он не мог далеко уйти. И мы быстренько обернемся туда-обратно.

Из морской пены явился Дженкинс. Вид у него был вполне мирный. Этот человек нырнул в самое горнило гнева, вернулся оттуда и ныне пребывал в безмятежной заводи, лежащей за пределами мирских чувств. Дрожащим пальцем указав на поверженный корабль, он вымолвил:

– Ма-а?..

– Учитывая, через что ему пришлось пройти, корабль в весьма неплохой форме, – заметил Ваймс.

– Ма-а?

– Уверен, тебе и твоим морским волкам еще плавать на нем и плавать.

– Ма-а…

Дженкинс и остатки его команды молча проводили взглядами анк-морпоркских стражников, которые, оскальзываясь и чертыхаясь, вскоре скрылись за ближайшей дюной. Затем моряки сошлись в кучку, о чем-то посовещались, бросили жребий, после чего кок, которому никогда не везло в азартных играх, осторожненько приблизился к капитану.

– Ничего, хозяин, – начал он, – вон сколько тут древесины, разыщем балки покрепче, наладим блоки, починим снасти и…

– Ма-а.

– Разве что… начинать надо прямо сейчас, а то он сказал, они ненадолго уходят…

– Они вообще не вернутся! – вдруг заорал капитан. – Воды им не хватит и на день! И они ничего с собой не взяли! А как только они потеряют из виду море, то сразу заблудятся!

– Ура, нам можно не беспокоиться!

Чтобы взобраться на очередную дюну, потребовалось полчаса, и на ее гребне обнаружились следы, уже полузанесенные песком.

– Здесь прошли верблюды, – произнес Ваймс. – Но верблюды ведь не очень быстро ходят. Давайте-ка…

– Кажется, у Детрита серьезные неприятности, – сообщил Моркоу.

Тролль стоял упираясь в дюну костяшками пальцев. Охлаждающий механизм в его шлеме резко загудел, а потом и вовсе заглох – очевидно, в мотор попал песок.

– Чувствую себя совсем глупым, – проговорил тролль. – Голова болит.

– Кто-нибудь, быстро, закройте его от солнца щитом, – скомандовал Ваймс. – Ему нужна тень.

– Он не справится, сэр, – покачал головой Моркоу. – Лучше отошлем его обратно, к кораблю.

– Он нам нужен! Шелли, быстро, начинай обмахивать его топором!

В ту же секунду пески поднялись и взмахнули сотней мечей.

– Дзынь-дзынь-подзынь! – пискнул бодрый, хотя и несколько приглушенный голосок. – Одиннадцать ноль-ноль, подстричься и… э-э… по-моему… что-то не так?

Здание было небольшим, но, обрушившись внутрь, оно весьма удачно сложилось во что-то вроде цистерны из глыб, которую ливень наполнил водой.

Дубина Джексон одобрительно хлопнул сына по спине.

– Пресная вода! Наконец-то! – радостно крякнул он. – Молодец, сынок.

– Вообще-то я рассматривал эти штуки, которые навроде картин, а потом…

– Ну да, изображения осьминогов, интересные картинки, – подхватил Джексон. – Ха! Теперь праздник пришел и на нашу улицу! Эта вода наша, и она на нашей стороне острова, и пусть эти жирные сволочи только попробуют возразить. Велика важность, дрова у них есть, зато воду они высасывают из рыбы!

– Ага, пап, – согласился Лес. – А часть воды можно обменять на дрова и муку, правильно?

Отец ответил осторожно-неопределенным жестом.

– Может быть, – пробормотал он. – Хотя торопиться не стоит. Еще чуть-чуть – и мы найдем горючие водоросли. Надо думать не только о завтрашнем дне, но и о послезавтрашнем. Помнишь, сынок, каковы наши долгосрочные планы на будущее?

– Готовить еду и греться? – с надеждой в голосе спросил Лес.

– Сначала – да, – ответил Джексон. – Это само собой. Знаешь, сынок, есть одна народная мудрость, которая гласит: «Дай человеку огонь, и целый день он будет греться, но подожги его, и ему будет тепло до самой кончины». Понимаешь, к чему я?

– По-моему, пап, там было немножко по-другому…

– Суть в том, что на воде и сырой рыбе мы можем прожить… практически сколько угодно. А те без воды долго не протянут. И что это значит? Что очень скоро они приползут к нам на коленях. И тогда уже мы будем ставить условия.

Обхватив рукой плечи не успевшего увернуться сына, Дубина широким жестом указал на мир вокруг.

– Когда я начинал, сынок, у меня не было ничего, кроме старой лодки, наследства твоего дедушки, но я…

– …Работал не покладая рук… – утомленно продолжил Лес.

– …Работал не покладая рук…

– …И всегда держал голову над водой…

– …Верно, всегда держал голову над водой…

– …И всегда мечтал что-нибудь оставить мне… Ой!

– Прекрати насмехаться над отцом! – рявкнул Джексон. – Не то получишь по другому уху. Лучше посмотри – видишь эту землю?

– Вижу, пап.

– Так вот, это земля возможностей.

– Но здесь ведь нет пресной воды, а почва, пап, насквозь просолилась. И кругом такая вонь!

– Это не вонь, а запах свободы, вот что это такое.

– А пахнет так, будто кто-то как следует пернул… Ой!

– Иногда, сынок, одно очень похоже на другое. Но я думаю о твоем будущем, парень!

Лес бросил взгляд на разлагающиеся водоросли.

Он осваивал рыбацкие премудрости, чтобы стать впоследствии рыбаком, как отец, потому что так повелось испокон веков – все мужчины в их семье становились рыбаками, – и он был слишком покладист, чтобы воспротивиться традиции, хотя на самом деле всегда мечтал стать художником. Он отличался наблюдательностью, и иногда то, что он замечал, вызывало в нем смутную тревогу, причины которой он и сам не мог себе объяснить.

Все-таки в этих домах была какая-то неправильность. То тут, то там встречались вкрапления, гм, архитектуры – например, анк-морпоркские колонны или остатки клатчских арок, – но вид у них был какой-то искусственный, точно их уже позже добавили к грубым, построенным неуклюжими руками сооружениям из глыб. В других же местах, наоборот, глыбы навалили поверх древней кирпичной кладки и мозаичных полов. Оставалось только гадать, кто был творцом мозаики, ясно было лишь одно: этот творец просто с ума сходил по осьминогам.

И еще: закрадывалась мысль, что все споры между анкморпоркцами и клатчцами по поводу права собственности на эту землю абсолютно бессмысленны.