Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина - Чингиз Гусейнов

- Ты не сказал, кто я!

- Свитки...

- О том уже промолвил!

- Могу и заповеди перечесть твои - про тела чистоту, их пять, и чистоту души, их тоже пять! - И начал было, стремительно проговорив, - даже про чистку зубов, очищение носа водой и подстригание усов...

- О чём ты, Мухаммед?!

А он спешит: и повеление добра, и запрещение зла!

Ещё сказать... - вспомнил, к ранее ниспосланному Богом про Лута дополнилось, как Ибрагим спасти людей от кары Бога пытался, когда к нему Его посланцы явились. "Мир тебе!" - сказали, "Мир!" - ответствовал он им и не замедлил выйти с жареным телёнком. Увидав, что к еде не притронулись, понял - не гости, стало боязно. "Не бойся! - сказали. - Мы посланцы к народу Лута!"

"Неужто, - спросил их Ибрагим, - погубите поселение, в котором двести верующих в Бога Единого?" "Нет!" - ответили.

"А если верующих сорок? Или девятнадцать, цифра ведь у нас священная!"

"Нет!"

"А семь, священна тоже цифра?"

И снова: "Нет!" - ответили.

"А если проживает там всего лишь Лут?"

"Ты вывел из терпения нас! Мы лучше знаем, кто там проживает!"

- Остановись! О главном не сказал!

- Ты праотец! - вдруг осенило Мухаммеда.

- Вот так-то!

- Ты множества отец!

- Да, прав ты, ну а дальше что?!

- Две ветви от тебя пошли - ветвь Исмаила...

- Да, - и назвал вторым Исхака, но двуимённо, как Исаак-Исхак, и впредь, называя имена, говорил двузначно, - ветви славных сыновей моих, две или поболее. Что ж, разумения твои похвальны.

- А из Исхака ветви, - похвала вдохновила Мухаммеда, но мысль свою отчего-то не завершил, уловив во взгляде праотца нетерпение: хотел сказать об Исе. - Я выслушать готов!

- Но выслушать не подвиг! - строг, как в давнем сне, когда Мухаммеду являлся с Исмаилом. - Не про заповеди тела и души, о них так много на земле говорено, услышать я желаю!

- Но разве лишь слова они: и обрезание, и стрижка ногтей!

- Ещё про подмывание скажи!

- И целомудрие, и Богу преданность, и верность...

- Умолкни! - не дал договорить. - Я о вражде, что постоянна в моих ветвях! То пламя вы, и негасим ваш гнев, то ожесточение огнём бесплодным полыхает, то холодны, как лёд!

- О чём ты, праотец?!

- Возгордились, каждый полагает, именно он избран Им! Первый и единственный, а если так, то отчего б не возвыситься до Него?

И говорил о тех, кто прежде был: Ной и Нух, трёхзначно даже: царь Вавилонский Нимруд - Нимврод - Навуходоносор, вскормленный будто бы тигрицей, а кто - волчицею или орлицей.

Конец его печален: ел траву, как вол, и волосом, как лев, покрылся, и когти как у птицы хищной. Но даже и ковчег!.. - Тут вдруг Мухаммед вспомнил... нет, потом! сначала мысль иная: почему ни первочеловек Адам, ни Ной-Нух - и на земле мне думалось порою двуимённо, не ведал я, что это мне передалось от праотца, - коль скоро спас его Бог в ковчеге, не стали началом земных начал? Его единственным посланником?! Не стал почему праотец?! Не стал Зуль-Карнейн, или Двурогий, а ведь прожил три тыщи лет! Ступила его нога на конечный и начальный пределы земли! Достиг двух концов мира, восход и закат! Миродержатель, познавший тайны видимого и скрытого! И ни Соломон-Сулейман, чья мудрость и чьи богатства... - но что толковать об известном? Неужто потому... - додумать такое! - что Ибрагим посмел (свисающая с неба лестница задёргалась) уподобить спасительный ковчег, чей вздыблен к небу нос, башне, которая несла погибель? За мыслью Ибрагима трудно уследить.

- За мыслью ль только?! Впрочем... увы, уж не поспеть!

- За кем я не поспею?

- Услышать, чтоб успеть предотвратить! - Но я...

- Нет, поздно, ибо пройден путь уже тобою!

О чём ты, праотец?!

- Гордыней обуянны, а возгордившись - возомнить, чтоб утвердиться! Мнится каждому, что избран Им лишь он, единственный и первый на земле! Но знай: поочерёдно явлены три ветви праотца. Сначала утвердилась ветвь одна, Мусы. Потом другая ветвь, Исы, который... - лестница снова вздрогнула в нетерпении, и Мухаммед не успел, почуяв её тревожную дрожь, зацепиться за ступеньку, чтоб взобраться, - то ли проём, то ли, сразу за обрывом, куда ушла твоя тень, переход в новое небо: неужто четвёртое?! И тут, когда переступал через ступень, чтоб оказаться в ином пространстве, пролегла длинная тень от него, будто за спиной вспыхнул яркий свет. Голос Ибрагима услышал - вдогонку ему:

- И ты, Мухаммед, будешь изгнан!

(45) На полях вставка-вопрос, поучающий упрёк, но чей - не установлено: Кто еще был изгнан, кроме Адама? Преследуемые, да, были - все пророки, но изгнанные?!

- Взгляд мой пал на лестницу, чьи невидимы ни начало, ни

конец, - Мухаммед рассказывает Абу-Бакру, у кого на дальнем

пастбище, где верблюды, прячется, спасаясь от мекканцев.

И каждая ступенька была первопоследняя.

Бежать из Мекки, покуда не убит!

(46) Снова скобки, закрывающиеся, точно раковина, а внутри - жемчуг; вроде текста в свитке, но по характеру - вставка.

{Много лет спустя после победоносного въезда Мухаммеда в Мекку подсказано было решение, явившееся Мухаммеду во сне (прежде ему давний спор с иудеем вспомнился, в пору мира; отвечая на уверенность Мухаммеда, что непременно вернётся победителем в Мекку и будет встречен всем народом, иудей заметил: Есть города, в которые нет возврата, - очевидно, думая об Йерушалайме, но имея в виду Мекку).

Вернётся, дабы признать святость Каабы [но прежде всех идолов разрушив (фигурка Богоматери с младенцем исчезла: была - и нет её)].

И тогда Мухаммед, вернувшись в Йатриб, велел открыть в мечети врата на север, молиться, обратив лик к Каабе, отныне наиглавнейшей святыне Мекки города, признанного Богом, ибо именно здесь Он избрал Мухаммеда, объял его Своим взором, ниспослал на него Дух Святой.

(47). Дух Святой трактуется однозначно - как Джебраил. Так выстраивали свои толкования первые. К сожалению, о чём будет сказано не раз... - фраза не завершена Ибн Гасаном, но, предполагая, о чём он мог сказать, добавлю, выйдя за черту текста*.

______________

* Трактовки первых в меньшей, а дальнейшие в большей степени были не всегда достоверными, порой диктовались сиюминутными обстоятельствами: зачастую упрощали сложное, дабы отличиться от Писаний, ранее явленных авраамическим религиям, будто те Книги ниспосланы не Богом единым; не рассматривали новую веру как развитие традиций, на отрицание ислама иудеями и христианами отвечали отрицанием их. То есть, - и это утвердилось на многие века, увы, продолжается и поныне, - отношения преемственности заменяются враждой и неприятием.

В ветхозаветной традиции Святой дух - это Дух Яхве, Дух Элохима, который, ниспосылаясь на человека, делает его иным, он получает иное сердце, обретает дар пророческий; короче, это признание и призвание пророческое. В традиции новозаветной Святой Дух - одна из ипостасей Святой Троицы, с ним явлен Иисус. В исламе... но о том уже сказано, однако сошлёмся на Коран: И вопрошают: Что есть Дух Святой? Ответь им: Дух Святой есть повеление Божье! (аль-Исра, или Ночное путешествие, 17/85).

И благословил на отвержение идолов. На их уничтожение. С тех пор сменилась иерархия святых городов мусульман: первые два, но оба первые, Мекка и Медина, а уже потом - Эль-Кудс *.}

______________

* Есть в свитке подчёркнутые слова: святость, святыни, святой, святых, - по всей вероятности, к ним относятся суждения про жемчуг, находящиеся вне скобок.

Но куда бежать? Ведомо, о том договорённость есть: к йатрибцам! Кругом мекканцы расставили ловушки: не дать уйти Мухаммеду из Мекки. И соглядатаи, чтоб глаз да глаз был за Мухаммедом, но какой мекканец достоит положенное на дозоре? Охота ему время терять, глянет раз-другой да пойдёт по своим делам, чаще - торговым: купить-продать, перехитрив кого, а то и просто походить по базару, авось что перепадёт?

Как миновать засады, чтобы в руки врагам не попасться? И случится, ибо уже случилось. Подсказано и увидено было. Прожито и пережито.

Абу-Бакр предложил: вызвать стычку у южных ворот Мекки, которые на ночь запираются, между стражей и бедуинами, заплатить им - желают-де немедленно покинуть Мекку, не дожидаясь рассвета.

Начнётся свара, и тогда... Так и случилось: прибыл на подмогу стражам ближний отряд, оголились западные ворота, через которые Мухаммед с Абу-Бакром бежали, оставив в Мекке семьи: Абу-Бакр - жену, сына и дочерей (Айшу!), а Мухаммед - Севду, третий год жена ему, тиха, смирна и послушна, но холодна - не то что Хадиджа; а также дочь Фатиму, она по-взрослому серьёзна, но и горяча, как мать: не стерпит обиду. И Али остался: охранять дом и быть опорой женщинам.

Небо розовело, когда достигли горы Севр, в одной из её пещер и укрылись. Запоздала весть лазутчика: когда Абу-Джахл и трое его людей на рассвете ворвались в дом Абу-Бакра, там уже не было ни его самого, ни Мухаммеда. А сын Абу-Бакра Абдулла на крыше дома прятался. Лишь жена Умм-Руман и дочери Асма и Айша. Разгневанный Абу-Джахл дал Асме пощечину, ибо была дерзка, и ушёл, пригрозив расправой, о чём и сообщил явившийся в пещеру Абдулла: еду беглецам принёс.