Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина - Чингиз Гусейнов

- Нух? Тысячу лет пребывал у своего народа?!

- Без пятидесяти годов.

- Точность, достойная мекканского купца!

- Бывшего! - добавил кто-то.

- Но что в том удивительного: приблизился миг, и раскололся

век!

Отвратились... - но кто? мекканцы? они тоже! да ещё камень

ему вслед бросили:

- Колдовство!

- До вас и народ Нуха неправдой счёл увещевание мудрости

конечной. И лжецом объявил посланного Богом к народу, чтоб

не поддался соблазну и не понёс чтоб наказание мучительное!

- Нух поведал? И бородой своей седою тряс?

- Не было её у него!

- Бороды?!

- Cедой!

- Тыщу лет прожить и ни одной седины не нажить?

- Если возможно столько жить, что в том удивительного, что

лишь проседь в бороде?

И не раз Нух говорил, и не два. Просил и увещевал. Умолял. "Если тяжко для вас, - говорил, - моё пребывание средь вас..." "Тяжко!" - кричали. Сказали те из народа, которые не веровали: "Всего лишь человек он, подобный вам, и хочет получить над вами власть! Если б возжелал Бог, послал бы ангелов, а этот?! Человек, в котором безумие, и не спешите поддаваться, выждите!.." И сказала мне знать, угрожая: "Если не умолкнешь! не удержишься если! побит камнями будешь!"

- Устами Нуха о себе молвишь! - бросили Мухаммеду мекканцы.

- Но разве не молвил прежде я вам, что я не ангел?

Тут Бога услышал я...

Крики лицемеров: - Ты услышал или Нух?!

- И Нух, и я!

" - ...Велико развращение человека на земле! И раскаялся Я, восскорбев в сердце Своём, что создал человека на земле!

Сделать ковчег, но из чего? Дуб Индостана крепок, но край далёк. И высадил я семя дерева гофер, что с кедром схож, рос целый век. Ещё сто лет строгал, сушил я доски, и молот мой стучал, и в дерево пила впивалась. Корабль всё выше рос, вид птицы принимая, - с головой павлина, глазами орла, грудью голубя и хвостом, как у петуха. И много лет ушло на колесо, желтизною светится подобно солнцу в полдень, и чтоб был крепок, и рулить им мог, и удержать ковчег. И всякий раз, как проходила мимо знать народа моего, задрав вверх головы, глумилась: "Ни рек вблизи, ни моря нет... корабль для суши?!" И сын любимый средь неверующих, и жена. А был ковчег длиною в тыщу локтей, шириною шестьсот, высотою тридцать, просмоленный изнутри и снаружи, с местом для пресной воды. И перенёс в ковчег всего, что летает, имея крылья, и ходит, имея ноги, пресмыкается, и растёт, и плодоносит, - всего по паре. И мы вошли в ковчег, но прежде внёс тела я прародителей наших Адама и Хаввы, чтоб не поглотила их пучина, и стали границей меж мужской и женской половинами ковчега. Но вот веление Бога свершилось: разверзлась великая бездна, врата отворились небесные. Забили из расселин земли выше высоких древ источники, точно столбы водяные. А за бортом хохочет сын, грудь ливням подставив, и, глядя на него, вина напившегося, огнём глаза полыхают, зря черенок виноградный, подумал я, взял в ковчег! Заметался я по кораблю - ведь сын родной! - чтоб длинный шест протянуть ему, не смеет отец сына в беде покинуть! Тут глянул я за борт: крик исступлённый! стон запоздалый! и всхлипы! нет сына, волнами поглочен.

А вода, не переставая, прибывала. Но всему ведь конец уготован: успокоилось небо. Вверху - светлая синь, внизу - бездна вод. Свершилось повеление - ковчег на горе ал-Джуди утвердился, рассек её надвое. Но отчего рассёк? Ослабла вершина от кипящих в бурлении вод. Мне ведомо иное: гора возгордилась, что самая высокая, возомнила, что спасла род людской, пристанище ему дала, и Бог в гневе придал силу ковчегу, и корабль срезал её вершину, образовав из одной горы высоченной две *.

______________

* В который раз проглядывает тюркское, точнее, кавказско-тюркское происхождение автора-переводчика, ибо расколотых надвое гор, образовавших впоследствии горы Большую и Малую, на Кавказе две: одна на юге, это Агры-даг, или Гора-боль, известная более как Арарат, а также Эльбрус Большой и Малый.

- А что с Каабой, нашею святыней? С камнем что священным?

Тоже под воду ушли?

- Обойдены потопом!

- Как?!

- Джебраилом были подняты на небо и там сбережены: и храм,

и белый-белый камень, от ваших почерневший прикосновений!

Но не вняли укору.

- Свершилось повеление: да погибнет народ неправедный!

- Не нас ли так назвать измыслил ты?!

- Бог... - Не дали мекканцы договорить Мухаммеду:

- Раскаялся как будто твой Бог!

- О том не ведаю!

- В Писании прочти!

- Умми! Умми!..

- Ну да, когда неведомо тебе, уста молвят: "Я, мол, не

разумею!" - хохочет, точно погубленный сын Нуха.

И срок пришёл - явился ангел смерти Азраил за моей душою. Дрогнул я. "Но отчего, - был ангел удивлён, - я вижу страх в глазах твоих, неужто не насытился ты жизнью, долее других на свете пребывающий?!" "Сладка, признался, - жизнь, и тыща лет не много!" И тело моё на земле покоится мекканской. - Но ты... вот оно, тело твоё! - Лишь отсвет!

- Теперь послушай, Мухаммед, - другой говорит, - что тебе

скажем про твоего Единого: сокрушался от Своей жестокости!

И нам отныне кара не грозит. Сказал Он, в грудь бия:

"Отныне проклинать не стану ни землю, ни человека, ибо

помышление его сердца, что именую злом, - от юности людей!"

Клятву дал: "Знамение завета моего, - сказал, - радуга меж

Мною и землёю, Мне будет о Моём завете напоминать!"

- Но более всего терзался Нух!

- Поболее Бога?!

68. По вам Он о людях судил, о мои земляки, и ужаснулся!

Да, виноградная лоза, одурманивающая человека вином! Нух забыть не может, как хотел, о сыне вспомнив, выбросить за борт взятый черенок, но не нашёл: сатана выкрал, пробравшись на ковчег, и упрятал, потом втайне посадил на земле после потопа. А принялся черенок - окропил его кровью павлина. Листья на лозе распустились - оросил кровью обезьяны. Плоды завязались - кровь льва пролил на лозу. Ягоды наливаться начали соком - под лозу кровь свиньи вылил, и виноград её впитал. Вот и человек, пьющий вино, испытывает воздействия кровей этих: сначала, как павлин, хорохорится, потом кривляется по-обезьяньи, затем свирепеет, как лев, а, напившись, валяется, точно свинья, в грязи, и храп его хрюканью подобен!

...Громада ковчега вдруг уменьшилась до размеров... с чем бы сравнить? Или возгордилась подобно башне, которая рухнула, ковчегом на землю легла та башня, которая вздумала покорить небо?! И ковчег оказался в раскрытой ладони Нухa; оба, он и корабль, стали стремительно отходить от Мухаммеда. Но чем более, отдаляясь, мельчал Нух, тем величественнее возникал на горизонте ковчег: тайну превращений подобных, когда великое делается крохотным, мелкое - огромным, никак не мог Мухаммед уразуметь.

Другое пространство? Нет, ещё не новое небо! - услышал голос Джебраила. Здесь восседал огромного роста ангел. И книги две огромные пред ним лежали, два калама, два пера, и пишет неустанно. Так это ж Азраил, ангел смерти! Ну да, именно здесь пребывать ему, ангелу смерти, ибо легче было начинать после потопа, когда все люди в одночасье исчезли и спаслись лишь Нух и его семья, кроме жены и сына. А книги две - рождений и смертей! Но ангелом лишь смерти наречён. Рождений ангел?! Нет ангела такого - за все рождения в ответе лишь Бог. Но и за смерти тоже! Лишь ведомы Ему людские судьбы: кому когда покинуть мир. И срок кончины каждого лишь знает Он - то ангелу неведомо и, к счастью, людям тоже! По древу, что растёт у трона Бога... - о древо то, под кроною которого проскачешь век, меняя лошадей, и тени от его ветвей ни разу не пересечёшь! по древу этому Азраил о смерти узнаёт: слетает лист, и имя знак на нём, кто должен умереть. Не видя вошедших, Азраил еле успевал вписывать в книги имена родившихся и вычёркивал только что умерших. Зато весь мир ему открыт и видим, ибо расстояние между глазами его, слышит Мухаммед, что говорит ему Джeбраил: что-то было ведомо, о чём-то узнаёт впервые, - равняется семидесяти семи тысячам дней пути! Когда возникают цифры, память Мухаммеда - закваска купеческая! удерживает. И многоног, и многокрыл Азраил, чтоб всюду мог поспеть. И многоязык. Чтобы каждого, кто населяет мир, понять он мог. Всюду, куда ни повернутся люди, - его лицо, и оттого у ангела четыре лика.

- Ему в подмогу три тыщи ангелов, и тыща, и пять ещё? О

купечество!.. Славное занятие! А пророк?! Мекканцам позор!

Что? Взмолились ангелы, что поклоняться не желают человеку,

кто будет на земле производить несчастья, кровь проливать?

Откуда знать могли, сколь дурен человек?

- А вы?

- Что мы?

- Вы были прежде всех людей, о мои мекканцы! Ангелы по вам

судили, каков он, человек. И ужаснулись!

(43) Далее рассказ о других, помимо Джебраила и Азраила, главных ангелах, он сдерживает действие, и я - да простится мне дерзость вторжения в авторский текст! - убираю это в нижний этаж: А после Джебраил назвать хотел другого ангела, но Мухаммед перебил: он знает - ангел Исрафил, сокрытый на Храмовой горе, и срок придёт - возвестит о Страшном суде. Ангел столь велик, что ноги его упираются в нижние слои земли, а голова - у престола Бога, четыре крыла, тело покрыто волосами, ртами и языками.