Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были - Виталий Иванович Зюзин

дух свободы на Арбате, и первые художники там появились именно после нее. Или, вернее, во время нее. Дело в том, что, как я узнал впоследствии, Московский союз художников выдал в тот день специальные разрешения для работы на улице, и именно на Арбате, троим художникам из молодежного подразделения МОСХа. Одним из них был Ринат Анимаев, который сейчас работает во Франции. Поэтому менты и допытывались у наших художников, есть ли у них формальное разрешение для демонстрации работ на улице. Никто тогда и представить не мог, что такие разрешения возможны и допустимы с точки зрения советской действительности и законодательства. Но это был просто предлог для разгона.

Из воспоминаний Шурупа: «Начинали разворачивать уже на выходе из метро: “Идите обратно! Вам тут нечего делать!” Он с Алисой сел в метро и доехал до “Смоленской”. На выходе там тоже был кордон, но они его как-то обошли и пошли дворами параллельно Арбату к центру. Пришли к заветному забору, а там кагэбэшников в штатском и с ровными прическами в одинаковых плащах больше, чем хиппарей. Публика и многие хиппи с фотоаппаратами. Все друг друга спрашивают: “Где Принц?” И когда прошло немало времени, кто-то, кажется, Маша Ремизова завязала бучу: “Пипл, Принц не придет, доставайте работы!” Все стали доставать из сумок и свертков работы, а люди в штатском и менты начали сразу же винтить и отбирать фотоаппараты, вынимать из них фотопленку (поэтому и фото почти с нее нет!). И народ начинает расходиться». Саша с Алисой тоже пошли, пробыв там всего минут 40.

Добавление от единственного, видимо, серьезно пострадавшего от этой выставки Саши Диогена: «Нас с Сольми собралось пипла около того забора человек 30. Стояли ребята с картинами и фотографиями. Кто-то был с пацифистским плакатом на белом куске от простыни типа “Миру мир” и какими-то другими, и сразу началось винтилово. Плакат этот упал, и его в суматохе затоптала обычная публика. Меня схватили и отвели сначала в 5-е отделение на Арбате, потом отвезли в Киевский районный суд одного, а оттуда отправили на 15 суток в Лианозовский спецприемник. Из волосатых там я сидел один».

Кстати говоря, все в подробностях Саша Фомичев (Диоген) описал во вступительном творческом сочинении на факультет журналистики МГУ по свежим следам, так что при желании можно его найти в архиве МГУ. Он, правда, не знал об истинном организаторе этой выставки и считал, что это Сольми, так как тот его позвал в последний момент.

Добавление Антона Семенова: 6 сентября Антон и Кирилл шли к этому месту на Арбате, и их еще на подходе повязали. Они издалека видели забор и то, что выставка почти закончилась, но еще шумели, выкрикивали лозунги, и играла музыка. Но подойти не было возможности, так как выставляющиеся были окружены плотным кольцом «Березы» и оперативников с повязками дружинников и без. Полукругом стояли, спиной к прохожим, плечом к плечу, чтобы никто не подходил. Причем у Кирилла и хайра-то не было еще. Пока их вели два опера и два березовца, за ними увязался иностранный корреспондент с фотоаппаратом, который все задавал Антону вопросы, но оперативник его чуть не лягал и шипел: «Уйди отсюда!» Доставили их в опорный пункт, где задержанных было уже битком. Они сказали, что не имеют отношения к выставке, и их отпустили. Оба пришли на Гоголя, где народ гудел…

Кирилла после этого выперли из МИРЭА, где он, правда, и без того учился очень не очень. Пришлось ему искать что-то другое, и они с Волшебником стали успешными фотографами на свадьбах и прочих мероприятиях.

Настоящее значение этой выставки стало пониматься позднее. После нее и потом демонстрации в поддержку свобод на Арбате и бульварах и против беззакония властей Арбат стал настоящей витриной перемен, и без этой витрины, возможно, перестройка могла бы и заглохнуть. А так все видели наглядно, что разрешили то, что раньше было строго запрещено. Плюс, конечно, стенды «Московских новостей», от читателей которых и пошли многие партии в новой России. И кооперативы.

Зачем нас было разгонять?

Так кто же сделал из этой невинной акции политическую? Разве я? Ни одного лозунга, требования, сбора подписей, раздачи листовок, рекрутирования в ряды какой-нибудь антисоветской партии! Ничего этого не было! А эффект вышел политический! В первую очередь благодаря ментам и тупорылой гэбухе. Если бы на нашем месте были «доверисты» или Юра Диверсант, все как раз было бы наоборот. Пришло бы, во-первых, три человека, все бы боялись всего, к ним бы никто не подошел, а те бы из кожи вон лезли, чтобы банальные свои листочки раздать, лозунги покричать и подписи заполучить… Поэтому, кстати, скудные умом на красивые, шумные и эффектные акции «доверисты» постоянно присваивали себе мои мероприятия: передавали западным корреспондентам, что это они или с их участием прошла акция, а Зюзин был сбоку припеку. И поэтому не делились инфой и контактами иностранцев ни с кем из обычных людей, чтобы монополизировать их для своей не всегда честной интерпретации событий.

Все натяжки исследователей, которые желают притянуть движение хиппи только к одному полюсу – политике, неверны. Прежде всего это явление культуры, его так и называли контркультурой, то есть такой культурой, которая противостояла совковой или прочей укрепившейся государственной культуре. Подразумевалась, конечно, и политика, но как часть общей поведенческой культуры, и именно в этом русле хиппи придумали поговорку «Лучше влезть в дерьмо, чем в политику!». То есть нельзя влезть в традиционную лживую, циничную деятельность подлой власти! Хиппи ведь не создавали партий, не баллотировались в депутаты, не занимались интригами, чтобы занять какой-нибудь административный пост. Они просто решили жить параллельно тому миру, имея друг друга в качестве моральной поддержки и ближайшего единомышленника, без которого просто тоска заест! Понимаете, некое стадо, среда необходима человеку, тем более такому, который сам себя выкинул из привычного общества. Он среди обычных людей как в пустыне! Но противостоять активно прежнему миру и неразумной, на их взгляд, политике было всегда необходимой реакцией людей, отвергающих насилие, армию, чрезмерные, в частности на вооружение, налоги и вообще не желавших подчиняться плохим законам. Свой протест они и выражали в культурной форме, которая, безусловно, в свободных странах могла выражаться и на прямых митингах и демонстрациях. Антикультура ведь со временем начинает расцениваться тоже как часть культуры, когда завоевывает те же права… Например, с точки зрения советских морали, законов и привычных форм жизни художники, свободно выставляющиеся в людных местах или в своих квартирах, являлись нонсенсом и даже преступниками, потрясателями каких-то ранее выдуманных основ и шоком для обывателей. Это оттого, что другого выхода у таких самодеятельных групп художников не было, им просто не давали выставляться, и бесполезно было просить. А вот через несколько лет, еще до падения советской власти, было уже привычно видеть все подоконники на двухкилометровом Арбате заставленными матрешками, иконами, павловопосадскими платками, картинами и знаменами, утыканными советскими значками с Лениным. И те самые, которые возмущались тремя годами ранее, гордились «самым длинным в мире вернисажем, который даже занесен в Книгу рекордов Гиннесса». А ведь пять лет назад эту самую книгу Гиннесса изымали при обысках, как антисоветскую. Совки часто преследовали за то, что законом было не запрещено, поэтому диссиденты и выдвигали часто требование к властям соблюдать хотя бы собственную Конституцию и прочие законы.

Эйфория от успеха окрыляла, но была и усталость от такого количества потраченной энергии и вброса адреналина. Это был пик славы и самый успешный результат культурных усилий Системы и моих лично, так что я могу по праву считаться отцом-основателем Арбата, который славно просуществовал более 20 лет витриной свободы в России, но сейчас скончался вместе с этой свободой во всей стране…

Были, безусловно, многие важные страницы, в том числе ежегодные Первые июня, ленноновские даты, забытые фестивали и некоторые сугубо системные концерты и летние стойбища. Но все эти события были вдали от людей, от шумных и значимых мест. Только, наверное, сама тусовка, то есть ежедневные посиделки в центре, являлись явной постоянной демонстрацией, которая многого стоила. Пушка и Гоголя в Москве, «Сайгон» и Казанский собор, «Эльф», Треугольник[54] и «Маяк» (станция метро «Маяковская») в Питере, Домка (площадь