Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были - Виталий Иванович Зюзин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ездили в Ригу через Новгород и Псков (там общались с Маги Габаррой, жившим в Москве некоторое время и тесно общавшимся с Крокой). В Риге жили у Батюшки с Зелененькой. Были на Днях искусств, в Саулкрастах (купались Столповский и Койот), крестили Лену, были на выставке в выставочном зале «Латвия». Обратно через Витебск и Смоленск. В этом году наездил уже около 3000 км за три поездки.
11 ноября 1986 г. Ссора с родителями и первое предупреждение Лене от ментов. Будем искать выход.
На носу выставка в «Что? Где? Когда?». Ничего нового у меня нет, и вообще не знаю, что из этой затеи выйдет. Надо бы больше рисовать и думать, а не суетиться и портить нервы.
Событий было много – и свадьба Ромашки с Машкой в Купавне с «Мистером Твистером», и винтилово на Гоголях перед Играми доброй воли[52] и во время них (вот она, «добрая» воля совдепа!), хотели влепить мне 15 суток. Наши мотания по прокуратурам и моя нервозность (Моцарт отсидел сутки, потом осенью постригся и ушел, за ним Бравер с тусовки), весной посадили много торчков – Готю со Светой, Шамиля, некоторых с Рязанки и т. д. Гауя, где было сначала два, потом три лагеря, уличная выставка 6 сентября на Арбате, собравшая 400 волосатых, среди них 50 художников и музыкантов, тысячную толпу зрителей и бешеное винтилово на Арбате…
Вчера Манеж с Гребенщиковым. Выставка «Деятели культуры в борьбе за мир». Пока мы ездили по Таллинам и Питерам, тут выступали «Браво», «Мистер Твистер», Мэрфи, Кролик. А вчера Вознесенский вел концерт в Манеже. Были «Аквариум», «Метро», архитекторы с проектом восстановления Сухаревой башни, злой Градский, Макаревич со слюнявыми романсами, Ролан Быков, Жванецкий, с которого уже многие ушли. В дискуссии я ругался с Вознесенским и грубил Градскому.
Перед входом в тусовочное кафе с условным названием «Ударник». 1986
Том (Леша Спирягин), спиной к окну Дядька Казанский, правее Женя новосибирский, Кэт питерская, Малыш, Китти, Моцарт, Галя Берн. 1985
Часть 3. Завоевание арбата и прочие мои похождения
«Ударник». Мысль о выставке на Арбате
Когда мы возвратились в Москву, то узнали, что основная (опять сильно посвежевшая за счет «нового призыва») тусовка переместилась в найденную мной и Поней незадолго до отъезда сосисочную (так как «Чайник» превратили в стояк) напротив плавучего ресторана «Бургас», в котором снимали сцену с Манькой Облигацией для «Места встречи»[53]. Сам ресторан практически бездействовал, места вокруг были безлюдные и поэтому довольно безопасные. Называлось место «Ударником» по соседству через рукав Москвы-реки со страшным советским кинотеатром. Позади кинотеатра была просто ужасающая кондитерская фабрика «Красный Октябрь» с торчащими заводскими трубами.
В начале лета у меня возникла плодотворная идея. Не помню, как она появилась, возможно, кто-то сказал: «Надо бы еще что-нибудь замутить, Принц!», или сказалось спокойное, без особого винтилова, прохождение последних наших выставок и ощущение общего идеологического поворота (хотя еще было далеко до вала разоблачительных публикаций и нападок Лигачева на перестройку), на который мы тогда только надеялись и которому по-своему решили помочь. Скорее всего, это была просто спонтанная идея для поднятия общей креативности. Только в какой-то момент я собрал толпу в полусотню человек перед самим «Ударником» в Репинском сквере в начале Болотной площади на полукруглых каменных лавках и предложил провести большую выставку с концертом на Арбате. Никодим скептически покачивал головой с хайром, вечно спрятанным за воротник. Много кричали, спорили, но все вдохновились. На следующий же день я узнал от Любочки, что кто-то настучал в КГБ об этих планах…
Я давно уже присмотрел в начале Арбата с левой стороны, наискосок от ресторана «Прага», длинный желтый забор какого-то долгостроя. Там что-то за забором тогда снесли, еще во время реставрации улицы, и поставили это «симпатичное» ограждение с полукруглыми арками сверху метров 50 в длину. То есть места хватило бы всем и было бы удобно вбивать в забор гвозди и вешать на них картины. Плюс если тут же играть на непременных хипповых флейтах и гитарах и что-нибудь петь, то выйдет еще лучше. А если использовать оставшиеся бесконечные десятки метров этого забора, прикрепив на них листы чистой бумаги и раздав краски с кистями всем желающим, то будет вообще шикарный хеппенинг (слово, которому меня научил Леша Фашист). Ничего специально антисоветского не планировалось. И опять-таки я базировал свою фантазию на громадной публикации в одной из газет о видении будущего после реставрации Арбата, где повсюду на улице предполагалось художественное и музыкальное творчество. Мне представлялось, что любая газетная публикация есть официальная точка зрения. Так как никаких мастерских и помещений под хоры и концерты на открывшемся Арбате не оказалось, надо было этому помочь. Подогревало еще воспоминание о Дне смеха, очень обрадовавшем москвичей после десятилетий ледяного официоза и смертной скуки на серых безликих улицах с серыми же, скучными людьми. Кстати, если кто забыл, напомню, что в советское время очень много трудоспособных мужчин носили форму, а еще немало числились в КГБ и прочих секретных ведомствах и внешним видом старались не выделяться из толпы. Так что на улицах и в транспорте постоянно мелькали фуражки с серыми или грязно-зелеными шинелями и плащами, портфелями и нажратыми или спившимися мордами.
По поводу приноса картин на заборную экспозицию я договорился со многими художниками, а с красками и бумагой мне взялся помочь мой тогдашний учитель, преподаватель Строгановки Сергей Лебедев.
Главными участниками сразу согласились быть Андрей Аксенов, Сергей Чапа, Нина Коваленко, Володя Поня с Конфетой (она, кстати, была совсем не за и в результате сыграла там немалую, причем не совсем положительную роль), неизменные Шуруп с Федором и Пессимистом, Крис, Миша Сталкер, Макс Казанский, Макс Левин с Олесей Троянской. Феноменальная джазовая певица, но невероятно чумовой человек: раз я приехал к ней с какими-то иностранцами, так Олеся, распевшись и упившись, разделась догола и стала в таком виде громко петь и в окно высовываться.
В то время видимых репрессий на улицах в Москве не было. Время от времени наверняка кто-то залетал в дурку за наркоту или на 15 суток за какое-нибудь хулиганство. Москва большая, и люди разные. Но если бы были какие-то специальные гонения, я бы еще десять раз подумал, делать эту выставку или нет.
Я играл в футбол в Узком на поле с «архитектурной» тусовкой – Пессимистом, Машей Ремизовой, Пуделем (Олегом Романенко), Андреем Дубровским (уже постриженным, он тоже на «Беляеве» жил), Стасом Миловидовым и Синоптиком, которого я меньше всего знал. Он, кстати, позже всех «врубился» в христианство и уже после того, как мы в нем искупались, стал приезжать к нам и проповедовать. Это уже году в 1989-м.
Изредка мы выбирались с Принцессой на тусовки, и одну я запомнил очень хорошо. Позвонила моя старая знакомая Ира, которая приехала из своего Ставрополя в Москву. Мы встретились втроем в «Туристе», и она дипломатично ничего не стала рассказывать Принцессе о нас, и моя жена так ни о чем, кажется, и не подумала. Впрочем, Лена ревнивой и не была.
В это время была постоянная тусовка в так называемом бункере у Никодима, на самом деле маленькой дворницкой, которую ему удалось получить после лет двух трудов по очистке московских улиц. Про аскетичного на вид Никодима рассказывали, видимо из-за его сходства с монашком, что он учился какое-то время в семинарии в Лавре. Бункер этот находился где-то в районе метро «Кировская» во дворах напротив дома дореволюционного страхового общества «Россия», в полуподвальчике, вход