Нуониэль. Часть первая - Алексей Николаевич Мутовкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Три дня назад отряд вышел в направлении Диковки – маленькой деревушки на северо-западе Дербен. Это отдалённое поселение раскинулось на пологих холмах у пригорья, на пути к злополучному форту «Врата», откуда рыцарь Гвадемальд, наместник короля Девандина в Дербенах позорно отступил с остатками своего войска. Местности Ломпатри не знал, и в принятии решения о том, куда двигаться, искал помощи у карт. Добытая Закичем в одной из спалённых деревень карта оказалась совершенно негодной. Её, скорее всего, нарисовал какой-нибудь крестьянин по памяти и лишь для того, чтобы не заплутать отправляясь на охоту. А вот карты нуониэля оказались на удивление точными. По ним Ломпатри и стал ориентироваться. Рыцарь не рассчитывал на долгий поход. Он помнил отчаяние Гвадемальда и его намерение вернуться в Дербены с целой армией в ближайшее время. Для Белого Единорога всё приключение мнилось не больше чем разведывательным манёвром перед основным натиском. Однако даже он, своим глубоким умом не мог понять некоторых вещей. Неясным оставалось, как именно Гвадемальд потерял свой форт. Тогда, сидя в тёплой, уютной палатке с наместником Девандина, Ломпатри попал под очарование рассказа угрюмого рыцаря и толком не подумал спросить о сражении за твердыню. Теперь, в грязи и холоде дороги, он пытался понять, как же безмозглым разбойникам удалось взять твердыню, которую защищали верные своему господину солдаты. В россказни про великого колдуна, который руководит всем, что происходит в Дербенах, Ломпатри не верил.
– Эй, Главарь, – дёрнув за поводок, окликнул Акоша рыцарь. – Расскажи о своём могучем господине.
Тогда они пересекали низкий луг, лежащий между двумя жиденькими борами. Длинные, перезрелые травы, полузасохшие, а затем вымоченные дождём, переплелись в тугой ковёр. Под ним стыла огромная лужа, занимающая весь луг. Она чавкала под копытами лошадей, источая ильное зловонье. Все кроме рыцарей и пленного Акоша спешились, боясь, что лошади застрянут в этом болоте. Компания еле волочила ноги.
– Он великий маг, – хмуро ответил Акош. – Если ему что надо – он своё получит.
– Так значит, деток всё-таки он приказал похитить! – заключил Ломпатри. – А зачем ему деревенские? Раз он такой могучий, наколдовал бы себе из воздуха детей! Или он великий только потому, что ему прислуживают такие собаки как ты?
– Хороша собака! Ишь как бока тебе поджарила.
– Значит, одних собак он посылает на важное дело – похитить детишек, а для тебя, опустившегося солдата, не находит лучше задания, чем дозорничать где-то в глуши. Не шибко тебя ценят!
– Гляну я, – ответил Акош, – тебе не терпится увидеть моего хозяина. Ты встретишься с ним.
– Господин Вандегриф, – окликнул своего спутника Ломпатри. – Что скажете по этому поводу?
– Господин Ломпатри, мне кажется, что нашему пленнику ещё тогда нужно было отрезать язык. Уж больно нечестиво он разговаривает с рыцарем, – отозвался черноволосый громила, вальяжно развалившийся в седле своего породистого жеребца. Левой рукою он держал поводья, а правую не снимал с узорчатого рога, неизменно висевшего на его поясе.
– Не злитесь, господин Вандегриф, – сказал Ломпатри. – Он всего лишь калека: ему нет большей радости в жизни, чем уколоть человека, пусть и словом. Я говорю о другом. Похоже, великий и таинственный колдун держит в подчинении всю долину, не выходя из форта. Как это возможно?
– Это волшебство! – отозвался сзади крестьянин Мот. – Это злое волшебство, господин Ломпатри.
– Нет, простофиля, – улыбаясь, ответил рыцарь. – Это называется голубиной почтой. Негодяй сидит в горах и пишет своими кривыми ручонками маленькие записочки. Потом он цепляет их к лапкам голубей, а те летят во все концы к таким пронырам, как Акош. Ну а здесь, в долине, его верные слуги выполняют всё, что он пожелает.
– Позвольте, неужели Акош умеет читать? – спросил Закич, поднимая в воздух застрявшую под кочкой ногу.
– О нет, Закич! Не переживай, – успокоил его Ломпатри.
– Если честно, то я действительно расстроился, – сказал коневод. – Два года учился грамоте у жрецов, а теперь оказывается, что какой-то бывший солдат умеет читать не хуже меня!
– А меня удивляет, что маг может писать, – сказал Ломпатри. – Эх, Закич, дурья твоя башка! Акош и не видел приказов своего хозяина. Ему их кто-то передавал. И ему и таким же, как он главарям местных шаек. Вот этого чтеца нам и надобно найти. Сначала я думал, что чтец в Степках, ведь эта деревушка в самом центре провинции. Но, единственный, кто там букву от цифры отличить мог – это господин Вандегриф. Вот и выходит, что так называемый чтец, засел где-то недалеко. А ну-ка, местные, что тут у вас поблизости есть?
– Степи есть, – сказал Мот. – Леса да подлески.
– Дичи много луговой, птицы! – добавил Атей, молодой парень, у которого за спиной висел простенький лук и два колчана деревянных стрел.
– В лесах много добра! – отозвался третий – Еленя, парень ещё моложе Атея. На голове у него была берестовая шапочка с полями. – По осени грибов много есть. Мхов и трав разных на лекарства.
Тут Елене прилетел подзатыльник от его отца Навоя. Берестовая шапочка слетела с головы в лужу.
– Не тебя кликали! – грозно сказал ему Навой, а потом обратился к рыцарям:
– Руины здесь есть. Вот за леском этим, – он указал вперёд, на темнеющую у горизонта полосу деревьев. Кер, ты бывал там по промыслу.
– А то! – ответил крестьянин Кер. – Мы с Атеем прошлой весной там на косулю ходили. Да, есть руины. Их уже тогда какие-то пришлые облюбовали. Не знаю откуда. Мирные люди. Мы у них воды брали. Говорили, что, мол, на следующую осень приходите торговать. Обещались платить царскими деньгами. Вот мы с Молнезаром прихватили с собою сорок, – он показал на объёмную связку соболиных шкур, свисающих с его лошади. Авось поблизости будем? Или на обратном пути, как деток воротим, заскочим к пришлым и поторгуемся.
«Вот значит оно как, – подумал Ломпатри. – Выходит, крестьяне уверены в успехе нашего похода настолько, что не прочь и поторговать между делом. А я думал в Дербенах дела хуже некуда. Как ловко они всё-таки разжалобили меня своим плачем!»
Остаток дня, Ломпатри не проронил ни слова. За время его странствий он выполнял разную работу, но вот охранять крестьян, идущих на ярмарку, ему ещё не приходилось. Сейчас он мог бы скакать по южным лугам Дербен, где синие цветы и травы уже превратились в сухой, жёсткий, серый ковёр, рассыпающийся в пыль под копытами резвых лошадей. Он ехал бы домой, в свой замок. Но не в
