Эгоист - Джордж Мередит

— Как? Вы даже не потрудились упаковать ее в ящик?

— Нет, просто обернул бумагой, — я хотел, чтобы ее изящество сразу бросалось в глаза. Я проходил вчера мимо лавки, увидел эту посудину, а сегодня утром поволок ее с собою и преподнес мисс Мидлтон уже без всякого изящества.

Уилоби знал, чего можно ждать от его друга Горация, когда на того находил его «ирландский» стих.

— Видите, к чему приводят такие вещи? — сказал он Кларе.

— Да, я чрезвычайно сожалею о своей доле вины, — ответила она.

— Флитч утверждает, что несчастье произошло из-за того, что ради вашего спасения ему пришлось въехать на обочину.

— Пусть Флитч говорит это в горлышко своей пустой фляжки, — сказал Гораций де Крей, — и потом хорошенько заткнет ее пробкой.

— А в результате разбита фарфоровая ваза. Вам нельзя ходить одной по проезжей дороге, Клара. Вы всегда должны иметь с собою спутника. Здесь так принято.

— Я оставила мисс Дейл в коттедже.

— Вам следовало взять с собою собак.

— И тогда ваза была бы в сохранности?

Гораций де Крей радостно хмыкнул.

— Боюсь, что нет, мисс Мидлтон, — сказал он. — Спасением ваз ведают ведьмы, а они сейчас все взлетели в воздух и делают с нами, что хотят, чем и объясняется нынешний хаос в общественной жизни и политике, а также повышение цен на метлы. Последнее, впрочем, лишь доказывает, что каждый уголок и закоулок нашей жизни нуждается в очищении от мусора. Однако как похорошела мисс Дейл! — оборвал он сам себя, отчаявшись с помощью болтовни рассеять скверное расположение духа своего приятеля.

— Вы ведь давно уже не были в Ирландии? — сказал сэр Уилоби.

— Давно, и даже не встречался ни с одним лицедеем, играющим ирландца в пьесе, действие которой происходит на этом зеленом островке. Нет, мой милый Уилоби, это Флитч вызвал во мне игривый дух моих предков… И знаете что? Примите беднягу назад в свое лоно! Он бредит Большим домом. Нет, правда, Уилоби, что бы вам взять его к себе на службу! Только подумайте, вы сразу завоюете себе популярность таким поступком, вот увидите! У меня какое-то суеверное чувство, что именно Флитчу следует везти вас из церкви. Если бы ваше счастье выпало на мою долю, я бы непременно ехал только с ним.

— Но ведь он — пьяница, Гораций.

— Пустяки! Несчастный изгнанник прибегает к алкоголю, как к целительному бальзаму. В глубине души он совершеннейший трезвенник. Он пьет лишь затем, чтобы отвести душу, а следовательно, у него таковая имеется. Позвольте же мне быть ходатаем за беднягу Флитча!

— Я не желаю больше слышать его имени. Я его не гнал, он ушел своей волей.

— Да, чтобы попытать счастья, как то делают лучшие из нас. Но наша ливрея все равно следует за нами по пятам, напоминая, что нам никогда не избавиться от своей зависимости. И впрямь, при первом дуновении зимнего ветра мы, покряхтывая, снова облачаемся в курточку с металлическими пуговицами. Простите его, Уилоби, и народ на вас будет молиться! Вот и мисс Мидлтон присоединяется к моей просьбе!

— Никаких просьб!

— Но, Уилоби, я поклялся своим красноречием, что добьюсь у вас прощения для бедняги!

— Ни слова больше!

— Только одно!

Сэр Уилоби не мог справиться со своим раздражением, хоть и понимал, что оно выставляет его в невыгодном свете рядом с его другом Горацием, который, как нарочно, был в ударе. Обычно он любил в Горации эти взрывы ирландского темперамента, делавшие его таким забавным, когда его не слишком заносило. Собственно говоря, де Крей, как ему о том не раз напоминал сэр Уилоби, был происхождения норманского, и в жилах его струилось не так уж много ирландской крови. Надо полагать, однако, что и этих скудных капель было довольно, и пусть тонкий профиль де Крея свидетельствовал о более суровой расе, глаза, подвижный рот, да и весь его душевный склад не давали забыть о бабках и прабабках, вывезенных его предками из Ирландии.

— Я сказал о нем свое последнее слово, — ответил Уилоби.

— Ах, но ведь я ставил на доброту вашего сердца, и если ваше слово окажется сильнее доброты, я проиграл! А мне это совсем не по карману. Вот вам целых две причины отступиться от вашего слова.

— И обе равно неосновательны. А вот и дамы!

— Но вы еще подумаете о бедняге, Уилоби?

— Надеюсь, у меня найдется занятие поинтересней.

— Дайте ему катать тачку в Паттерн-холле, и он будет счастливее, чем на козлах самого пышного экипажа. У него сердце разбито.

— У него много чего перебито, мой дорогой Гораций!

— Ах, вы о вазе! О фарфоровой безделке! — протянул де Крей. — Ну, ничего, мы еще о нем поговорим.

— Сколько вам угодно, но только мои правила нерушимы.

— Нерушимы? Как у некоего древнего народа, который хвастал тем же, — что ж, много радостей дала им их непреклонность! Это все равно что ходить облаченным в железные доспехи. Ведь вся прелесть человеческих законов в их гибкости, в том, что их можно перекраивать применительно к новым нравам.

Полковник де Крей последовал за Уилоби, чтобы засвидетельствовать свое почтение дамам — мисс Эленор и мисс Изабел.

Сэр Уилоби прекрасно понимал, кто вдохновил его друга Горация так настойчиво и даже назойливо просить за Флитча, и эта догадка отнюдь не способствовала ни улучшению его настроения, ни изяществу его ответов. Он мучительно сознавал контраст, который его чопорность составляла с легкой, исполненной грации манерой де Крея; к тому же по Клариному лицу он видел, что контраст этот не ускользнул и от нее; а между тем какой-то рок заставлял его все сильнее растравлять свою досаду, что, в свою очередь, не помогало восстановлению душевного равновесия. Он бы понял и еще кое-что, если бы в эту минуту не отвернулся от обоих ходатаев за Флитча: он бы увидел, как, повинуясь необъяснимому инстинкту, мисс Мидлтон и де Крей обменялись взглядом. Его взгляд сказал: «Вы были правы», ее — ответил: «Я говорила!» Ее глаза были спокойны, но как бы затуманены облачком привычной усталости. В сверкающих глазах Горация де Крея сэр Уилоби прочитал бы изумление, задумчивость, восторг и, наконец, жалость. Взгляд их словно парил над внезапно разверзшейся бездной, дивясь и отказываясь верить.

Но сэр Уилоби ничего не видел. Зато этот таинственный немой разговор не ускользнул от внимания той, что владела ключом к нему. Полчаса назад мисс Дейл застала полковника де Крея с мисс Мидлтон у ворот своего дома. Они болтали и смеялись, как давние знакомцы. Де Крей выступал во всем блеске своего ирландского красноречия. В сочетании с изысканными манерами оно, как известно, неотразимо и сразу погружает собеседника в атмосферу непринуждснности — а тут еще случай помог разбить лед в самом начале. Темой разговора служил Флитч.

— А если мы, взявшись за руки, предстанем пред светлые очи Уилоби, низко ему поклонимся и будем молить о помиловании — неужели при виде таких заступников сердце его не смягчится?

Мисс Мидлтон выразила сомнение. Полковник де Крей был готов побиться об заклад: кто-кто, а уж он-то Уилоби знает!

Мисс Мидлтон взглянула на него без улыбки, как бы давая понять, что ее особое мнение есть результат печального опыта.

— Вот увидите, — сказал полковник.

Они болтали, как люди, которым неожиданно открылось, что они говорят на одном наречии среди толпы чужаков. Когда такая парочка повстречается, разговор не умолкает ни на минуту, собеседники словно боятся, что их вот-вот разведут и они не успеют выговориться; это встреча двух горных ручьев, игра в пятнашки, при которой не скажешь, кто кого стремится догнать, не поймешь, о чем идет речь, даже не различишь, кто что сказал, — так переплетаются реплики говорящих. Летиция не могла надивиться душевной легкости мисс Мидлтон — ведь после их объяснения не прошло и часу, а Клара уже купалась в безмятежном веселье, блаженствуя, словно мальчишка, дорвавшийся до речки в знойный летний день. Летиция начинала понимать, что имел в виду Уитфорд, когда превозносил остроумие мисс Мидлтон.

Когда разговор зашел об Ирландии, оказалось, что в жилах мисс Мидлтон тоже течет ирландская кровь и что у нее даже имеются там двоюродные братья и сестры.

— Я это понял по вашему смеху, — сказал де Крей.

Сейчас, однако, полковник беседовал с мисс Эленор и мисс Изабел с солидностью истого англичанина. Клара побрела куда-то с юным Кросджеем, а Летиция и Вернон прохаживались вдоль газона.

— Если бы я смела давать вам советы, — говорила Летиция, — я бы сказала: не покидайте Паттерн-холла, повремените немного.

— Следовательно, вам уже известно?..

— Да, но я не могу понять, зачем она избрала своей наперсницей меня?

— Это я ей посоветовал.

— Но я не понимаю цели.

— Ей было необходимо выговориться.

— Она так капризна, так переменчива!

— Лучше теперь, покуда не поздно.

— Достаточно попросить, и ее освободят от слова! Попросить всерьез — если она в самом деле этого хочет.