Граф Никита Панин - Зинаида Чиркова

Но рано или поздно Фридрих должен был пасть. Круг сужался. Фридрих лихорадочно искал сепаратного союза с Россией. Фавориту Ивану Шувалову через своего агента Баденгаупта, брата немецкого доктора, жившего в Петербурге, Фридрих обещал заплатить миллион талеров только за то, чтобы русская армия простояла в бездействии кампанию следующего года. Шувалов оказался неподкупен. Под его влиянием и Петр Шувалов отказался от громадной суммы, предложенной Фридрихом…

Никита Иванович догадывался или кое-что знал об измене в семье Елизаветы, искренне сочувствовал ей и еще больше негодовал на немцев-предателей, из-за которых геройство русских солдат, их кровь пропадали впустую… Но он не смел говорить об этом Елизавете — и так уж была она сломлена полным недоверием ко всем, и главное, изнурена жестокой болезнью. Все чаще и чаще повторявшиеся истерические припадки, не закрывавшиеся раны на ногах, все более изнурительные кровотечения — все наводило на мысли о скором и неизбежном конце.

Боялись перемен в государстве все. И страх наводил сам Петр шутовскими выходками, презрением ко всему русскому, частыми попойками и полной неспособностью заниматься государственными делами. Даже Шуваловы дрожали за свои места и богатства, хотя к ним Петр благоволил. Поэтому и удивился Никита Иванович, когда завел с ним разговор сам Иван Иванович Шувалов.

— Иные клонятся, — сказал он со значением, — выслав из России князя Петра с супругой, сделать, правление сына их, Павла Петровича. Другие хотят выслать лишь отца, а оставить сына и мать. Но все единодушно думают, что Петр не способен…

Никита Иванович долго не думал. Он не доверял Шуваловым, боялся за Павла и обещал себе сделать все, чтобы выполнить обет, данный Елизавете, — беречь Павла как зеницу ока.

— Все оные проекты суть способны к междоусобной погибели, — медленно и раздумчиво ответил он Ивану, замаскированно предлагавшему Никите Ивановичу примкнуть к заговорщикам.

Если завел Иван Иванович такой разговор, значит, чувствует за собой силу и есть у него единомышленники.

— В один критический час того нельзя без мятежа и бедственных последствий переменить, что двадцать лет всеми клятвами утверждено.

Если бы сама Елизавета могла решиться на такую перемену, это не вызвало бы больших осложнений. Елизавета ненавидела племянника, видела всю его подлую измену, знала, что и великая княгиня не очень-то горит желанием поднять Российскую империю, видела ее поклонение Фридриху, но со дня на день все откладывала решение. Свои выстраданные решения обдумывала она подолгу и одна, в тайне даже от своих доверенных Шуваловых. Но тяжелый приступ прервал ее размышления. 17 ноября 1761 года случился с нею такой приступ, от которого Елизавета не могла оправиться несколько недель. Едва почувствовав себя лучше, вызвала к своей постели министров. Ничего утешительного не могли они ей сказать — Фридрих все еще продолжал сопротивляться, хотя и из самых последних сил, а Бутурлин делал глупость за глупостью. Денег в казне по-прежнему не было, нищета в стране росла.

Елизавета отложила все дела, чтобы предаться печальным размышлениям…

Никита Иванович рассуждал сам с собою о словах, сказанных ему Иваном Шуваловым. Если так говорит сам фаворит, значит, был уже сговор между всеми Шуваловыми, а сторонников их сейчас много — Шуваловы стоят у власти, вольны даже над жизнью и смертью императрицы, никого не пускают к ней. Сам Никита Иванович тщетно пытался увидеться с императрицей, доложить об успехах внука и заодно попросить, чтобы освободила его вроде бы от хорошего учителя, но тайного шпиона и осведомителя Шуваловых — Порошина. Недавно тайком увидал Никита Иванович тетрадку Порошина, куда тот заносил все разговоры и все происходящее с великим князем Павлом…

Любое слово, сказанное в детской, становилось известно Шуваловым, могли они в любую минуту воспользоваться ребенком-наследником, чтобы осуществить свой замысел. Как же надо держать настороже глаз и ухо, чтобы не пострадал Павел, чтобы не воспользовались его именем, чтобы не захватили власть негодные люди, а там, может быть, и лишили бы жизни Павла. Тревога за мальчика охватила Никиту Ивановича.

Что предпринять, что сделать, не допустить как, чтобы осуществился план Шуваловых. Значит, везде у них свои люди, везде свои шпионы, всюду протянули они свои щупальца…

В воскресенье, как всегда, приехала обедать с сыном Екатерина. Первую и вторую перемену блюд Никита Иванович ронял слово-два, отвечал на вопросы августейшей матери, хвалил Павла, особенные его успехи в эту неделю…

А когда Павел выскочил из-за стола вместе с Сашей Куракиным, чтобы порадоваться новым игрушкам, привезенным матерью, Никита Иванович тихонько попросил великую княгиню посидеть еще.

Она была весела и беспечна. Знала, что скоро умрет нелюбимая свекровь, что той уже очень плохо — у нее тоже свои осведомители и шпионы среди челяди. Значит, впереди — корона императрицы, впереди — царство, хоть и рядом с придурком-мужем, да все корона…

— Ваше высочество, — долго мялся Никита Иванович, опасаясь впрямую начать разговор о словах Шувалова, — поопаситесь, возьмите меры…

Екатерина нахмурилась, побледнела. Они говорили тихо, едва слышно, но и здесь, как во всем дворце, стены были тончайшими и прозрачными, приходилось таиться…

— Иван Иванович справлялся о здоровье наследника, — невинно начал Никита Иванович, слегка оглянувшись по сторонам. Нет, вроде не видно никого, а Порошина он еще раньше услал с поручением.

— Говорите, Никита Иванович, — шепнула Екатерина, — много обяжете.

И Никита Иванович пересказал весь разговор с Иваном Шуваловым.

Она сидела, как пришибленная. Понимала, выручает ее Панин, хотя печется лишь о Павле…

Слово в слово передал ей разговор Никита Иванович. И Екатерина поняла, что опасность большая, что до трона далеко и высоко, а между нею, Петром и троном гнилые ступеньки — как бы не провалиться…

Она тоже сразу поняла, что Шуваловы строят заговор, что ищут себе место побезопаснее да поближе к трону, не хотят лишаться той власти, что у них есть.

— Спасибо, Никита Иванович, — улыбнулась Екатерина, — кормите превкусно, так и отъедаюсь на сыновних хлебах. А напишите-ка, раскрыть надобно…

— В России говорят, что есть всего два проводника, — в свою очередь улыбнулся Никита Иванович, — язык, который до Киева доведет, да перо, которое в Шлиссельбург норовит…

Великая княгиня поняла его усмешку, поняла, что он ей помочь сейчас не может. Она должна действовать одна и сама. Петр тоже ничего не поймет, а поймет, так разболтает. И толку не будет, и все на виду окажется. Нет, здесь действовать надо быстро и тихо…

А донос на Шуваловых, что так неосторожно посоветовала она Панину, ничего не изменит — только возьмут на дыбу Панина, да еще и ее сюда привлекут, так что прав Никита Иванович. Спасибо еще, рассказал, мог бы и промолчать — Шуваловы к нему благоволят…

— Караул поставьте у дверей опочивальни наследника, — тихо проговорил Никита Иванович, — усильте еще караул у опочивальни императрицы, великому князю распишите все, что надо сделать, — он не договаривал, но Екатерина уже схватила на лету его мысль. Да, Петру нужна подробная инструкция, что делать в случае смерти Елизаветы.

— И пусть до конца будет, — тихо прибавил Панин…

Екатерина еще до конца не осознала, какую услугу оказывает ей Панин, воспитатель сына, но понимала, что только благодаря ему она и сама спасется, и Петра поставит на престол…

Все сделала, как советовал Панин. Петру такую подробную инструкцию составила, что ни в какой карман не влезала, и велела заучить и твердить, и все с улыбкой, весело, словно пустячную игру придумывала. Петр ничего не заподозрил, но с этого дня держал всегда перед глазами инструкцию Екатерины. Госпожа Подмога и тут оказалась дальновидной…

Инструкция была составлена по всем правилам:

«1. Представляется очень важным, чтобы Вы знали, Ваше Высочество, по возможности точно состояние императрицы, не полагаясь на чьи-либо мнения, но вслушиваясь и сопоставляя факты, и чтобы, если Господь Бог возьмет к себе, вы бы присутствовали при этом событии.

2. Когда это (событие) будет признано совершившимся, как только получите известие, покиньте ея комнату, оставя в ней сановное лицо из русских, и притом умелое, чтобы сделать требуемыя в этом случае распоряжения.

3. С хладнокровием полководца и без малейшего замешательства и тени смущения вы пошлете за канцлером и другими членами конференции.

4. Вы позовете капитана гвардии, которого заставите присягнуть на Евангелии в верности вам (если форма присяги не установлена) по форме, которая употребляется в православной церкви.

5. Вы ему прикажете (в случае, если генерал-адъютант не может явиться или Вы не найдете удобным предлог оставить его у тела императрицы) пойти объявить дворцовой гвардии о смерти императрицы и о Вашем восшествии на престол Ваших предков по праву, которым Вы владеете от Бога и по природе Вашей, приказав им тут же идти в церковь принести присягу на верность.