Быть Лолитой - Элиссон Вуд

подождать, подождать, что незачем спешить в этом деле, что вся жизнь еще впереди. Я хотела сказать им, что не нужно бежать от того, кем они являлись, – сказать все это, все. «Пожалуйста, перестаньте притворяться взрослыми», – хотела сказать я.

Дождь превратился в грозу с громом и молнией, и девочки схватились друг за друга, визжа и смеясь. Никто из них не вспомнил про зонт. Они бежали через парковку, на которой дождь отражался от фар автомобилей их родителей, шлепая по лужам и хлопая дверцами. Вскоре остались лишь мы с Николь, ее мать часто опаздывала, а я сказала Стефани, что буду рада закончить дела, что она может ехать домой. Николь помогла мне собрать все лишние листовки, карандаши и чашку с презервативами, которая всегда у нас стояла для раздачи. Я видела, как она взяла несколько штук, сунула в карман своего лавандового дождевика. Она улыбнулась мне и сказала: «Спасибо, мисс Элиссон», – когда я предложила ей леденец в благодарность за помощь.

Пока она разворачивала шуршащую обертку, я видела в ней именно ту, кем она являлась: семнадцатилетнюю девочку. Ее поведение было даже не игривым, а детским – большие глаза, веснушки, ямочки на щеках, нежная кожа. Длинные, как крылья, ресницы. Никто бы не назвал ее взрослой, подумала я. Она грызла ноготь, пока ждала, стоя у стола. Раздался гудок автомобиля, и она побежала, помахав мне на прощание под дождем. Я закрыла входную дверь, потрясла зонтом, усевшись в свою машину, и уткнулась мокрым лбом в руль. «Я ребенок был, и ребенок она[20]», – строчка из стихотворения «Аннабель Ли» Эдгара По начала вертеться у меня в голове, и я услышала голос мистера Норта, как он читал произведение мне вслух. «В некотором княжестве у моря, эти жалкие воспоминания, этот толчок страстного узнавания», – вспоминались теперь строчки из «Лолиты».

– Я была ребенком, – сказала я вслух. И клянусь, сверкнула молния.

7

Я не думаю, что у Лолиты было бы все хорошо, если бы она осталась жива. В истории Набокова она сбегает от своего насильника, отчима-похитителя Гумберта, променяв его на опасное очарование Куильти, имя которого рифмуется со словом guilty[21] – Набоков никогда не упускал шанса использовать игру слов. Куильти так же разрушителен для Долорес, как и Гумберт, только теперь он хочет, чтобы она снималась в порно. Она отказывается, и он выгоняет ее на улицу. На тот момент ей даже нет семнадцати.

Когда я впервые прочитала роман, я не поняла, что в конце она умирает, пока учитель не упомянул об этом. Когда перечитывала, все стало совершенно ясно – тот факт, что она мертва и почему я это упустила. Об этом упоминается лишь в «Предисловии» к книге, якобы написанном неким доктором, но и там ее называют «женой Ричарда Скиллера». Даже не Долорес, ведь многие все равно забудут ее настоящее имя. Начиная читать книгу, никто не знает, кто такой Ричард Ф. Скиллер, а Лолиту не называют этим именем почти до самого конца. Разве кто-то запомнит?

В предпоследней главе Гумберт пишет: «…я желаю, чтобы эти записки были опубликованы только после смерти Лолиты». Циничные читатели знают, что желания не всегда исполняются. Я решила, что упустила этот момент, так как читала невнимательно, и спросила учителя об этом – если это прекрасная история о любви и история о нас, то я в конце умираю? Он сказал мне, что Лолита умерла лишь потому, что бросила Гумберта, что она пострадала из-за последствий своего предательства, что так устроена великая литература. Плохие девочки умирают. И заслуживают смерти.

Когда он сказал это, его слова не звучали так угрожающе, как выглядят на бумаге. Он сказал это шутливо, я посмеялась, да уж, как будто я захочу когда-либо предать его или изменить ему. Плохие девочки получают по заслугам. А в моих глазах Лолита определенно была плохой девочкой.

Теперь, когда я думаю о первых десяти годах своей жизни после учителя, я ясно вижу влияние. Он был тем ядом, из-за которого я понимала романтику именно так. Думала, что должно быть больно. Чувствовала себя в безопасности, когда была секретом. Все это казалось знакомым. Я обнаружила, что неосознанно искала или, по крайней мере, выбирала отношения, где я секрет – запрещенные интрижки, женатые мужчины, парни, которые просто не могли назвать себя моим «парнем». Шаблон стал очевиден сам собой. Все это время я думала, что неудачница, что мне лгут (и иногда лгу я), что в этом нет моей вины. В глубине души я так боялась, что со мной что-то не так, что поэтому только таких отношений и заслуживаю. Что я тоже плохая девочка, что только такие отношения мне и нужны, таких я и ищу. Этому меня научили, так меня научили любить.

Спасибо хорошим друзьям и сложным жизненным ситуациям, но я наконец поняла, что происходит. Это случилось после того, как я рискнула и переехала в Нью-Йорк, поступив в магистратуру в университет Нью-Йорка. В то лето я посетила писательскую конференцию в Орегоне, спала в общежитии, каждый день ходила на мастер-классы, чтения и открытые уроки. Я была очень счастлива. Однако в первый день рядом со мной сел парень, начал со мной флиртовать, и я начала флиртовать в ответ. Он тоже был из Нью-Йорка, был хорошим писателем и знал это. Я была покорена. Продолжила флиртовать, даже когда он начал скромничать, рассказывая о своей жизни помимо творчества, даже когда поняла, что он живет с девушкой, услышала, как он рассказывает о ней кому-то еще. «Может, у них свободные отношения, – сказала я себе. – Может, они договорились о подобных ситуациях». Я позволила ему нацепить на меня розовые очки и кружить в танце всю ночь. Взяла его за руку и отправилась с ним в общежитие. Позволила всему произойти. А на следующий вечер, когда он сказал мне, что собирается сделать своей девушке предложение, когда вернется домой, я убежала и разрыдалась.

Однако теперь я была не одна. Жила со своей подругой, лучшей подругой, мы платили за комнату общежития пополам, и пока я сидела на своей кровати, она сидела рядом и слушала. Впервые я рассказала о том, что пугало меня больше всего:

– Что со мной не так, из-за чего мужчины при виде меня хотят хранить меня в тайне? Что со мной не так, из-за чего они считают, что я этого хочу? – прорыдала всю ночь.

Подруга гладила меня по спине, убеждая, что он придурок и я заслуживаю кого-то гораздо,