Мстительное сердце - Патриция Мэтьюз

Она сбежала вниз по лестнице, промчалась через буфетную. Ханна смутно видела служанок, в изумлении смотревших на нее. Но в голове у нее была только одна мысль – Бесс. Она была уже на середине крытого прохода, когда увидела стряпуху, выходящую из кухни.

– Господи, золотко, что с тобой приключиться?

– Пойдем, Бесс, пойдем скорее! Что-то случилось с Малкольмом!

– Успокойся, детка, – Бесс погладила ее по плечу. – Сейчас посмотреть.

Ханна быстро пошла в дом, останавливаясь то и дело, чтобы подождать Бесс, которая поспешала за ней, тяжело дыша. На лестнице ей пришлось останавливаться несколько раз и торопить стряпуху.

Когда Бесс подошла к кровати и бросила взгляд на обнаженное тело Малкольма, она произнесла лишь:

– Господи Боже! – Затем быстро повернулась к Ханне. – Дать мне зеркало, детка. Мигом!

Ханна подбежала к туалетному столику и подала Бесс ручное зеркальце. Та приложила его к открытому рту Малкольма, подержала с минуту, потом внимательно посмотрела на его поверхность.

– Похоже, это удар, – тяжело вздохнула Бесс.

– Может, послать в Уильямсберг за кем-нибудь? – в отчаянии спросила Ханна. – А разве ты, Бесс, ничего не можешь сделать?

– А тут нечего делать, золотко, – ласково ответила Бесс. – Он уже на небесах.

Ханна не сразу осознала, что это значит. Она стояла, похолодев, не сводя глаз с неподвижного тела на кровати. И только когда Бесс, осторожно потянув одеяло, закрыла тело и лицо Малкольма, Ханна поняла все. И заплакала, всем телом сотрясаясь от рыданий.

Бесс обняла ее и погладила по волосам.

– Давай, детка, плакать, плакать. Тебе нужно хорошенько выплакать себя.

Малкольм Вернер был похоронен в «Малверне», в ста ярдах от господского дома, рядом с могилой Марты Вернер, на небольшом холме, откуда открывался вид на реку Джеймс.

Ханна отказывалась принимать соседей. Она знала, что в Виргинии поминки зачастую превращаются чуть ли не в празднество вроде свадебного. Здесь срабатывал все тот же принцип: поскольку люди съезжаются со всей округи, предполагается, что они останутся ночевать и что их будут кормить и поить вдоволь.

Андре неодобрительно отнесся к ее решению.

– Дорогая Ханна, отрицание общепринятых условностей хорошо в меру. Но если вы не пригласите соседей на похороны человека, занимавшего такое положение, как Малкольм Вернер, вы навлечете на себя их гнев. Лично я смотрю на похороны, как на варварский обряд, но все же…

– И все же нужно делать из этого балаган? – в ярости бросила ему Ханна. – Нет! Я знаю, что Малкольм этого не захотел бы.

Андре проницательно взглянул на нее.

– Но ведь это не истинная причина, не так ли?

Ханна отвела взгляд.

– Это не единственная причина, да. Неужели вы думаете, будто я не знаю, что они будут говорить, что они уже говорят? Человек в таком возрасте берет в жены семнадцатилетнюю девчонку и находит смерть в ее постели! – Теперь она смотрела прямо в глаза Андре, гордо откинув голову. – Неужели вы думаете, что я хочу видеть их здесь – видеть, как мужчины ухмыляются, а женщины смеются и перешептываются, прикрывшись веерами?

Андре пожал плечами, давая понять, что сдается, и все произошло так, как хотела Ханна.

Столяру заказали простой сосновый гроб, сделали небольшое мраморное надгробие, на котором были высечены только имя Малкольма и даты его рождения и смерти.

Ханна даже отказалась пригласить священника из города.

– Вы скажете несколько слов, Андре. Вы образованный человек.

– Я? Mon Dieu! – в ужасе воскликнул тот. – Дорогая леди, меня никогда не водили в церковь. Я ничего не смыслю в таких вещах!

– Придумайте несколько слов, подходящих для данного случая.

В поместье прекратились все работы; у могилы собрались рабы. Ханна стояла между Бесс и Андре, долго смотрела на заколоченный сосновый гроб у свежевырытой могилы. Потом, взглянув на Андре, она жестом велела ему начинать. Андре сделал два шага вперед и откашлялся.

Случись это при других обстоятельствах, Ханна позлорадствовала бы. Ведь впервые она видела Андре растерянным, не знающим, что сказать.

Наконец он начал; говорил он. запинаясь, приглушенным голосом.

– Великий Шекспир писал: «Что живо – то умрет и вслед за жизнью в вечность отойдет». А другой поэт, Джон Донн, сказал: «Сон минет, мы проснемся в вечный свет; ты, смерть, умрешь – там смерти больше нет». – Андре кашлянул, прикрыв рот рукой. – Я ничего не понимаю в таких вещах, я не знаю, проснемся ли мы в вечный свет! Но за тот короткий отрезок времени, что я знал Малкольма Вернера, я понял, что это добрый человек, человек, сделавший много добра в рамках своих возможностей. Смерть его преждевременна, и те, кто знал его, охвачены горем, однако, если есть жизнь вечная, он теперь пребывает там. Adieu[5], месье Малкольм Вернер. – Немного поколебавшись, Андре еще раз кашлянул и неловко закончил: – Аминь.

Он стал подле Ханны. Взяв его за руку, молодая женщина прошептала:

– Все очень хорошо, Андре. Благодарю вас.

Повинуясь ее приказу, несколько рабов выступили вперед, чтобы опустить гроб в могилу. Но прежде чем первые комья земли упали на него, рядом с Ханной раздался странный звук. Она удивленно взглянула на Бесс. Та что-то напевала. А потом громко запела какой-то гимн – запела мощным сочным голосом. Рабы присоединились к ней один за другим. И вот уже пели они все, и их голоса, слившись в один голос, катились вниз с холма к реке.

Жгучие слезы полились из глаз Ханны, и она разрыдалась, не стыдясь их; она плакала впервые с тех пор, как позволила Бесс обнять себя у смертного ложа Малкольма.

Допев гимн, рабы принялись засыпать могилу. Ханна повернулась и пошла к господскому дому, опираясь на руку Андре. Говорить у нее не было никакого желания, и Андре на этот раз был молчалив.

Молодая женщина хотела разобраться в своих чувствах. Хотя она и не любила Малкольма, но была глубоко к нему привязана, и его смерть стала для нее настоящим ударом. В то же время ее тревожила еще одна мысль, и эта мысль теперь, когда похороны позади, настоятельно требовала ее внимания.

Теперь она действительно стала хозяйкой «Малверна»! Все здесь принадлежит ей. Меньше чем за полгода она проделала путь от служанки, работающей по договору на постоялом дворе, до хозяйки лучшей плантации во всей Виргинии.

Мысль эта взбодрила Ханну, и с немалым усилием удалось ей скрыть торжествующую улыбку. С большим трудом она сохранила опечаленный вид.

Ханна работала в кабинете Малкольма, пытаясь разобрать его бумаги и счетные книги. Задача была не из легких, и Ханна поняла, что потребуется немало времени, прежде чем она поймет, что к чему. Поэтому она слегка рассердилась, услышав осторожный стук в дверь.