Семь рыцарей для принцессы (СИ) - Дубинина Мария Александровна

Герман отлично чувствовал давящее напряжение каждого из оставшихся сокурсников. Особенно выделялась Стефания, казалось, она была соткана из сплошных натянутых нервов. Только тронь, обрежешь пальцы. Кроме нее и Ситри больше никого не осталось.

— Курсант Герман! Оставьте ваши артефакты в ячейке хранения и пройдите в зал для инициации.

Герман поднялся, оглянулся на девушек и, улыбнувшись, снял кольцо с пальца. Но даже мысленно приготовившись, он все-таки вздрогнул от их сдвоенных переживаний, причем Стефания переживала из-за инициации, а Ситри — из-за подруги. Не дожидаясь повторного приглашения, Герман вошел в дверь.

В первую секунду он ослеп от яркого света, бьющего прямо в лицо, прикрыл глаза ладонью и из-под “козырька” попытался оглядеться.

— Уровень 6,5 из 10 по классической шкале измерения магического потенциала, — прозвучал откуда-то с потолка невыразительный голос. — Присваиваю класс “Дуо”, идентификационный номер 91881120709.

Герман растерянно опустил руку, поморгал, отгоняя цветные круги перед глазами. Но тут же кто-то подлетел и схватил за локоть:

— Идемте-идемте, курсант Герман. Нина, ты подготовила документы для подписи?

Девушка в огромных круглых очках положила ладонь на стеклянный куб, который от ее прикосновения засветился и гулко завибрировал.

— Уже. Пожалуйста, поставьте подпись тут, тут, тут и вот тут, — она сунула Герману стопку листов, появившихся откуда-то из недр стеклянного куба. — В пяти экземплярах.

“Примечание: организация не несет материальной и юридической ответственности в случае гибели обучающегося во время обучения”, — выцепил Герман строчку в самом низу, по традиции мелкую и едва заметную. Оптимизма она не внушала.

Потом его подняли и сдали с рук на руки двум девушкам в одинаковых формах медицинского отделения. Они долго брали всевозможные анализы и слепки магической ауры, потом штатный психолог задала несколько вопросов касательно ментального дара, после чего выдала справку, в которой значилось, что его психические возможности достаточны для того, чтобы не представлять угрозы для мирного населения.

— Раз в полгода вам надлежит проходить психическое освидетельствование по месту фактического пребывания, — с улыбкой напутствовала она. Герман забрал странную бумажку и пошел дальше.

Длинный кишкообразный зал походил на полосу препятствий. Еще через десяток шагов его снова поймали и запихнули в небольшую изолированную камеру с тяжелой стальной дверью. Оставшись внутри в одиночестве, запертый и изрядно обескураженный, Герман едва не поддался панике, с ужасом думая, как все эти экзекуции пережил чувствительный и ранимый Альберт. Где-то здесь он наверняка должен был разразиться бурными рыданиями. А Стефания скорее всего будет сыпать проклятиями на двух языках, если не больше.

Мысли о друзьях помогли успокоиться.

— Широко откройте глаза и не закрывайте, пока не прозвучит сигнал.

Герман дернулся, когда отовсюду полился слепящий белый свет.

— Благодарю. Можете закрывать.

Герман вытер слезы, но вместо свободы его ждал еще ряд непонятных процедур. Он клал руку на прозрачный шар, ни с того ни с сего появившийся в воздухе перед ним — это снятие отпечатков. Мерзкий шум в голове — измерение волновой активности головного мозга. Под конец, когда дверь все-таки распахнулась, и Герман выполз наружу, казалось, в нем не осталось ни капли сил.

— Курсант Герман, подходите сюда, — услышал он голос Вальтера Гротта и поспешил на зов единственного знакомого тут человека.

— Учитель Гротт!

— Я вижу, как непривычно вы рады моему обществу, — съязвил тот и протянул руку. Позади него высились огромные металлические шкафы с запертыми ячейками. — И я весьма польщен.

— Это и есть инициация? — задал Герман бестолковый вопрос, но промолчать не смог.

— По-моему, всем объявляли о ней. Или вы были слишком увлечены вашим другом? Руку.

Герман выполнил требование, и прохладные пальцы Гротта обвились вокруг запястья.

— Напутственную речь зачитывать не стану, так что, — он резко вытащил из-за спины вторую руку и защелкнул на запястье Германа широкий металлический браслет, — поздравляю, курсант второго потока Герман. Теперь вы инициированный маг. И спрашивать с вас будут соответственно. Как временно исполняющий обязанности декана, я активирую ваш идентификационный браслет. Внимание, будет больно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Тело вдруг скрутила вспышка горячей пульсирующей боли. Голова наполнилась тяжестью, загудела каждая нервная клетка. И спустя безумно длинный миг все закончилось.

— Подключение завершено, — оповестил все тот же безжизненный и бестелесный голос. — Спасибо за содействие восстановлению магического фона объединенного сообщества миров Ойкумены.

Германа сопроводили в последнюю дверь, но перед этим Гротт сунул ему в руку серебряное колечко. Его блокатор.

— Вне очереди, — неожиданно улыбнулся учитель и вернулся к своим делам.

Герман благодарно кивнул, вышел и мгновенно оказался в крепких объятиях верного Берта.

Непросто было потом объяснить Рене и другим свои нечеткие ощущения. Герман не чувствовал себя обманутым. Связь с браслетом странным образом успокаивала его.

— А вам не кажется, друзья, что нас надули?

Герман набрал в грудь побольше воздуха и ответил:

— Нет.

Рене хмурился, но молчал, зато Берт поспешил на выручку, и никогда еще его вмешательство так не радовало.

— Вот и отлично! Учитель Эрно говорил, дело в концентрации. А я так думаю, надо просто лучше кушать и поменьше ссориться. Да?

С этим невозможно было поспорить, точнее, поспорить невозможно именно с Бертом, когда он так обезоруживающе улыбался и глядел на всех большими сияющими глазами.

— Ладно, — сдался Рене. — Но если нам до конца триместра так ничего и не объяснят, я устрою революцию. Так и знайте.

Серьезно ли Рене говорил насчет революции, но подготавливать ее все равно было особенно некогда. Новое расписание оказалось забито уроками с утра до вечера, относительно свободными оставались часы завтрака, обеда и ужина и еще пару часов после обеда. Зато такой интенсивный график отлично выбивал из головы всякую дурь.

За завтраком вся компания всегда садилась за один столик, но сегодня почему-то не было Рене. Рыжий сразу после плаца куда-то запропастился и рисковал остаться без своей законной порции. Берт переживал и даже не делал попыток завладеть овощами с его тарелки, хотя это уже успело войти в привычку.

— Куда он делся? — спрашивал он уже в пятый раз за пятнадцать минут. — Все же остынет!

И тут как по заказу в столовую влетел рыжий ураган и промчался, снося все на своем пути, прямо к их столику:

— А вот и я! Заждались, ребятушки? — Рене рухнул на стул и блаженно вытянул ноги. — А я такую новость принес.

Стефания и Ситри, хоть и садились исправно за тот же стол, старались делать вид, что они как бы отдельно, но к словам Рене все же прислушались.

— Хм, вижу ваши заинтересованные лица. Мне так приятно это внимание, честное слово…

— Рене!!!

— Хорошо, хорошо. В общем, если кто собирался отдохнуть на выходных, нежась в горячих источниках Акойи, плачьте. Сегодня ночью телепортационный тоннель туда закрыли.

— Как закрыли? Почему? — неожиданно живо отреагировала Стефания. Они с Ситри быстро переглянулись.

— А мне почем знать? — протянул Рене, берясь за вилку. — Говорят, какой-то природный катаклизм. Жителей срочно эвакуируют, все дела. А поскольку тоннель должны обеспечивать магической подпиткой обе стороны, то его, само собой, закрыли.

Герман уловил беспокойство Стефании и тоже вступил в разговор:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Акойя? Это сосед Виндштейна, — он заметил болезненную бледность Стефании. — Какой там мог случиться катаклизм?

— Сход лавины? — предположил Рене. — Снежная буря?

— Не будь идиотом, — одернула девушка. — Таких больших лавин не бывает. Тем более на Акойе.

Никто не стал ей возражать, потому что с миром Акойи были знакомы лишь понаслышке. Тема поменялась, традиционно вернувшись к обсуждению учебных будней, домашних заданий и очередных скандальных объявлений от студсовета. Кто-то за соседним столом вспомнил, что недавно в училище вернулся учитель фехтования, и это известие всколыхнуло студенческую массу куда сильнее каких-то там неведомых катаклизмов.