«Если», 2000 № 12 - Дэйв Крик

Во рту Реджи мгновенно пересохло, он уже предчувствовал близкую смерть.

Однако усилием воли юноша заставил себя думать о жизни.

Что есть у него такого, чего нет у них? Какие преимущества у орно перед жесткокрылым неприятелем?

Реджи спускался, стараясь послабее взмахивать крыльями, а бипланы чертили над ним зигзаги с назойливостью москитов. У них была скорость, у орнитоптера — осторожность. Спустившись еще ниже, он полетел над землей так медленно, как только мог, тщательно следуя рельефу. Заметив чудище, одинокая корова пустилась наутек.

Бипланы суетились наверху, коротко плюясь свинцом. Реджи направлялся к деревьям. Орнитоптер летел медленно, очень медленно; огромные, едва шевелившиеся крылья несли гигантскую птицу в лес. Разлетелась стайка скворцов. Реджи нырнул под ветви, отскочил от земли, положил набок машину, чтобы не столкнуться со стволом, и вновь поднялся на крыло среди ветвей и сучьев. Он летел сквозь чащобу. Ветви цепляли за фюзеляж, стучали по бамбуковой кабине.

Бипланы не отставали. Они делали все новые и новые заходы на цель, осыпая орно боеприпасами: листьями, ветвями и желудями. Получив второй сильный удар по крылу, Реджи понял, что полет закончился. Орнитоптеру более не хватало подъемной силы: он ударился о землю, отскочил, ударился еще раз. Третий прыжок остановило дерево.

Реджи вывалился из кабины; разбитый аппарат еще вяло шевелил крыльями. Пилот упал, поднялся на ноги. Моторы истребителей пели голосом механизированной смерти. С колотящимся сердцем он, спотыкаясь, побрел прочь от орно. Вверху сновали «сопвичи», обстреливая место падения: англичане явно полагали, что неприятель остался внутри. Реджи побежал, осыпаемый ветвями, листьями; он петлял из стороны в сторону, запутавшийся, ошеломленный, а пулеметы все тянули к нему свои длинные пальцы…

Эдвард с удивлением увидел в дверях молодую японку.

— Какой сюрприз! — сказал он. — Не зайдете ли?

Звали ее Аса Токугава, и она была родственницей Акира-сан; похоже, все в Мебосо приходились родственниками этому господину, хотя бы косвенно. Эдварду и Асе еще не доводилось потолковать с глазу на глаз, хотя эта девушка занимала его мысли.

Эдвард предложил ей чаю, она отказалась.

— Должно быть, вы заняты… приготовлениями? — наконец выдавил он.

— Почти все готово. Я должна только поговорить с вами.

— Ради Бога.

— Ваш сын… очень дорог мне. Вы верите мне?

— Я решил посетить вашу завтрашнюю свадьбу, можете не уговаривать меня.

— Я счастлива, что вы будете на нашей свадьбе, мистер Фрост, очень счастлива. Но я надеюсь на большее: что вы будете рады за нас с Реджи. И, может быть, благословите нас, пожелаете добра.

Он вздохнул:

— О, моя дорогая девочка.

— Вам не нравится наш народ?

— Вы заблуждаетесь! Я считаю ваш народ великим и горжусь всем, чего мы достигли вместе с твоими родственниками. Тем не менее есть вещи непререкаемые. Дело в том, что британец не должен жениться на японке.

Глаза Асы вспыхнули.

— Все дело в происхождении, — попытался объяснить Эдвард. — Реджи обязан гордиться им. А он хватается за любую возможность пренебречь им. Боюсь, и ваша женитьба представляет собой еще одну попытку в этом направлении. Понимаю, что звучит это некрасиво. Но национальность — серьезная вещь, и шутить с нею нельзя.

Аса казалась оскорбленной.

— Полагаю, — продолжил Эдвард, — ваша семья испытывает сходные чувства.

Тут глаза девушки обратились к собеседнику.

На самом деле аргументы Эдварда бледнели в сравнении с бурей, разыгравшейся в доме Токугава. Из своего катастрофического путешествия в Англию Реджи вернулся в Японию совершенно другим человеком — уже не мальчишкой, в этом не оставалось сомнений, — и пережитое при нападении бипланов вселило в него страстную и иррациональную ненависть не только к Британии, но и ко всей Европе, всему Западу. Мысль о том, что его можно пристроить в Кембридж, сразу сделалась нелепой. Реджи более не скрывал своих симпатий к Японии, и когда он объявил, что хочет жениться на Асе Токугава, дочери кузена самого Акира, Эдвард понял, что возражения его бесполезны.

Однако семейство Асы противодействовало молодым еще более открыто. Семья разумно считала межрасовые браки ошибочными, и ей удалось бы расстроить свадьбу, если б не один фактор.

Флот — точнее, стайка — из двадцати готовых орнитоптеров уже располагался на летном поле Акира-сан. Несколько аппаратов продали другим магнатам — самым состоятельным членам японского общества, и крылатая машина уже запорхала от острова к острову, символизируя лучшее будущее, воплощаемое японским изобретательством. Почти все в Японии видели орнитоптеры или слыхали о них и были взбудоражены. Орнитоптер романтизировал японскую технику, и повесть о Реджи Фросте и его рискованном полете во Франции приобретала известность. Японцы толковали ситуацию как пример враждебности Запада, чьи жесткокрылые ястребы набросились на беззащитную птицу. Реджи делался некоторым подобием народного героя, отвергнувшего собственные корни и возвратившегося, чтобы стать пилотом. Когда пошли слухи о том, что Акира-сан стремится предотвратить их свадьбу с Асой, общество вознегодовало. Пресса начала критиковать магната. В конце концов семья Асы решила, что лучше пожертвовать дочерью, чем рисковать ослаблением власти.

— Моя семья берет на себя ответственность за то, — сказала Аса, — что наш союз будет основан на разумных принципах.

Эдвард заставил себя улыбнуться: с этим он согласиться не мог. Но вместо всего, что просилось на язык, сказал:

— Желаю вам обоим счастья. Всех успехов и благополучия.

Слова эти, похоже, обрадовали Асу. На следующий день, стоя на свадьбе с приколотым к лацкану эмалевым английским флажком, Эдвард совершенно не ощущал себя несчастным. Возможно, он куда резче протестовал бы против этого брака, если бы встретил в Англии более теплый прием. Он надеялся остаться там в качестве представителя орнитоптерного завода Акира-сан. Однако даже успешные испытания аппарата не смогли заинтересовать его соотечественников, не способных в своей надменности увидеть в орно нечто большее, чем нелепое ответвление от магистрального пути развития самолетов с жестким крылом.

Поэтому он тоже вернулся в Японию. В Мебосо. На месте рисовых полей выросли современные дома, появилось уличное движение. Расширились и соседние селения: люди перебирались сюда, привлеченные работой, участием в строительстве орнитоптеров. В долине сохранили одну только ферму, производившую гусей — на перья. Город рос, военные все чаще посещали его, и Эдвард нередко ощущал укол волнения, замечая инспектировавших фабрики людей в мундирах.