Кровь вассалов - Владислав Добрый

стенами и быть независимыми только потому, что у них есть люди чтобы тесать камни и складывать их в стены. Но он ещё не мог сформулировать это.

Пальба прекратилась. Я сразу понял — кончились ядра. Каменные снаряды, которые долгобороды везли с собой на тяжёлых подводах.

Я спешился, устроился чуть в стороне. Обед под открытым небом оказался скромным — кусок мяса, хлеб, вино. Люди из бранкот тоже расселись кто где, к ним как раз подкатила одна из «полевых кузен» — телег с глиняными очагами. Дым от костров смешивался с гарью пушек, и всё выглядело почти как пикник, если бы не было так прохладно.

Недалеко устраивались люди Вирак, Алнез, Маделар. Мои вассалы сидели отдельной массой, самой большой — бело-красные стяги шевелились в морозном воздухе. Им еду готовили слуги. И благородные всадники не раз и не два бросили завистливый взгляд на полевые кузни с которых раздавали горячую кашу, пока уминали куда более престижную, но холодную пищу. Та же диета, что и у меня: мясо, сыр, вино. Разве что способы сохранить мяса разнились. У каждого свой рецепт. Если честно, как бы каждый не хранил свои особенные рецепты засолки или вяления мяса с травами, всегда получается одинаково жестко и невкусно.

И именно в этот момент ворота Севаншаля распахнулись.

Из них, со стуком копыт, вырвался конный отряд. Они могли бы застать нас врасплох. Могли бы изрубить половину лагеря, пока все бегают, выронив ложки. И ведь именно это и произошло: караэнские всадники поднимали крик, слуги бросали котлы, даже мои люди на миг растерялись.

Я стоял, покрикивал, Адриан-Волок рядом орал во всё горло, пытаясь собрать людей. Голос у него был сильный, но до Сперата ему было так же далеко, как детской игрушке в виде трубы до паровозного гудка. Даже я неожиданно оказался в растерянности. В моей голове вертелась только одна мысль: латные рукавицы. Те самые, что я снял перед едой. Мой новый оруженосец успел куда-то их запропастить, а без них я чувствовал себя голым.

Всё могло обернуться дурно.

И вдруг разнёсся хохот Эйрика Кровавого Топора. Такой заливистый, что даже, кони которых подвели слуги, шарахнулись в сторону. Кроме Коровиэля, конечно.

Я вскинул голову и понял, что вижу: всадники скакали прямо к моей ставке — но не с копьями, не с оружием. Они держали правые руки над головами, размахивая ими, словно приветствуя нас.

Они сдавались.

Я поднялся в седло, когда подвели сдавшихся. Их лица были каменными, глаза — полные ненависти. Они смотрели не на Эйрика, которому я собирался отдать их дом, а на меня. И это был правильный взгляд.

— Отныне замок Севаншаль принадлежит Эйрику Кровавому Топору, — сказал я громко, чтобы все вокруг услышали.

Толпа взревела, а Эйрик шагнул вперёд, сжимая топорище, и сказал так, как умеет только он:

— Если кто-то считает, что я недостоин — пусть выйдет и скажет. Я приму вызов.

Тишина. Двое братьев, вчерашние хозяева замка, переглянулись. Родня Эйрику. Они ему двоюродные, если не ошибаюсь. Им явно не хватало безумия Эйрика или их отца. Они молчали, и смотрели опять же не на него, а на меня.

Я ощутил, будто кто-то толкнул меня в спину. Слова сами слетели с губ:

— Ваш отец поднял оружие против меня. Это справедливое возмездие.

Я понял ошибку в тот же миг. Сильные не оправдываются. В этом мире нет смысла говорить о праве, если у тебя сила. Ты уже прав.

Но, странное дело, моя речь вызвала одобрительный ропот. Среди моих. Они приняли её как знак справедливости. А для сдавшихся эти слова стали тяжёлым камнем — опустили их плечи, прижали к земле.

И тут меня снова выдала слабость чужака. Мне стало жаль этих людей. Они потеряли всё, или почти всё. Я вздохнул и добавил:

— Эйрик награждён за верность и доблесть. Вам я не обещаю замка, равного Сенешалю. Но если проявите ту же верность и доблесть на моей службе — вас ждёт награда.

Толпа взорвалась криками, стяги качнулись, копья застучали о щиты. Люди любят справедливых и великодушных герцогов. А если он при этом еще и щедр, это уже серьезная заявка даже на преданность.

Все радовались. Все, кроме Эйрика. Он молчал, нахмурившись, и только позже, подгадав момент, бросил мне в лицо со своей прямотой:

— Ты взял их под свой стяг. Теперь они вынесут из замка не только свои задницы, но и всё, что не вмуровано в стены.

Я усмехнулся и отрезал:

— Вчера ты не верил, что я дам тебе этот прекрасный замок. А сегодня тебе уже мало, раз тебе подавай пуховые перины? Эйрик, пусть голые стены напоминают тебе: для тебя всё только начинается. Взять замок за день легко. Удержать его сто лет — вот что трудно.

К вечеру Севаншаль уже жил другой жизнью. Замковые кладовые ломились от чужих рук: рыцари и солдаты шарили по закуткам, таскали бочонки вина, свёртки ткани, сундуки с зерном. Где-то смеялись маркитантки, подавая кружки и принимая их обратно пустыми. Вино текло рекой.

Я тоже перебрал. Чуть-чуть. Достаточно, чтобы позволить себе громко рассуждать о планах — о броске на земли Инобал, о том, что теперь нам по плечу идти прямо на их замок, через тот самый мост, где я когда-то убил отца Аста. Люди слушали с разными лицами: одни улыбались, другие переглядывались, третьи, похоже, просто радовались радовались тому, что их неплохо кормят и поят.

А утром меня встретила тишина.

Лагерь был наполовину пуст. Палатки, ещё вчера стоявшие тесными рядами, зияли прорехами. Лошади уведены, костры потухли. И на левом берегу Башенной реки, там, где начинались владения Инобал и их вассалов, тянулись в небо дымные столбы.

Армия ушла. Ушла брать почести, славу и — в основном — чужое добро.

Я только вздохнул. Вот почему мне так не хотелось снова на войну.

Я сидел на бревне и смотрел на пустые места лагеря. Вчера здесь было тесно, сегодня — просторно, как на погосте.

Волок подошёл, переминаясь с ноги на ногу. Он оглядел дымные столбы за рекой и сказал глухо:

— Они ушли. Без приказа.

— Ушли, — кивнул я.

Он сжал кулаки так, что костяшки побелели.

— Мы взяли замок, а теперь теряем людей. Как удерживать власть, если каждый идёт за своей наживой?

Я посмотрел на него. В его голосе звучала ярость, но и боль. Ему, выросшему в моей тени. Привыкшему к той