Кровь вассалов - Владислав Добрый

class="p1">Я поднял взгляд на карту. Да я наконец-то добился от художников рисунок, который можно при некоторой снисходительности принять за карту. Красные метки вдоль реки, крошечные флажки возле холмов — всё это было скорее символичным обозначением, нанесенных с чужих слов. Для меня каждая из них означала не замок и не город, а время. Месяц, неделя, иногда всего день — сколько мы потеряем, если остановимся хотя бы у одной из этих каменных коробок.

Основная проблема оставалась той же, что и в любое другое время года: замки и укреплённые города. Осада, которая может длиться месяцами,— вот настоящая беда.

Даже Джевал, которому трудно отказать в военном таланте, смог взять лишь не до конца укреплённый мост через Башенную реку, пару мелких замков и несколько городков. Конечно, если не считать Селларе: он провёл армию вдоль побережья, снабжая её баржами, и внезапно появился под стенами города, организовав штурм. Я уверен, рассказы о яростном штурме правдивы. И все же — город не успел опомниться и как следует подготовиться к обороне. Будь Джевал чуть менее везуч и чуть менее проворен, его приступ отбили бы.

Это видно по тому, что он до сих пор возится с контрадо Селларе и ещё не подчинил его полностью. Да что там говорить: даже крупный замок Сенешаль, стоящий рядом с мостом через Башенную реку — единственным сухопутным путём на вражеский берег — всё ещё не принадлежит Караэну. Да, я убил его владельца, Крушителя, и сейчас его наследники осторожничают: не делают вылазок на наши обозы, предпочитая отсиживаться в крепости. И всё же — здоровенный замок, чьи стены почти нависают над дорогой из Селларе в Караэн, в руках врага.

Феодальная раздробленность, мать её ети.

Аст ждёт от меня примерно такого же стремительного наскока, как у Джевала. И должен быть спокоен: замок — это не город. Разница как между штурмом бетонного бункера, утыканного пулемётными гнёздами, и атакой пятиэтажки. К тому же, как говорят, гнездо семьи Инобал — замок Балдгар — не уступает Горящему Пику; фактически неприступен. Аст Инобал должен быть уверен, что я не возьму его стены штурмом. Долгая осада даст ему время найти союзников и собрать силы.

Остаётся признать: скорее всего так и будет. Я сомневаюсь, что три мои первые пушки смогут быстро снести толстые стены. Возможно, потребуются недели.

И поэтому я планировал идти другим путём. Брать городки и мелкие замки, выстраивая линию снабжения, которую протяну до самых стен Балдгара. Сажать в каждом по сорок человек пехоты — потому что мужик с дубиной на стене мало чем уступает рыцарю с мечом, а если у мужика есть арбалет, то и благородная боевая магия уже не так страшна. Есть чем ответить.

А пехоты у меня много. Очень много. По местным меркам. Крупный город, может быть, выставит и больше — но ненадолго, и только у собственных стен. Я же собирался показать людям, что такое армия: солдаты, которые не сеют, а тянут лямку службы, голодают, мерзнут, стоят на стенах захваченных городов, охраняют дороги и телеги от разбойников и, время от времени, действительно сражаются.

Я отпил вина и почувствовал, что нервничаю. Я не был уверен в успехе; напротив, был уверен, что многое пойдёт не так, как запланировано. Любой план живёт до столкновения с реальностью.

Я пожал плечами своим мыслям. Что ж — тогда я просто оседлаю течение и поплыву туда, куда повернётся ситуация. Это у меня всегда получалось хорошо.

Вот ещё один верный признак неуверенности — попытка себя успокоить.

Я отхлебнул вина. Ладно. Пока я наедине с кубком, можно хотя бы попытаться посмотреть правде в глаза.

Я — сраный хлюпик. Добрячок. Идеалист. Мягкий, как грязь. Типичный представитель своего мира. Да, легко прятаться за безразличием Магна к людям и крови, пока размахиваешь мечом и обречёшь их на смерть. Но единственное, что заставило меня потратить целые сундуки серебра и такие усилия на этот поход, — вовсе не ненависть к Асту, этой гниде, которая заслуживает смерти.

Нет. Я боюсь.

Боюсь, что этот мир попал в мальтузианскую ловушку, и сам этого не видит. Всего пара неурожайных лет — и они окажутся на грани голода. Может, для средневековья это норма, но не для меня.

И главное — я ясно вижу выход.

Если верить рассказам путешественников, которых я расспрашивал, Регентство — самое густонаселённое место во всём мире. А долина Караэна — самое густонаселённое место в Регентстве.

Лишних людей надо куда-то девать.

И выбор невелик: либо медленное страдание и смерть тысяч невинных, самых слабых,

либо — экспансия.

Аст Инобал — просто камень, что мешается под ногами истории.

Может быть, у меня не получится с первого раза, но я покажу дорогу. Рано или поздно кто-то повторит —

и, возможно, сделает лучше.

Когда-нибудь эта дикая вольница, где власть сюзерена кончается за первым холмом, уступит место новому миру. Эпоха, когда люди просто выживали, закончится. Наступит время, когда люди начнут процветать и расширять свои горизонты.

Беспокойство, саднящее внутри, как желание закурить, вдруг исчезло. Ничто не успокаивает так, как понимание своей правоты.

Хотя, конечно, лучше быть правым, сидя в собственном замке, в окружении вооружённых людей, готовых убить и умереть за тебя.

За это можно выпить.

Глава 17

Неправильная осада

Если честно, откровения Пана насчёт того, что мы, люди, были созданы — или, как я подозревал, скорее выведены — как домашние животные, всё больше казались мне правдоподобными. Как собачка-компаньон, выбирающая себе хозяина и безусловно отдающая ему свою преданность, так и люди любят выбирать себе хозяина. Наделять его всеми качествами и преданно служить.

Я бы расстроился от такого осознания, но в последнее время этим «хозяином» был я.

Пока свеженабранные бранкоты со слугами, големами, лекарями, маркитантками и прочим обозом сплавлялись вниз по каналу на баржах, а потом по реке Во до Башенной реки и по ней вверх, к лагерю рядом с Башенным мостом, я во главе конных всадников двигался прямо через Долину.

Впервые я даже приблизительно не знал, сколько со мной людей. Они приходили и уходили целыми отрядами. Выступил я примерно с четырьмя сотнями, из которых около полусотни были всадники Вирак и Роннель, около двух сотен — мои вассалы: те, что пришли со мной из Бурелома, и те, кто изъявил желание участвовать в войне.

Поскольку было ясно, что дело продлится больше двух недель, всё это было добровольно. Но никто не