Скитальцы - Хао Цзинфан

Мало-помалу к Люинь возвращались воспоминания. Ярко освещенные фрагменты и эпизоды – они не складывались в цельный сюжет. Они лежали и дремали на дне океана, которым был ее разум, а этого дна много лет не касался свет. При этом воспоминания никуда не девались. По мере того как Люинь осторожно прикасалась к ним, лед таял дюйм за дюймом и по океану катили волны.

В окно струился белый, чистый свет луны. Казалось, кровать Люинь, стоящая рядом с окном, сливается с этим светом. Снаружи окно занавешивал плющ, словно живая штора. Окно походило на ночную морскую раковину, а лунный свет был сиянием ангела.

Люинь захотелось снова увидеть кабинет родителей.

Вскочив с кровати, она оделась, тихо прошла по коридорам и вошла в кабинет.

Комната была столь же стерильно чиста, как в прошлый раз, только букет лилий исчез.

Кабинет был похож на пустую сцену, а ночь была подобна пьесе без актеров. Люинь медленно вышла на середину сцены и пошла вдоль стены. Двигаясь вдоль книжных шкафов, она произносила беззвучный монолог:

«Мама, папа, вы меня слышите? Я до сих пор помню всё, что вы мне говорили. Я побывала на Земле, я научилась ходить сама; я многое умею, а думала, что всё забыла. Я помню, помню».

Никто ей не ответил.

Она вернулась к краю полукруглого столика, под которым в прошлый раз на полу лежали лилии. На месте букета ничего не было – ни статуэтки, ни украшения, ни потайной дверцы.

Но Люинь увидела две строчки. Она наклонилась. Серебристый лунный свет озарял участок пола ближе к стене, и в этом свете были отчетливо видны буквы, вырезанные, по всей видимости, перочинным ножом. Люинь напрягла зрение и стала рассматривать написанное вблизи. В первой строке было девять символов, а во второй – тринадцать. Это было сочетание букв и цифр.

Люинь затаила дыхание. Это было необходимое число знаков имени пользователя и пароля для доступа к файлам личного пространства.

Люинь вскочила и взяла с полки ручку и лист бумаги. Встав на колени, она аккуратно скопировала знаки, один за другим. После этого она подбежала к ближайшему терминалу и, введя свой логин, вошла в собственное личное пространство. Оказавшись там, она стала просматривать историю использования скопированного ею имени пользователя.

Это был логин ее матери. Люинь ввела его, затем ввела пароль и стала ждать. На экране возникла комната, изображение было расплывчатым. Значит, его нужно было просматривать в режиме полной достоверности.

Люинь сходила за специальными очками. В личном пространстве можно было просматривать файлы в режиме 2D или 3D. Режим 2D больше годился для работы в поисковых системах, но режим 3D позволял получить более сильное впечатление. В личных пространствах и при просмотре произведений искусства чаще пользовались 3D. В полностью достоверном пространстве скульптуру и кинофильмы показывали в виде голографических записей, а электронные дневники можно было читать в виде книг, слушать голосовые записи или даже что-то высекать на имитации камня – как бы на века.

Архивированное личное пространство матери Люинь выглядело как комната с каменными стенами. Это помещение совсем не походило на комнаты с прозрачными стенами на Марсе и на сферические пространства, популярные на Земле. Комната словно бы находилась в одном из старинных европейских зданий, которые довелось повидать Люинь. Это был прямоугольный зал с гранитными стенами, росписью на потолке и лепными ангелами на стенах со всех сторон. Помещение было не слишком велико, но между колоннами светились окна – высокие, от пола до потолка. На устланном ковром полу стояло множество пьедесталов и стеклянных витрин с голограммами скульптурных работ матери Люинь. Всё это пространство излучало атмосферу чужого и далекого прошлого.

У Люинь часто забилось сердце. Это были воспоминания ее матери.

Она медленно пошла по трехмерному залу, нежно и бережно прикасаясь рукой к душе, запечатленной в каждой скульптуре. Замершие в неподвижности фигуры людей поворачивались, тянулись к небу, они словно мучительно стремились к чему-то недостижимому. Имитированные лучи лились в зал сквозь высокие окна, омывали статуи светом, и от этого скульптуры казались персонажами какой-то трагедии, полной обреченности.

Люинь взяла в руки вазу с тонким горлышком и широкой нижней частью. Казалось, это предмет из древнего Египта или артефакт цивилизации майя.

Внимательно осмотрев вазу, Люинь поняла, что это – страница из дневника матери. На боку вазы были выцарапаны крошечные буквы.

Люинь – ангел, приносящий свет.

Люинь впустила в себя эти слова, словно поглотила их.

Порой тебе кажется, что твоя жизнь вся целиком просчитана, но тут появляется луч света и заставляет тебя сомневаться во всём. Нам не под силу когда-либо постичь жизнь, а ее понимание – это непрерывный процесс самоотражения. Только соединяться. Разговор – это душа.

Не важно, что произойдет. Важен его приход. Наш учитель! Год, когда я родила Люинь, навсегда останется особенным в анналах Марса.

Люинь попыталась вспомнить. Что же произошло восемнадцать лет назад? И кто он такой – этот учитель?

Сердце ее билось так часто и громко, что, казалось, виртуальный зал сотрясается в такт. Никаких дальнейших объяснений этой дневниковой записи ее матери она не нашла. Люинь осмотрела всё, что находилось около вазы, и обнаружила фарфоровую пиалу и тарелку. Оба эти предмета были покрыты крошечными буквами, похожими на рябь на воде, на которой пролетела стрекоза.

Ей хотелось прочесть все страницы дневника матери очень внимательно. Люинь инстинктивно чувствовала, что вплотную подошла к какой-то великой тайне, о которой прежде не ведала.

Но тут она услышала шум где-то совсем рядом с залом и поняла, что в личное пространство ее матери, в эту виртуальную галерею, вошел кто-то еще. Люинь поспешно поставила тарелку на столик и поспешила выйти.

Башня

Эко никак не ожидал, что встретит здесь Люинь.

Он оказался на широкой виртуальной площади и не знал, куда идти. В это самое мгновение Люинь вышла из-за серой двери сбоку от площади. Ее красное платье ярким пятном выделялось на фоне серой каменной стены.

Эко не имел понятия, где оказался. Он попал сюда по ссылке, найденной в дневнике Давоски.

Мы часто приходим сюда, чтобы обменяться воззрениями, чтобы перебросить мосты через расстояния. Чудесные времена.

Эко обратил внимание на то, что слово «сюда» набрано немного другим цветом, и прикоснулся к этому слову. В следующий миг мир вокруг него изменился.

Он оказался в центре просторной прямоугольной площади, замощенной гигантскими каменными плитами. К сторонам прямоугольника примыкали каменные здания, вдоль фасадов