Искус - Дарья Промч

и теперь неожиданно явились к ней в виде сна на грани яви и кошмара, приснившегося под утро и отравившего его. Продрогшая испуганная девочка, протягивающая прожорливому медведю своё крошечное алое сердце, насаженное на толстую корявую палку. От палки на руках остаются глубокие грязные занозы, руки от них ноют беспрестанно и распухают. Но девочка будто и не замечает этих мук: еженощно она молча достаёт из-под тонких рёбер пульсирующее тёплое сердце и отдаёт его медведю. В этом её предназначение, им нельзя пренебречь. Откуда пришел этот дурной сон? С востока вместе с дождевыми тучами, из общей массы выпитого и выкуренного за день? Из потаённых смутных догадок о природе вещей, творящихся в её жизни? Так сразу и не скажешь.

И пока Паскаль суетится на кухне, взбудораженная и взволнованная, неумелая и старательная, а Певица продирает глаза в опустевшей постели, тянется, остужает мокрый вспотевший лоб холодной ладонью, единственными свидетелями их сумбурного утра остаются деревья за окном. Деревья, подглядывающие за ними сквозь плотные занавески, пыльные стёкла, сквозь дымку, опустившуюся на город, что-то среднее между туманом и смогом. Деревья не осуждают, не сопереживают, не болеют за них, деревья остаются безучастны ко всем перипетиям, поджидающим их за порогом этого утра – таков их характер. Вопреки слухам характер не даруется Богом, не наследуется от родителей, даже не воспитывается самостоятельно – это замызганный лотерейный билетик, что мы вытаскиваем задолго до рождения, обмену или возврату он не подлежит.

Мало кто знает об этом, но эти самые деревья, посаженные до рождения Паскаль, до рождения Певицы, до вашего рождения, ночами усиленно поглощают тот кислород, что вырабатывают днём. Их единственная задача – свести к нулю годовой отчёт, ничего не отдать, ничего не забрать. Трудно придумать более бесполезную жизнь, не так ли?

Правда, пожалуй, что-то в этом есть: существование, которого как будто и не было никогда. Такое не может не то чтобы ранить или загубить, даже настроение не попортит. Жизнь, не случись которая, никто бы и не заметил. Такая жизнь.

Певица

Голова тяжёлая, будто в неё залили с литр горячего свинца, и за ночь он застыл, сковав всё это кашеобразное вещество, что покоится под черепом. Глупый сон, неласковое утро, больное тело. Я слышу шкворчание масла на сковороде на кухне, звон ложки, растворяющей сахар в твоём кофе, грохот грома где-то вдалеке, биение своего сердца, неровный ускоряющийся ритм, подтормаживающий на каждом четвёртом ударе. Несмешная шутка судьбы: последнее недолгое время я с удивлением обнаруживаю себя живой, функционирующей и практически прежней при пробуждении. Раньше никогда не думала об этом, теперь не могу перестать. Надо вылезти уже из постели и присоединиться к завтраку, знаю же, что ты предпочтёшь ещё полчаса нарочито шуметь всеми приборами по очереди, лишь бы не прийти сюда и не столкнуться с необходимостью будить меня. Знаю же тебя.

– Доброе утро, спящая красавица. – Ты не могла не слышать шагов, но всё равно вздрагиваешь при первых звуках моего голоса. – Ты помнишь, что вчера обманом пробралась в мою постель и отказалась покидать её?

Провокация даже не на двадцать процентов моих возможностей, на десятку от силы. Ты морщишься и краснеешь. На кухне зябко: окна нараспашку, ты пытаешься избавиться от запаха застоявшегося въевшегося табачного дыма. На тебе вчерашняя футболка и пижамные штаны, руки все в мурашках.

– В следующий раз разбуди меня, хорошо?

– В следующий раз ты не заснёшь. – В ответ на неостроумную шутку ты протягиваешь мне кофе, на столе стынет завтрак. – Сейчас принесу тебе свитер, ты устроила здесь ледник.

Свитер всего один, не люблю таскать с собой лишние вещи – годы, проведённые в турах, привели меня к философии минимализма: обойдусь самым необходимым, остальное всегда можно купить на месте, если оно неожиданно понадобится. Мне остаётся согласиться на любимую рыжую байковую рубашку в синюю клетку, что проводит со мной третье лето. Возвращаюсь на кухню, ты мучительно поглощаешь ледяную уже, должно быть, глазунью.

– Давай сначала, Паскаль. Доброе утро. Доброе-доброе утро.

– Доброе утро, – ты смотришь с недоверием.

– Вот, надень, – протягиваю тебе мой любимый чёрный кашемировый свитер, привезённый из Милана.

– Я закрыла окна, сейчас потеплеет.

– Потеплеет к концу недели, надевай, не спорь.

Ты нехотя суешь руки в рукава, только потом просовываешь голову – никогда не встречала такой манеры одеваться.

Второй наш общий завтрак проходит под знаком неловких пауз и односложных высказываний. Что мы прячем за этой тишиной – остаётся только догадываться. Ты варишь несносный кофе, слишком жидкий, пустой, я пробую смириться с ним, но это выше моих сил – выливаю, ставлю новый.

– Всё стынет… – этот твой уровень протеста, твой выплеск обиды.

– Всё остыло ещё до того, как я проснулась. – Мой менеджер говорит, что, когда я начинаю разговаривать таким тоном, надо смыться как можно скорее и отключить телефон, ибо это невыносимо. – Яичница, кстати, пересоленная. Ты влюбилась?

– Э-э-э… какая связь?

– Влюблённые всегда пересаливают.

– Да? Не знала… – Ты ставишь свою тарелку в мойку и возвращаешься к столу.

– Ах да, точно. Почём тебе знать, ты же не влюблялась никогда…

– Что с настроением?

– А что с ним?

– Какое-то оно неважное… сделать другую яичницу?

– Не-а. – Я закурила и поделила свежесваренный кофе на двоих. – Посиди со мной. Я тут присматриваю себе новое пристанище, что-то основательное и со вкусом, посмотрим одно местечко?

– Здесь?

– Ну да, кочевникам везде неймётся.

– Так ты хочешь сюда переехать?

– А что, здесь чудесная атмосфера, климат не очень, но вряд ли это меня смутит. Будешь наведываться ко мне, как заскучаешь. – Я попиваю обжигающий кофе и оцениваю уровень твоей растерянности: средне, пойдёт. – Тогда вызову такси где-то через полчаса, прокатимся.

Ты достаешь из шкафчика заботливо вымытую пепельницу – тяжёлую, медную, изъеденную временем до зеленцы, проступающей в местах, где её чаще всего касалась человеческая кожа. Чёрт, я и не заметила, что начала стряхивать пепел на пол.

– Почему ты не ходишь курить на балкон? – Ты продолжаешь вести тихую войну с моими дурными привычками.

– Мне там одиноко и холодно.

– И всё?

– Да… не вижу смысла в причинении себе неудобств, пускай этим занимаются другие.

– А если я пойду с тобой и отдам тебе свитер?

– Первого достаточного, свитер мне ни к чему: кровь греет. Только одно условие: ты покуришь со мной.

– Пойдём, – ты берёшь мою чашку, пепельницу и уверенно направляешься к моей спальне, через которую лежит путь к балкону. Мне ничего не остаётся – я следую за тобой.

На крошечном балконе хозяину удалось установить миниатюрный кованый столик и