Никогда правда - Джилл Рамсовер

В идеале, здесь я должна была бы нахмурить брови и притвориться полной невеждой. Однако его слова были настолько неожиданными, что все, что я могла сделать, это с трудом сдержать отчаянную панику на своем лице. Мой пульс удвоился почти мгновенно, но я не позволила своему дыханию отразить его повышенную нагрузку. Мое лицо было бесстрастным, а тело абсолютно неподвижным, за исключением идеально контролируемого дыхания. — Я не очень хорошо разбираюсь в русском искусстве, но продолжай. — Ответ был не так уж плох, и я мысленно похвалила себя. Не то чтобы это имело значение. Во всех остальных отношениях я была оленем, которого увидел голодный волк, и мои шансы были ничтожны.

— Я полагаю, что, поскольку произведение искусства принадлежит тебе, ты хорошо с ним знакома.

— А почему ты думаешь, что это мое произведение?

— Это была картина с изображением груды черепов. Та самая куча черепов, за работой над которой я наблюдал в ту ночь, когда пришел поговорить с твоим отцом. Те самые черепа, о которых ты так беспокоилась, когда я сказал тебе, что видел, как ты рисовала. —Его отрешенный голос пылал обвинением, пока он обосновывал свои утверждения.

Я покачала головой и достала свой телефон. — Это то, что ты видел? — Я протянула телефон вперед, показывая ему изображение картины. — Она называется Пирамида черепов Поля Сезанна. Да, я рисовала двойника, но люди постоянно делают такие вещи! Это как увидеть подделку Моне или Ван Гога в магазине Bed, Bath and Beyond. Я не знаю, почему ты решил, что моя картина будет у русских. Если у тебя активное воображение, это не значит, что я сделала что-то плохое.

Его глаза изучали картину, затем сузились, когда я попыталась возразить, но он так и не сделал шаг к телефону. Он оторвался от стены и медленно направился ко мне, заставив меня отступить назад.

— Последние семь лет для меня было очень важно оттачивать свои инстинкты и прислушиваться к своей интуиции. Знаешь, что моя интуиция говорит мне прямо сейчас? — спросил он звенящим, соблазнительным тоном.

Я прижалась спиной к противоположной стене и покачала головой, не в силах сформулировать ответ.

— Она говорит мне, что ты полна дерьма.

Мои ноздри раздувались, пока я пыталась не изобразить возмущение. — Полагаю, это твое слово против моего.

В его глазах сверкнул лукавый блеск, а уголок его рта приподнялся. — Не совсем так, София, детка. Если ты не хочешь сказать мне правду легким путем, нам придется сделать это трудным путем.

Трудным путем? Что он имел в виду?

Нико никогда не причинит мне вреда.

По крайней мере, я так не думала. Внезапно я перестала быть в этом уверена. — О чем ты говоришь?

Нико подался грудью вперед, заключив меня между собой и стеной, крепко прижав руки по обе стороны от меня. — Я говорю о твоем прекрасном теле. — Он прильнул ко мне, осыпая чувственными поцелуями мою шею.

Моя голова качнулась в сторону, не в силах противиться восхитительным ощущениям от его прикосновений. Когда его руки оказались между нами и стали массировать мою грудь, с моих губ сорвался стон. — Нико... — Задыхающаяся мольба, но о большем или о том, чтобы остановиться, я не была уверена.

Внезапно он приподнял меня, затем положил спиной на кафельный пол, накрыв своим телом мое. Он целовал меня долго и крепко, пока я не опьянела от его вкуса, вырвавшись из тумана, только когда он поднял мою рубашку над головой. Он вытянул мои руки над собой, обернув рубашку вокруг моих запястий, а затем наклонился, чтобы поцеловать меня снова. Когда я попыталась опустить руки обратно, то обнаружила, что он использовал нитки на одном из моих фартуков, чтобы скрепить мои запястья.

— Что ты делаешь?

— Ш-ш-ш, просто доверься мне, — успокаивал он, снова перетягивая мои запястья.

Я неохотно позволила ему поднять мои руки далеко над головой, только чтобы понять, что он привязывает их к тяжелой деревянной ножке моего стола.

Прежде чем я успела возразить, было уже слишком поздно. Мои запястья были связаны, а он опускался, чтобы целовать мою шею и грудь. Его руки потянули за мои тренировочные штаны, которые легко поддались, так как их удерживал только свободный шнурок.

— Нико, мои родители! Мы не можем делать это здесь, — прошептала я, начиная паниковать.

— Твои родители уехали в город до позднего вечера. Здесь нет никого, кроме тебя и меня. — Он откинулся на пятки, любуясь моей покорной позой перед ним. — Я должен отшлепать тебя по заднице за то, что ты сбежала от меня.

Моя сердцевина практически покрылась влагой от его слов. Я никогда не интересовалась БДСМ или кинком, но что-то в Нико заставляло все звучать хорошо.

— Моей девочке это нравится, не так ли? Я запомню это. Эти соски такие тугие, они похожи на маленькие розовые конфетки, которые я хочу сосать всю ночь напролет. — Его глаза поднялись на секунду, прежде чем он поднялся на ноги.

По моему позвоночнику пробежала струйка страха. Он ведь не оставит меня в таком виде в качестве наказания?

Прежде чем я зашла слишком далеко с этой мыслью, он быстро дошел до моей книжной полки и вернулся ко мне. В комнате висело несколько веревочек, на которые я прикрепляла фотографии для вдохновения. В его руке было несколько маленьких прищепок, которые я использовала для подвешивания фотографий. Он устроился на моей талии, и я с упоительной смесью трепета и желания наблюдала, как он прикрепляет одну из прищепок к моему соску.

Я задыхалась, выгибаясь от сильных ощущений. Это было завораживающе — не совсем удовольствие или боль, а пьянящая смесь того и другого. Он закрепил второй зажим на другом соске, а затем завязал между ними шнурок. Когда он слегка потянул, это вызвало ощущение в обеих грудях одновременно. Мне показалось, что мой разум может разломиться. — О, Господи, Нико...

— Я же говорил тебе, что это тело мое, — промурлыкал он. — Никогда не сомневайся, что я точно знаю, как им пользоваться. — Он отодвинул мои колени в сторону, открывая меня для себя, а затем поцелуями проложил дорожку от внутренней стороны колена к моей сердцевине. Я уже была так возбуждена, и моя чувствительная плоть пульсировала от его прикосновений. Когда его язык проник внутрь меня, а затем провел по