Никогда правда - Джилл Рамсовер

— Я ничего не скрываю! Я просто хочу тебе кое-что показать. Не говори ерунды. — Я схватила его за рукав и потащила к следующему экспонату, и так мы провели весь оставшийся день.

На следующее утро я провела Майкла через боковую дверь своего дома, надеясь, что никто не посмотрит на камеры наблюдения, установленные вокруг нашего участка. Он впервые был у меня дома, и было странно видеть его там.

— Отличное место. Очень средиземноморское. Думаю, я не должен удивляться.

— Да, да. Иди за мной. — Я привела его в свою студию, которая представляла собой беспорядок из художественных принадлежностей и холстов. Поскольку она была изолирована в дальнем конце дома и представляла собой зону полного бедствия, никто, кроме меня, туда не заглядывал. Это было мое убежище. Мне нравилось все в этом хорошо освещенном помещении.

Я пролистала стопку холстов, прислоненных к стене, выбрала тот, который искала, и поставила его на незанятый мольберт. Мы с Майклом оба уставились на картину — изображение европейской фермерской общины, расположенной под горой. Прежде чем он произнес хоть слово, я протянула ему свернутый плакат, который достала из-под стола с припасами.

Развернув его, он поднял плакат, внимательно всмотрелся в изображение, затем снова в мой холст. Он искал и анализировал, сравнивая эти два произведения. — Это замечательно, — сказал он на одном дыхании, не отрывая взгляда от работы. Наконец, он опустил плакат и повернулся ко мне, его лицо было таким бесстрастным, каким я его никогда не видела. — София, мне нужно знать, почему ты показала мне это.

Я пожевала губу, не зная, что сказать. Я не была полностью уверена, почему я показала ему то, что сделала. Гордость? В какой-то степени. Но это было и вдохновляюще. Было что-то захватывающее в том, что я так мастерски скопировала великое произведение искусства. — В музее ты сказал, что я должна поместить их имена на свои работы. А что, если... я так и сделаю? Что если бы я делала копии известных произведений искусства?

— Я думаю, ты была бы очень талантливой, очень богатой молодой женщиной, но этого ли ты на самом деле хочешь?

— Однажды я была в музее и испытала то же откровение, что и ты вчера. Я могу рисовать так же хорошо, как и эти люди. Я пришла домой с плакатом и стала рисовать. Копирование деталей, использование техники старения и специальных красок — это было самое захватывающее занятие в моей жизни. Я хочу продавать и свои собственные оригинальные работы, но кайф от создания этого — я не могу себе представить, чем это можно превзойти. Я уже думала о том, какую работу я могу сделать следующей.

— Ты хочешь сказать, что если я найду покупателя, ты будешь заинтересован в продаже этой работы как оригинала Сезанна? Будут последствия, если ее отследят до тебя. Конечно, ты это понимаешь. — Он настороженно изучал мои черты, пытаясь оценить мою готовность к убеждению.

— Привлекательная часть этого — вызов — не в том, чтобы просто нарисовать картину. Удовлетворение приходит от успешной выдачи его за оригинал. Какой смысл, если она просто будет стоять в моем шкафу? Я хочу знать, что создала совершеннейшую подделку, способную обмануть любого, кто на нее посмотрит. — Мой голос дрожал от волнения. — Все так, как ты сказал. Этот мир становится частью нас. Секреты и ложь у нас в крови. Как бы я не ненавидела то, что моя семья хранит от меня свои секреты, я не могу не радоваться тому, что у меня есть свои собственные секреты. Считай меня лицемеркой, мне все равно. — Я улыбнулась Майклу, который, как оказалось, был одним из этих самых секретов.

Он уловил блеск в моих глазах и озорно улыбнулся. — В таком случае, я думаю, это может стать началом прекрасной договоренности. Я поговорю с отцом и узнаю, кого он знает.

— Мой отец потеряет голову, если узнает, что я работаю с русскими.

— Соф, ты хранила свои секреты всю жизнь. Нет никаких причин, чтобы он узнал. Люди моего отца понятия не будут иметь, кто мой источник. Это будет наш маленький секрет. — Он подмигнул, затем бросил плакат обратно на стол. — А теперь давай поедим. Я умираю с голоду.

Настала моя очередь откинуть голову назад и рассмеяться, чувствуя себя более живой, чем когда-либо. Законченная картина пролежала в моей студии несколько недель. У меня не было конкретного плана, что с ней делать. Как я уже говорила Майклу, вначале я рисовала ее исключительно как личный вызов. Когда работа была завершена, и я поняла, насколько идеально я повторила оригинал, я начала представлять себе возможности.

Опасные, захватывающие возможности.

Это был самый крайний случай, когда я задумывалась над этой идеей, не зная, хочу ли я или могу пойти дальше. Когда Майкл сделал свой комментарий в музее, это было похоже на судьбу, как будто все безумные события моей жизни были на самом деле тщательно расставленными ступеньками, которые привели меня в это конкретное место во времени. Смерть моего брата открыла мне глаза на секреты моей семьи и привела меня к Нико. Уход Нико привел Майкла в мою жизнь. В то время два самых больших горя в моей жизни казались непреодолимыми. Но каждое из них сыграло важную роль в том, что я стала сильной и уверенной в себе.

Женщиной, которая знает, чего хочет.

Женщиной со вкусом к темной стороне жизни.

***

В течение следующих четырех лет Майкл выступал в качестве моего брокера в нашем прибыльном партнерстве. Конечно, дело было не в деньгах. Мои родители создали трастовые фонды для всех нас, девочек. Мне было приятно осознавать, что я сама заработала деньги, но бизнес был не только этим.

Это была моя страсть.

Мне нравилось создавать уникальные произведения искусства, но ничто не могло сравниться с трепетом, который испытываешь, когда копируешь всемирно известный шедевр. Я обожала свою работу и не собиралась бросать ее. Даже если бы моя семья не возражала против моей деятельности, они были бы в ярости от моего выбора партнеров. К счастью, они считали меня идеальным ангелочком Софией, и я была рада поддерживать это заблуждение как можно дольше.

Мы с Майклом оставались такими же близкими, как и прежде, хотя виделись не так уж часто, пока я училась в колледже. Мы пытались иногда пообедать,