Три билета в кино - Яна Эдгаровна Ткачёва

Сашка порой по-настоящему надоедал этими беседами, но… не сегодня. Сегодня я притворюсь, что мира извне не существует, что я навсегда могу остаться дома, в теплом пушистом коконе безопасности.

Натянув спортивные штаны и майку, я пошла на кухню, планируя испечь что-нибудь вкусное. Проверив продукты в холодильнике, заметила, что бананы немного подпортились. Тысячу раз говорила Сашке, что бананы нужно убирать на холодильник, а не в него, но без толку. Значит, будет шоколадный пирог с бананом.

Я взбивала миксером сладкое тягучее тесто, когда из коридора раздался вопль, перекрывая механическое жужжание.

– Дорога-а-ая! Я до-о-ома!

Удивленно вскинув глаза на часы, я пришла к выводу, что прогульщиков сегодня двое.

– Почему ты так рано? – спросила я вошедшего в кухню Сашку, выключая миксер.

– А почему дома… – он осекся, будто споткнувшись, и удивленно заскользил по мне взглядом, – …ты?

Я хотела ответить, но при виде его лица слова вылетели у меня из головы. Он взглядом ощупывал мои плечи, переместившись глазами ниже, после чего взгляд подскочил обратно к шее и наконец встретился с моим. Я чувствовала себя голой. Не в неприятном ключе, а в очень завораживающем, сбивающем с толку ключе. Его глаза влажно заблестели, а кадык нервно перекатился под кожей, когда он сглотнул. Я снимала толстовку, только будучи дома одна, и парни никогда не видели меня в майке. Я даже спала в толстовке. Но сейчас прикрываться казалось глупым или… нет?

Наконец Сашка легко тряхнул головой и отвел взгляд. Я почувствовала, как тело реагирует на эту странную неловкость и напряжение: по нему прокатились мурашки, соски напряглись. Дурацкая майка.

– Хм-м-м… – Сашка снова шумно сглотнул и скользнул взглядом по моей груди, на секунду задержавшись. Он заметил. Господи, мне хотелось провалиться сквозь землю. – Это что, моя майка с седьмого класса? – хрипло усмехнулся он, отведя глаза.

– Нашла ее в комоде, еще давно, – я поспешно отвернулась, возвращаясь к тесту. – Раз ты ничего никогда не выбрасываешь, не пропадать же добру.

– Ты мелкая похитительница вещей, – насмешливо заявил он, и теперь его голос вернулся к привычному звучанию, а я облегченно перевела дух, схватив терку.

– Ты все равно не пользуешься ими, – резонно заметила я, начиная натирать бананы в тесто.

Внезапно он подкрался ко мне сзади и навис, упираясь подбородком в плечо.

– Что это ты готовишь? – прошептал он рядом с моим ухом, царапая щетиной кожу в основании шеи.

– Э-э-э…

Я чуть не выронила терку прямо в миску с тестом. Он что-то спросил?

Ощущение было таким острым, что мир на секунду повело. Возможно, я бы даже пошатнулась, если бы не две крепкие руки, упершиеся в стол по обе стороны от меня, и не этот его подбородок, которым он терся и терся о мою кожу, произнося слова, суть которых я не улавливала. Боже, дай мне сил. Подлое предательское тело. Никогда не бывает на моей стороне. Я видела нас как в кино, будто покинула сознание и смотрела сверху, как моя рука вяло отбросила терку в сторону, после чего я резко развернулась в Сашкином захвате.

Сейчас я снова была в своей голове, и Сашкино лицо было настолько близко, что легко просматривались янтарные всполохи в зеленой радужке его глаз. Казалось, он не ожидал, что я поведу себя так, и немного отпрянул. Но вот уже его лицо приобрело хитрое выражение, и он придвинулся. Ближе. Время замедлилось, я завороженно смотрела на его рот, который произносил слова. И вдруг в этот рот погрузился палец, измазанный шоколадным тестом, заставив меня ошарашенно заморгать.

– Ах ты. – я уперлась руками ему в грудь, отталкивая. Ноги подкашивались.

– Что? – он принял совершенно невинный вид. – Я спросил, можно ли попробовать, а ты невнятно промычала. Я думал, это значит «да».

– Руки! – рявкнула я, указывая на дверь ванной. Он, подхихикивая, скрылся в ванной, чтобы выполнить поручение, оставив меня сгорать от стыда.

Схватив терку, я швырнула ее в раковину, успев мельком заметить смазанное отражение. Я была красной как помидор. Вся я – все открытые участки кожи.

Рванув в комнату, я натянула толстовку, закатала рукава и вернулась на кухню.

– О, а в майке ты мне нравилась больше, – насмешливо протянул Сашка, показавшись из ванной, на секунду задержался в дверях кухни, окинув меня жарким взглядом.

Я решила просто игнорировать эту его сторону. Игривую сторону. Заигрывающую сторону? Господи, Василиса, прекрати сию же секунду! Я с остервенением вылила подготовленное тесто в форму и почти зашвырнула ее в духовку, хлопнув дверцей. Блин! Теперь, возможно, из-за резкого хлопка мы будем есть просевший, совершенно не пышный пирог!

– Плохой день? – Сашин голос потерял дурашливые нотки и зазвучал участливо, он наконец уселся, и теперь между нами был стол. Не могу точно сказать, обрадовала или расстроила меня эта дистанция.

– Нет-нет, – поспешила заверить его я, отгоняя непрошеные мысли. – Все в порядке, просто устала от школы.

– Совсем они тебя там достали? – сочувственно поинтересовался он.

Кивнув, я села напротив. Конечности все еще немного потряхивало от пережитого возбуждения, и я просто искоса наблюдала, как Сашка разогревает обед и с аппетитом жует. Даже во время еды он был очень красив. Обычно мальчишки едят неряшливо, болтая с набитым ртом или издавая странные звуки, – я не раз наблюдала такую картину в школьной столовой. Саша всегда ел аккуратно, челюсть его двигалась равномерно, и он постоянно облизывал губы как-то по-особенному, наверное, чтобы не упустить ни крошки. Весь он искрился, солнце, падающее в окно, играло его рыжими волосами, отражаясь в зеленых глазах и на бледной коже.

Мне одновременно захотелось ударить себя и нарисовать Сашку. Я даже удивленно приподнялась от последней идеи. Друг вопросительно глянул на меня, но я покачала головой и уселась обратно. Странно. Я не держала в руках карандаш класса с восьмого, и у меня очень давно не возникало желания рисовать. Даже о музыкальной школе я вспоминала чаще и порой скучала по флейте, но возобновить занятия и не думала. А тут – рисование. Возможно, я задвинула в дальний уголок памяти это увлечение, потому что оно слишком сильно напоминало о прошлой жизни. Жизни, наполненной теплом, смехом и… мамиными руками.

– Эй, – Сашка помахал рукой у меня перед глазами.

– Эй, – привычно ответила я, выталкивая из головы образ мамы, уютный и любимый, который сменился тонкой фигуркой на больничной койке, лысой и безжизненной.

– Так Жека остается с ночевкой? А то с тех пор как его батя съехал с катушек с этим военным училищем, у нас какой-то непонятный график, – Сашкин голос звучал вроде как по-деловому, но