Хранитель историй (СИ) - Константин Нормаер

Посторонние звуки: стон, вздохи, хрипы налетели со всех сторон, словно бушующий ветер. Оглядевшись, бывший капер вздрогнул, осознав, что своими словами накликал настоящее бедствие.

Со всех сторон к нему приближались моряки «Бродяги». Серые, безжизненные лица, изуродованные соленой водой, напоминали восковые маски, расплавленные теплом огня. Но бывший старпом узнал всех. Всех без исключения.

Их последнее путешествие в поисках надежды, обратилось настоящим кошмаром для большей части команды. Все они были здесь. Все семнадцать человек, мертвецов, которые только внешне походили на бывших моряков. Только внутри этих изуродованных тел, присутствовала уже совсем другая начинка, не имеющая ничего общего с живым миром.

Мрачные посланники, смешавшись с полумраком, уставились на бывшего старпома алыми буркалами.

Пытаясь побороть собственный страх, Терси изо всех сил сжал в руке оружие Всевышнего — четки с жадностью впились в ладонь, которая сразу же стала влажной.

Силясь противостоять внезапной боли, он прошипел:

— Здесь я хозяин, а не вы. Это мой мир, а не ваш. Идите в свою мертвую обитель! Я не звал вас и никогда не позову…

Капитан не ответил.

— Вы — это мое безумие! Пыль, морок, пустынный мираж и ничего больше, — продолжил пастырь.

На этот раз мертвец соизволил откликнуться:

— Скажи, как я могу поверить твоим словам, если ты сам не веришь в них?

Терси дрогнул. Боль от руки побежала по жилам, и уже не страх, а ужас сковал его тело.

— Вопрос веры — вот что заботило тебя последний десяток лет?

Прижав к губам знак спасения расположенный в самом центре четок, Терси зашептал молитвы — одну за другой. Десять с лишним лет он боролся с самим собой, расправляясь со вчерашними воспоминаниями самым безжалостным образом. Закапывая их живьем, словно безжалостный палач, он в первую очередь сражался только с собственными страхами.

Предчувствуя, что подобное может случиться, он пытался что‑то исправить. Но не успел. И вот когда это произошло — Терси растерялся. Оттягивая их приход, пастырь надорвался, предав собственную веру.

В один короткий миг, одной короткой мыслью, он обрушил все то, что создавал долгие годы. Страх пришел стремительно, в одночасье проделав пробоины в его великолепном корабле. И Терси окончательно уверовал в бесполезность всей новой, созданной им самим жизни.

Раз и навсегда.

Всевышний не даст мне ни прощения, ни помощи…Я вернулся в ту самую точку, откуда начинал свой путь…

Мрачные фигуры мертвецов пересекли крохотную капитанскую каюту, встав возле стен в шахматном порядке.

— Говори, — приказал капитан. — Я так давно не слышал человеческой речи. Ни слова. Только морской шорох в стране вечной тишины. Так что не испытывай мое терпение…

— Я не хочу больше вас видеть, — дрожащим голосом, изрек Терси.

— Напрасно ты отвергаешь гостей, когда они уже переступили тайную границу, — прошипел капитан. Из темных углов ему вторил вкрадчивый смех его погибшей команды.

Набравшись смелости, пастырь выпалил:

— Мне наплевать. Я нахожусь по другую сторону баррикад. Я живой, а вы — нет. Хотя бы по этому, я хочу, чтобы вы убрались прочь! Слышишь!

Нарастающий гнев, вытесняя страх, наткнулся на стену непонимания.

— Не в твоем положении выдвигать требования, смертный, — предупредил капитан.

Подтверждая свои слова, он взмахнул правой рукой, словно дирижер и оркестр откликнулся топотом нескольких десятков сапог.

— Лучше бы ты умер тогда, у берегов Туринии, мой бедный старпом. — Смех мертвеца походил на скрежет металла или на предсмертный хрип умирающего, да на что угодно, только не на эмоции радости.

Ощущая дрожь в коленях, Терси вжался в стену с такой силой, что едва не продавил ее собственной спиной. Капитан приблизился к нему вплотную. Пахнув мерзким зловонием рта, он выставил напоказ почерневшее небо и двойной ряд гнилых зубов.

— Наш хозяин ищет семью словоплета. Не зли его. Ты же понимаешь, что тебя ждет, если ослушаешься слов Хозяина. — Последняя фраза вылетела из смердящих уст и повисла гнетущим молчанием.

Отчаянно вырвав из рубашки белый воротничок, Терси откинул его в сторону — пастырю ужасно не хватало воздуха. Он понимал каждое слово мертвеца. И они казались ему сильнее любой молитвы, потому как несли истину.

— Отдай его нашему Хозяину, и я клянусь, мы исчезнем навсегда, — сверкнув единственным глазом, протянул капитан. Его костлявая рука возникла перед лицом бывшего старпома. Острый, засохший ноготь, длиной ни меньше пары дюймов, стал мерно покачиваться влево, вправо.

— Игры я не потерплю, ты же меня знаешь, приятель, — вкрадчиво сказал капитан.

Терси вспомнил любимое выражение сэра Бероуза. Знакомая фраза изменила все в одночасье. На короткий миг призрак стал прежним капитаном: единственный серый глаз наполнился жизнью, а лицо избавилось от провалов и изъеденных рыбами рытвин.

Обман. Ошибка. Всего лишь жалкая попытка отыскать спасение, поверив, что в Бероузе осталось хоть капля человеческого. К сожалению, надежда лопнула как старые паруса.

Время, скакнув вперед, вновь понеслось с немыслимой скоростью.

Перед Терси стоял все тот же мертвец, давно забывший свое земное существование, и застрявший где‑то между муками пещер безвременья и кошмарами морских глубин.

— Раньше вы никогда не задерживались больше пары минут, — подумал, а скорее всего, произнес вслух пастырь.

И призрак услышал его. Задумчиво погладив правую бровь, на месте которой теперь располагался глубокий рубец похожий на вулканический кратер засыпанный пеплом застывшей крови, он ответил:

— Силы растут. Наш Хозяин пришел в город и привел нас. Проклятие вновь ожило. Новая история должна повториться. Все по кругу, как следы на воде.

Закрыв глаза, Терси заплакал. Он не чувствовал в словах мертвеца обмана.

Раньше он видел лишь тени, но вскоре они стали улыбаться, а их лица возникали из ночной дымки, как видения на дне стакана после хорошей дозы лауданума.

Принюхавшись, капитан мертвецов повернул голову вправо и улыбнулся, взглядом указав на то место, где в реальном мире располагалась небольшая гостевая комната. Там, мучаясь кошмарами, спали Клер и Рик — дети словоплета, как выразился сам призрак.

Не выдержав отвратительного взгляда, пастырь отвернулся. На его висках выступили крупные капли испарины.

— Стало быть, не хочешь говорить, — констатировал мертвец. — А когда‑то подняв бунт, с этим выскочкой, ты показался мне куда смелее. — Осклабившись, он резко ударил старпома в плечо.