Встреча на далеком меридиане - Митчел Уилсон

— Но вы же знаете — ничего не изменилось бы, если бы вы не стояли в то время в очереди, а были вместе с ним.

— Я же говорила вам: то, что случилось со мной, случается и с другими людьми. Здесь, в этой стране, столько вдов, столько сирот… То, что пришлось пережить мне, пережили десятки миллионов. Об этом нельзя, невозможно не помнить. Может, поэтому я и не уезжаю отсюда.

— Может быть, именно поэтому вам следовало бы уехать.

— Возможно, — согласилась она, хотя в голосе ее не было убежденности. Но кто-то должен меня удержать, остановить, как тогда Оуэн в Лондоне, кто-то должен взять меня за руку и сказать: «Как ты ужасно выглядишь! Пойдем со мной, я о тебе позабочусь». И тогда все будет хорошо, я уверена в этом! Понимаете, — сказала она, взглянув на Ника, — я ищу такого человека так же отчаянно, как вы ищете то, что нужно вам. Я угадала это по вашему лицу в первый же раз, когда мы встретились. Я чувствую, что всякий раз, замыкаясь в себе — вот как сегодня, — вы уходите куда-то, куда никто не может последовать за вами.

— А что, если мне тоже нужен кто-то?

Она с сомнением покачала головой.

— Я бы желала верить этому. Ник, очень, — сказала она горячо. — Но сейчас вы ищете не женщину.

— Вы нужны мне, Анни. Зачем так говорить?

— Но я же чувствую это! То, что вам необходимо сейчас, для вас гораздо важнее, чем женщина. Тут я ничего не в силах вам дать. Я могу кинуться под автобус, могу биться головой о стену — все равно я ничего не в состоянии сделать для вас, не смогу заменить собой то, что вам нужно. А через некоторое время, убедившись в этом, вы снова отправитесь на поиски, и на свете не найдется женщины, с которой вы могли бы быть счастливы до тех пор, пока не обретете того, что ищете. Разве это не правда? — умоляюще проговорила она. — Скажите, что я не ошибаюсь.

Он ничего не ответил.

— Потому что с вами именно так и случалось, — настаивала она, не сводя глаз с его лица, — всякий раз так — правда?

— Да, — признался он наконец, испытывая подлинное облегчение от того, что может теперь говорить с ней совершенно открыто. — Это ужасно, когда тебя ничто не трогает. Но, Анни, клянусь вам — с вами у меня должно быть все по-другому.

Она испытующе, очень серьезно посмотрела на него, потом отвернулась и опустила голову.

— Вы сказали «должно быть», Ник, а не просто «будет». — Она вздохнула. — Ах, Ник, вам кажется, что вы говорите правду, вы хотите, чтобы это было правдой, но я-то не могу в это поверить. Даже когда я заставляю себя ведь и мне хочется, чтобы это было правдой, — все равно не верю.

Она опять коснулась его плеча, прижалась к его руке.

— Я так ясно вижу и понимаю вас, — сказала она. — Вы не успокоитесь, пока не получите все, что ищете, меньшее вас не удовлетворит, иначе вы давно бы отказались от поисков. И это не слабость ваша, это ваша сила. Но ищете вы не меня. Вы увидели меня, остановились ненадолго, чтобы отдохнуть, а потом пойдете дальше. — Она еще крепче обхватила его руку, словно рассердившись. — Я боюсь позволить себе полюбить того, кого снова потеряю, кто уйдет от меня.

— Пойдемте вместе, Анни.

— Ведь все равно ничего не выйдет.

В голосе ее звучала мольба, она как будто просила пощады.

— Давайте попытаемся.

— Ник, у вас не хватит терпения. Ни у кого не хватит.

— А мы попытаемся.

— Я все равно найду способ сбежать от вас, — в отчаянии отговаривала она его. — Не потому, что захотела бы этого, но… Ведь я себя знаю, Ник. Я найду повод.

— Ну хорошо, находите.

Она снова пытливо и словно с мольбой посмотрела на него.

— Вы говорите об этом так легко, вы просто не верите мне. Пусть будет по-вашему. Ник, но помните: что бы я ни говорила, как бы ни поступала, я хочу, чтобы это были вы!

Ник обнял и поцеловал ее, и ее мягкие губы ответили ему. Но она все еще дрожала, хотя уже не так сильно. Она боролась с собой, готовая обратиться в бегство при малейших признаках опасности. И он понимал, что даже это немногое было с ее стороны уступкой — даром тем более щедрым, что уступка давалась ей нелегко.

Он видел, что настаивать бесполезно, и вскоре ушел.

8

В ту ночь потоком ясного морозного воздуха с севера в Москву пришла осень. Ник почувствовал ее холодное дыхание, когда утром Гончаров вез его на машине в институт. Женщины, которые вышли еще в ярких летних платьях, дрожали от холода на залитых солнцем улицах. Темные грузовики, такси, легковые машины и автобусы неслись с поднятыми стеклами. Ник чувствовал апатию и усталость, хотя настал именно тот день, когда свет и движение жизни должны были бы пробиваться даже сквозь стекло, отгораживающее его от внешнего мира. Вместо того чтобы направить мысль на проблемы, ради которых он прибыл из такого далека, он поймал себя на том, что думает об Анни. И вместо того чтобы составить точный план намеченной работы, он вспоминал темную комнату, освещаемую острыми, мгновенными вспышками молний. «Что же я за человек? — сердито подумал он про себя. — Неужели я надеялся, что одна лишь перемена места произведет перемену и во мне самом?» Он ехал молча, и Гончарова это, по-видимому, удивляло, хотя он и не делал попытки нарушить молчание.

Наконец Гончаров все же не выдержал и спросил:

— Скажите, вам и в самом деле понравилось у меня в субботу?

— Очень, — ответил Ник. — Мне понравились все ваши друзья — все без исключения.

Гончаров кивнул, и на лице его отразилось чувство облегчения и удовольствия.

— Ну, очень рад. Вы им тоже понравились. Знаете, они славные люди. Для многих из них жизнь не всегда была легкой, но, хотя им пришлось пройти через большие невзгоды и трудности, самое главное осталось в них нетронутым. Даже те, кто достиг высокого положения, не очерствели душой, не стали самодовольными и нетерпимыми. Я люблю людей, которые любят жизнь, — сказал он просто. — Людей, которые хотят жить, отвоевывают себе это право. Именно этим вот и отличаются лучшие наши люди. Взять, к примеру, моего зятя Петю или хотя бы Борю… — Он умолк, с гримасой отвращения отогнал от себя призраки прошлого и слегка улыбнулся. — Все в один голос сказали, что вас скорее можно принять за англичанина, чем за американца.

— Меня? — в изумлении переспросил Ник. — Почему же?

— Очевидно, потому, что для них сдержанность — качество, характерное для англичанина. — Он засмеялся. — Только я не уверен, что им пришлось хоть раз в жизни встретиться с англичанином.

Промчавшись по шоссе, они въехали в ворота института. Вооруженная женщина-милиционер в проходной только кивнула им, она осторожно, маленькими глотками пила что-то горячее и дымящееся из толстой белой чашки.

В кабинете Гончарова они сняли пиджаки и галстуки, как будто готовясь к тяжелой работе, и перешли в смежную с кабинетом лабораторию. Здесь на круглом белом экране осциллографа, извиваясь, как бесконечный червяк, колебалась, дрожала полоска зеленоватого света. Вдоль всей спинки того зеленого червяка тонкие светящиеся волоски с головками на концах поднимались вертикально и затем исчезали, сигнализируя случайные импульсы в лежавшем на столе счетчике Гейгера. Ник, наблюдая за импульсами, лишь мимоходом отметил про себя, что стержень каждого импульса слабее, а головка ярче, чем он ожидал.

— Ну, с чего же мы начнем? — спросил Гончаров. — С того, в чем расходимся, или с того, в чем согласны? Ведь мы с вами во многом согласны. Мы оба с вами обнаружили частицы во много раз более высокой энергии, чем это предсказывала теория. И я думаю, что оба мы исключили возможность того, что это протоны, ускоренные за миллиарды лет электромагнитными полями внутри нашей галактики. Правда, при условии, — добавил он, — что мы подразумеваем галактику, имеющую форму толстого диска. Галактику в виде шара мы не исключаем.

— Именно тут кончается единство наших мнений и начинаются разногласия, — сказал Ник. — То, что вы утверждаете, верно лишь в пределах ваших измерений. Пока еще не существует прибора, способного объяснить, каким образом энергия, измерением которой занимаюсь я, скопилась в нашей галактике. Скажите, — спросил он, — почему вы настаиваете на замкнутой галактике? Это что, кажется вам логически более убедительным?

— Настаиваю? — Жестом руки и движением плеча Гончаров категорически отверг такое предположение. — Я не настаиваю. Если вам хочется, чтобы я признал возможность того, что, даже имея в виду ту энергию, которую я обнаружил, атмосферу бомбардируют частицы и из других галактик, пожалуйста, охотно признаю. Но ведь если даже мы с вами придем к согласию, это еще не значит, что мы установили истину. Я придерживаюсь теории замкнутой галактики только до тех пор, пока не будут исчерпаны все возможные исследования или пока я не буду убежден, что ваши измерения вернее моих.

— Итак, мы снова вернулись к измерениям, — сказал Ник.