В твой гроб или в мой? - Жаклин Хайд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Оно напоминает мне о тебе, — говорю я.
Она фыркает и утыкается в меня, обнимая за талию.
— Я все равно не оставлю его себе, но спасибо.
Она обязательно оставит его.
Ее глаза голубые, бездонные и прекрасные, как море перед штормом. Ее губы приоткрываются, вероятно, чтобы продолжать убеждать меня, и я наклоняюсь, заставляя ее замолчать поцелуем.
Ее руки тянутся к моему затылку и притягивают меня ближе. Я рычу ей в губы.
— Веди себя прилично, бесстыдница.
Она хихикает рядом со мной, как будто я сказал что-то смешное, что только больше раздражает.
— Здесь слишком холодно. Идем. Сюда, — я машу рукой в сторону одной из пристроек, что я когда-то сделал. — В прошлые века было необходимо множество выходов на случай, если в замок проникнут враги.
Лицо Обри наконец озаряется, когда она окидывает взглядом круглую башню, пока мы идем к стене замка.
Вход в замок рядом со рвом — один из моих любимых, так как невозможно найти дверь, не зная, на какой камень нажать. Она озадаченно смотрит на стену, когда я толкаю грубый камень, края которого стерлись за столетия воздействия стихии. Раздается знакомый звук царапанья и скольжения, и, наконец, открывается проход.
— По крайней мере, если замок окажется в осаде, пока я здесь, у нас будет возможность тайно сбежать, — она игриво приподнимает брови, глядя на меня.
Я заметно съеживаюсь, застонав от ее дурацкой шутки — несмотря на юмор, который нахожу в ней.
— В замке довольно много входов. Возможно, если ты останешься достаточно надолго, у меня будет время показать их все.
Ее глаза сверкают от возбуждения.
— Куда ведет этот?
Я ухмыляюсь ей сверху вниз.
— Хочешь узнать?
— Ага… Но ты иди первым, — говорит она с неуверенностью на лице.
Я хватаю ее за руку и тяну за собой. Поднимая рычаг, я жду, когда механизм захлопнется и мы погрузимся в темноту. Она задыхается, крепко держа мою руку, и у меня в груди сжимается от того, как доверчиво она прижимается. Мое зрение не нуждается в освещении. Я прекрасно вижу даже в кромешной тьме, но я знаю, что она, скорее всего, не видит и на фут перед собой.
Я веду ее и останавливаюсь у пролома в стене. Поднимаю рычаг вверх, и теплые оранжевые шары трещат и мерцают, освещая путь в туннеле. Старые серые каменные стены видны в лучах света.
— Так лучше?
— Да. Спасибо, — она смотрит на туннель, а затем вниз, на наши ноги, уставившись в пол, словно ожидает, что он исчезнет.
— Что ты делаешь?
Она поднимает ботинок.
— Ищу мышей.
Я смотрю на безупречно чистый камень, отмечая, что Хильда была здесь недавно. Так вот где она пряталась до прибытия наших новых гостей.
— Возможно, тебе будет трудно их найти.
Взяв проворную руку Обри, тепло которой перетекает в мою, я беру на себя инициативу. Длинные туннели служат коридорами, соединяя все потайные комнаты. Ее восхитительное сердцебиение возвращается к нормальному ритму после испуга.
Она поднимает лицо к потолку, стенам и снова к полу.
— Почему здесь так чисто?
— Мы часто вызываем клининг.
Если бы она имела хоть малейшее представление о том, что служба уборки — это, в буквальном смысле, древняя груда костей, она бы убежала куда глаза глядят.
Один из фонарей освещает небольшую камеру дальше, и она прижимается ко мне.
— Это мило, — размышляет она. Она легонько поглаживает меня по руке, и я чувствую удовлетворение от этой небольшой ласки, а затем она поворачивается в моих руках и замирает.
— Влад?
Не понимая, почему она остановила нас, я спрашиваю:
— Да?
Ее руки обвиваются вокруг моей шеи.
— Спасибо.
Я хмурюсь, гадая, за что она меня благодарит.
— Я ничего не сделал.
Пока. Мне все еще нужно убрать с лица земли этого проныру Чеда и, надеюсь, завоевать ее расположение.
Я медленно поглаживаю ее по спине. Ухаживать за женщиной в этом веке оказывается сложнее, чем в любом другом, но если то, что я чувствую, правда, то это того стоит.
— Тем не менее. Я не хотела рассказывать тебе о Чеде по многим причинам, — ее руки упираются мне в грудь, уверенно и чувственно, заставляя член дернуться в штанах. Ее губы на мгновение касаются моих, мягкие и податливые. — Я больше не хочу думать о нем. Я хочу сосредоточиться на себе и прожить свою лучшую жизнь. Впервые за долгое время я чувствую себя свободной, как будто могу быть самой собой с тобой. Я не хочу доставлять ему удовольствие, тратя ещё больше своей энергии на мысли или разговоры о нем.
— Обри, я не хотел…
Ее губы заглушают мои слова, и это действие шокирует меня. Она толкает меня, пока спина не упирается в стену, а ее ноги не оказываются в опасной близости от еще одного секретного механизма в виде скрытой плиты.
— Обри, я…
— Я давно этим не занималась, так что просто позволь мне? — просит она, ее глаза блестят в тусклом свете. Затем она переплетает свой язык с моим, заставляя раствориться во вкусе и тихих звуках, которые она издает в глубине горла.
Моя дорогая, ты можешь брать и делать все, что пожелаешь, — хочу сказать я, но молчу, гадая, что же она задумала. Ее пальцы шарят по ширинке брюк, а рот по-прежнему плотно прижат к моему.
— Обри, — стону я, когда она хватает быстро твердеющий член.
Мои глаза расширяются, когда брюки спадают до лодыжек, а ее рука сжимает меня в кулак, доводя почти до грани. О черт. Я морщусь и сдерживаю стон секундой позже, когда она опускается на колени, обхватывая головку моего члена теплым ртом. Я закрываю глаза и слегка запускаю руки в ее светлые волосы. Она сосет, и я стону, вздрагивая, когда слышу скрип каменной плиты, открывающей раздвижную дверь.
— Обри…
— Боже, у тебя такой большой член.
В комнате за ее спиной воцаряется тишина, и посуда со звоном падает на пол. Черт возьми. Я и не представлял, как близко мы к столовой.
Новый шеф-повар выглядит так, будто увидела привидение.
— Что, черт возьми, это за место?
— Я хочу жить здесь вечно, — восклицает Джордж откуда-то из глубины комнаты. Дерзкий ублюдок, вот кто.
Глаза Обри расширяются от ужаса, и она оглядывается назад, прежде чем завизжать.
— Мы… мы на кухне? — шепчет Обри, пряча лицо у меня в паху, где была неподвижна
