Убить мажора (антисоциальный роман) - Денис Ли

Все встало на свои места — алкоголь, одиночество, людные гипермаркеты; и Сергею стали ясны и понятны, причины происходящего. Сергей долго не мог успокоиться, что оказался неспособным почувствовать ее состояние, некогда пережитое им самим, и которое сейчас, казалось, абсолютно тонко чувствовал и понимал — женщина выходила в чужой внешний мир.

Сергей наблюдал за Голубевой около двух месяцев. Не то чтобы каждый день, но этого времени хватило чтобы сложилась своего рода система ежедневных и обязательных мероприятий, которые женщина совершала с точностью закоренелого педанта: цветочный магазин — кладбище — детский сад — родильный дом — дом, в котором, согласно данных регистрации паспортного стола, проживал Артур Могилевский.

Свой день Татьяна Голубева начинала с посещения цветочного магазина, расположенного на соседней улице. Покупала привычные две хризантемы, садилась в трамвай и ехала на кладбище, где сначала громко никого не стесняясь, рыдала. А потом долго неподвижно сидела, прижавшись лицом к памятнику, отлитому из белоснежного гипса в виде печального ангелочка с обрезанными крыльями. Разговаривала с ним, гладила его, печально улыбалась.

На кладбище Голубева проводила около часа, после чего шла на трамвайную остановку, садилась на трамвай? 23А, который следовал по маршруту «Городок авиаторов» — «Шаталина». Выходила на остановке — «Гачинского», и шла в детский сад, в который, предполагал Сергей, Татьяна водила обеих дочерей — старшую и младшую. Подолгу стояла за оградой, смотрела, как чужие дети весело и задорно играют друг с другом на детской площадке. Сначала, Сергею казалось, что Татьяна просто наблюдает за всеми детьми сразу, представляя, как ее младшая девочка бегает и резвится с другими детьми. Но наблюдая за поведением Татьяны и поведением детей на детской площадке, Сергей пришел к выводу, что Татьяна смотрит в каждом отдельном случае за одним конкретным ребенком, чаще всего которым оказывалась какая-нибудь девочка, чья-то дочка. Сергей догадался об этом после того, как стал свидетелем нескольких наглядных эпизодов, во время которых Татьяна очень сильно разволновалась. Неистово вцепившись в трубчатый забор, она льнула к нему всем телом, словно хотела разогнуть его прутья. В первом случае — мальчик отобрал пластмассовую лопатку у черноволосой девочки, ударил ее этой самой лопаткой и убежал, бросив ее. А в другом, маленькая девочка с жиденькими косичками, в светло розовом платьице неудачно спустилась с детской горки, разбив губочку о затылок вперед съехавшего мальчишки. Во всех остальных случаях, в которых главными действующими лицами становились мальчишки, молодая женщина оставалась равнодушной.

У ограды детского сада Голубева проводила часа полтора, а затем шла на остановку, снова садилась в трамвай и ехала через весь город на Трубецкова, к областному клиническому перинатальному центру. Шагая за Татьяной через проходные ворота центра, Сергей каждый раз читал вслух девиз, написанный на развивающемся над воротами ярко-голубом баннере: «Дом с окнами в небо»; и останавливался в стороне.

Татьяна заходила во двор, смотрела на окна родильных палат, вероятно вспоминая время, когда ее перед этими окнами ждал осчастливленный муж. А сейчас она смотрела на чужых счастливых новоиспеченных отцов и мама в часы выписки. Казалось, она видела себя в «прошлой» жизни, которая была до аварии. Она уже не плакала, печально улыбалась, поглаживая живот.

Наблюдая за надломленной женщиной, Сергей нередко испытывал чувство глубокого сострадания, а порой необъяснимое и внезапное отвращение — секундное, мгновенное. Как набег первой утренней морской волны, вызывающий сковывающую дрожь тела, так и неопрятная женщина — отвращение, стыд и раскаяние. После которого, все последующие волны вызывали прежние чувства — сострадание и жалость, и желание помочь. Но раздумывая над возможными вариантами человеческого участия, в том числе и своего, кроме сочувствия, — любая другая помощь Сергею представлялась смутно и не вполне ясной.

«Что я могу сделать? — думал Сергей. — Как помочь? Заступиться? Как поддержать? Должно быть, в таких делах есть только один помощник — Бог. Если веришь, конечно.

Ну, а если не веришь…

Вот я, например, в Бога не верю!

Так что, если не веришь — помощник… не знаю даже, кто или что? Должно быть, ненависть. Или месть…

Скорее всего, только месть будет гореть огнем, и управлять человеческим сердцем, жаждущим правосудия и справедливости…

Или, самоубийство? — мысль о самоубийстве пришла Сергею в голову уже на подножке трамвая, в который Сергей заскочил вслед за Татьяной. Оказавшись на верхней площадке, они встретились глазами, но Сергей быстро отвел глаза в сторону. У Татьяны были выразительные голубые глаза, но распухшие от слез на покрасневшем лице они казались необыкновенно большими и впалыми, а взгляд — неприятным. — Вот взять, и… отомстить Могилевскому! — внезапно подумал Сергей. — Отомстить всей его семье! Как это заведено на Кавказе… — думал Сергей, глядя в трамвайное окно за которым сквозь тень деревьев выпрыгивало яркое осеннее солнце. — Или, как это сделал Тимур Бекаев, убивший диспетчера авиакомпании «Fall Upwards» Роберта Тирсена. После авиакатастрофы над Крёдеренским озером, в которой Бекаев потерял жену и двоих детей — тринадцатилетнего сына и трехлетнюю дочь.

Была такая история:

«Что вам угодно?» — спросит Тирсен, открывая дверь неизвестному мужчине в черном пальто. За спиной диспетчера незваный гость в черном увидит двух его дочерей: одной — двадцать один, другой — всего два годика. Супруга Тирсена поспешит увести детей вглубь квартиры.

«Мне нужна справедливость!» — скажет человек в черном.

Когда фру Тирсен настороженно прислушиваясь, услышит странные шорохи и выглянет на веранду, ее муж будет лежать на полу в луже крови. А рядом с ним будет стоять убийца. Незнакомец нанесет диспетчеру ножом два удара — в сердце и горло…

Убийцей в черном будет Тимур Бекаев.

Или вот еще: Василий Буран так же потерявший двоих детей. Дочь умрет в больнице, от передозировки наркотиков, а сына зарежет на дискотеке местный «авторитет». Буран убьет всех, кто будет более или менее причастен к трагедии: врача, который не спасет его дочь; двух милиционеров, отмазавших криминального авторитета от следствия; и самого авторитета.

Убить Могилевского… и все тут!» — хладнокровно выпалил мозг Сергея, но этот душевный порыв был секундным, и тут же из головы Сергея улетучился.

Согласно маршрутной схемы Татьяны Голубевой, два следующих час она должна была провести у дома Артура Могилевского, на улице Мирджаянова. В это время, Артур находился в областном следственном изоляторе но, вероятно, Татьяна вряд ли об этом догадывалась. Сергею было не понятно, чего именно хочет женщина, ожидая Могилевского у подъезда. Но Сергею совершенно точно было известно, что Артур Могилевский не появиться здесь, ни ближайшие сутки, ни уж точно ближайшие два часа, спустя которые Татьяна отправлялась домой или ехала в ближайший с домом гипермаркет.

Когда Артура Могилевского выпустили под залог, Сергей решил наблюдать и за ним. Но наблюдать за Артуром было сложно. Именно в это время шпионить за Могилевским принялись все кому не лень. В основной своей массе это были журналисты различных газетных изданий, которые собирали об этой трагедии различные скабрезные и скандальный детали и подробности.

Следить за Артуром было сложнее еще и по той причине, что теперь он осторожничал — передвигался всегда на отцовском автомобиле с водителем-охранником. И на какое-то время даже пропал из виду.

И хотя, узнать адрес, по которому проживал Артур и его семья (Артур имел собственную жилую площадь, но по известным причинам проживал после аварии с родителями), не представлялось сложным, следить за ним было крайне некомфортно. Сергею было сложно перемещаться за объектом наблюдения, потому как общественный транспорт всегда двигался по своему определенному маршруту, а на такси — у Сергея просто не было денег. Да и слежка совершенно не показалась Сергею чем-то романтичным и завораживающим, как это показывали в кино.

Как только Артура выпустили под залог, возле его дома проявились журналисты. Можно сказать, временно поселились у дома. Они устраивали засады на соседей, организовывали осаду подъезда, желая заполучить хоть какие-нибудь сенсационные крохи для своих журналистских расследований, чтобы затем феерическим плюмажем размазать их по первой полосе своей газетенки. Но вскоре это закончилось. Чему у Сергея было два, как ему казалось, рациональных объяснения.

Ну, во-первых, журналистика, как охота — требует предварительной тщательной подготовки и выносливости. Любитель — долго не продержится. Такой любитель, выйдя на охоту и не наметив заранее, какого зверя он хочет подстрелить, сотрет ноги в его поисках.