Быль о полях бранных - Станислав Пономарев

«Ну, держись теперича, — сполошно соображали мужики. — Князь-та, видать, крут. Поглядим, кому и чем ответить придется. Не нам бы самим в первую голову!»

Дружинники сноровисто помогали смердам. Тут же с засученными рукавами суетился и Митяй. Поселенцы ахали, когда архимандрит приподнимал за задки тяжело груженные сани и в два приема становил их задом наперед. И если бы не возницы, лошади бы при этом наверняка валились с ног. Пахари сразу приняли Митяя за своего и костерили почем зря. Игумен скалил лешачьи зубы, хохотал громогласно в ответ на острое словцо и в долгу не оставался. Смерды так и не поняли, кто же это такой. И потом, много времени спустя, слушая его проповедь в Успенском соборе, не узнали его. Да и кто бы мог подумать...

Когда обоз поворотили вспять, Князь вскочил в седло и приказал:

— Пересвет, проводи их под охраной на Кучково поле. Гляди, кабы не обидел кто.

Светловолосый молодец огромного роста осклабился белозубо, ответил весело:

— Не бойсь, княже. Никто не обидит.

— Ну и добро. А ты, брат Володимир Ондреевич, скачи что есть духу в Москву. Возьми теремную стражу, мечников[113], дьяка[114] и схвати всех воров в слободских дел доме. Привезешь их також на Кучково поле. Пускай там все боляре московские соберутся, кто в граде нынче есть. Ишь обрадовались, что я из дому отлучился! Поживей, Володимир. Я следом буду.

Князь Серпуховский пришпорил коня и исчез в морозном искристом мареве. Дмитрий Иванович с оставшейся охраной — двумя всадниками — и архимандритом спешной рысью последовал за ним...

Властитель земли Московской и Владимирской въехал в свою столицу почти незамеченным. Воротная стража не обратила на него ни малейшего внимания — мало ли всяких бояр с дворней своей шляются туда-сюда.

Но Москва уже бурлила. Слух пронесся: из слободского наказного великокняжеского двора схватили всех бояр и писцов во главе с именитым Фролом Лисой-Кошкиным. На Кучковом поле с колокольни храма Благовещения истошно голосила медь. Купцы закрывали лавки, посадские ремесленники — свои мастерские и спешили на зов. Смерды туда же подводы правили. Голытьба сбегалась со всех концов, чтобы насладиться бесплатным зрелищем, глотку подрать да и поживиться кое-чем в густой толпе любопытных.

Так что Дмитрий Иванович почти никого не встретил по дороге к дому. А и встретил кого, так Князя и не узнали в простой-то одежде. Пробыл он дома недолго, обнял Евдокию — жену свою, — подбросил на руках и расцеловал сыновей, переоделся скоро в парадный наряд и в сопровождении сильной стражи появился на Кучковом поле как раз, когда туда подходил встреченный им в лесу обоз.

Толпа притихла, увидев властителя земли Московской и Владимирской, расступилась. Князь въехал в круг, соскочил с коня и легко взбежал на возвышение, построенное для подобных случаев.

Стража встала внизу, впереди помоста. На снегу, у подножия его, валялись связанные шесть человек. И еще с десяток, одетых победнее, стояли на коленях лицом к возвышению. Один из связанных, толстобрюхий и рыжебородый, с выпученными зелеными глазами, при задержании, видимо, сопротивлялся, был сильно помят и растрепан. Богатый кафтан его был изодран в клочья, шапки и в помине нет, и даже один синий сафьяновый сапог куда-то запропастился. То был Фрол Лиса-Кошкин — глава слободского двора, друг детства великого князя Дмитрия Ивановича. Он выл недуром:

— Оклевета-а-а-ли-и! Оболга-а-али-и! Мить-ка-а, перед Богом ответишь за посрамление болярского чина-а! Пожале-е-ешь, кня-язь!

Дмитрий Иванович кивнул здоровенному мечнику. Тот подошел к толстяку и молча ткнул его древком копья под ребро. «Правдоискатель» сразу замолк.

— Принесите весы! — раздалось с помоста. Толпа недоуменно зашумела.

— Видать, грехи болярские взвешивать будут! — громко пошутил кто-то.

Великий Князь услыхал, ответил:

— Истину глаголешь, грехи!

Двое больших амбарных весов притащили работники боярина Семена Кучки, дом которого стоял как раз перед площадью. Еще одни нашлись в храме Благовещения.

— Пересвет, — распорядился Князь, — пускай слобожане с обозом въезжают в круг.

Воины Пересвета не без труда проложили дорогу в толпе. И на виду всего честного народа оказались возчики с живностью, сохами и санями.

Дмитрий Иванович сначала приказал поставить на ноги связанных бояр, а потом взвешивать зерно с каждого воза.

Поняв, в чем дело, толстобрюхий Фрол Лиса-Кошкин заорал благим матом:

— Они ж, нехристи, пропили половину!

— Еще сколько лишних слов скажешь понапрасну, не спросясь, столько плетей сверх отмерянного и получишь, — пообещал опальному боярину Великий Князь. — Считай, Вавила, слова его пустые и поносные. И чтоб ни одного не пропустил.

— Добро, осударь. Ни одного словечка не пропущу, будь покоен, — заверил властителя начальник базарной стражи, следивший здесь за порядком.

«Праведник» сразу замолчал и больше никак не обмолвился, покамест его не припекло совсем.

Тем временем доброхоты из толпы под надзором одного из мечников взвесили зерно с первого воза.

— Один берковец[115] и пять фунтов! — раздалось от обоза. — Зерно сорное, с позапрошлого года!

— А должно быть тридцать пудов, — сообщил Дмитрий Иванович. — И зерно то должно быть отборным, посевным!

Дьяк заскрипел пером.

И каждый раз, как мечники от весов выкликивали количество зерна, князь отмечал двойное, а то и значительно большее воровство. ..

Со взвешиванием наконец покончили. Стали смотреть скотину. И это вызвало большое оживление в толпе.

— Конь-то сей знатный мне ровесник! — весело закричал из толпы седобородый дед. — Стой, да я ж узнал энтого мерина. Мы когда-тось, лет этак пятьдесят назад, отбили его у татар. Знатный конь, на нем сам царь ордынский бурдюки с кумысом возил! Так скакун сей и тогда уж без зубов ходил!

Толпа откликнулась на это сообщение громогласным хохотом и веселыми присказками. Великий Князь поднял руку, требуя тишины. Ревизия слободского хозяйства продолжалась. Записи показали, что у новопоселенцев только этого обоза было украдено три лошади, шесть коров и бык. Дьяк через глашатая объявил народу о нехватке у слобожан семенного зерна всякого (ржи, пшеницы, проса, ячменя, гороха, овса, гречихи) около трехсот пятидесяти пудов!

— Ну что, Фролка, отвечай народу за деяния свои неправедные, — зловеще-спокойно приказал Дмитрий Иванович.

— А чо? Чо ты спрашивашь-та? Аль сам не допетрил? — нахально отозвался боярин. — Продали да пропили, а скот с доплатой променяли. А на меня валят!