Наполеон. Последняя любовь - Томас Костейн

Вильям Бэлкум закрыл пробкой бутылку портвейна.

— Как ты думаешь, мы им видны с их вершины? Я надеюсь, что на нем уже надет желтый тюрбан и в руках у него золотое копье. Какое поразительное представление о Рае!

Бетси нервно улыбнулась.

— Папа! Вы никогда не должны так высказываться перед преподобным Стоджкином. Я уверена, что он посчитает это жуткой ересью.

4

Бетси казалось, что плохая погода держалась, чтобы ухудшить ее из без того дурное настроение. Она не появлялась на людях уже шесть месяцев. Зимой почти две недели постоянно лили дожди, и солнце не могло прорваться сквозь пелену облаков. Холодные пассаты немилосердно охлаждали остров, скрипели деревьями и пели и выли, пролетая сквозь трещины в скалах. Девушка грустно сидела у окна, если ей надоедали книги. Местные говорили, что это самая ужасная зима, какая когда-либо была на острове.

У Наполеона также было мрачное настроение. С плоского возвышения Лонгвуда окружающие' скалы выглядели еще более суровыми. Сырость проникала внутрь дома, и везде пахло плесенью. Император просто кипел от возмущения.

— Ненавижу дождь, — говорил он Бертрану. — Вы помните, как он лил в то утро при Ватерлоо?

Наконец пришло утро, когда можно было заметить просвет в серых облаках. Когда Наполеон очнулся от ужасных снов, превращавших его ночи в муку, он увидел тонкие светлые лучи, проникавшие сквозь ставни и веселыми зайчиками бегавшие по потертому ковру. Император сел и крикнул.

— Сантини!

Его слуга-итальянец с утонченными манерами быстро появился из комнаты, которую обычно использовали для диктовки. Он едва успел напялить зеленый мундир.

— Ваше Императорское Величество? — поклонился слуга.

— Сантини, вы не застегнули мундир.

— Ваше Величество, я помогал убирать в кабинете.

Днем раньше в той комнате провисла побелка на потолке, и на полу лежала кучка штукатурки и мела. К счастью, наверху никто не жил.

Наполеон взял себя в руки.

— Сантини, нам всегда следует содержать себя в порядке… Даже если на нас падает потолок. Господи, что за климат! И какой ужасный дом! Пришли ко мне доктора О'Миру.

Когда появился доктор О'Мира, Наполеон указал ему на кипу книг, лежавших на полу у кровати.

— Отправляйтесь сегодня в город, мой верный практик искусства Гиппократа. У меня для вас поручение. Отвезите эти книги в «Брайарс». Для мадемуазель Бетси.

О'Мира не был удивлен — до него донеслись слухи о том, что произошло вчера вечером после ужина. Наполеон начал читать вслух сцены из «Сида» Корнеля. Он обожал эту вещь, уже несколько раз читал ее. Через полчаса он поймал Бертрана на том, что тот осторожно зевал, прикрывшись рукой. Наполеон надулся и оглядел комнату — мадам Монтолон крепко спала, а ее супруг с трудом справлялся с дремой. Великий Человек с грохотом захлопнул томик.

— Зачем я мечу жемчуг перед свиньями? Спят обычно в постели. Можете все идти.

Наполеон объяснил О'Мире:

— Эта девушка очень умна, но ей не хватает образования. До меня дошли слухи, что она ничего, кроме английских романов, не читает. Согласитесь, хотя я вас не считаю образованным человеком, что все английские романы — это чепуха! Если она станет продолжать в том же духе, у нее окончательно испортится вкус. Я выбрал для нее шесть книг, с которых она может начать.

Днем доктор О'Мира связал эти книги, но они мешали ему удобно сидеть в седле. Он как раз свернул в «Брайарс», когда появились миссис Бэлкум и Джейн — они собирались на прием в городе. Они блистали нарядами. На миссис Бэлкум было платье из черного крепа с собранными в складки рукавами из муслина и красивый зимний жакет. На Джейн была легкая длинная мантилья ярко-синего цвета. Они отправлялись на праздник в обычной повозке, но это их не смущало — на острове было всего около полдюжины карет, и Бэлкумы считались счастливчиками, потому что им не было нужно идти в город пешком или ехать в повозке, запряженной волами.

Доктор не был равнодушен к женской красоте и подумал про себя: «Хорошенькая парочка кобылок!»

Миссис Бэлком было приятно увидеть, что он ею любуется наравне с дочерью. Довольный взгляд доктора больше задержался на разрумянившемся лице матери как бы в предвкушении возможности приятно провести время, чем на спокойном личике Джейн.

— Миссис Бэлкум, я не смею вас задерживать. Я просто привез эти книги для мисс Бетси. Они от, — он жестом показал назад. — От… самого строгого судьи литературы. Он обнаружил, что люди из его тесного кружка в Лонгвуде не доросли до понимания этих книг.

— Господи, какие же они тяжелые! — воскликнула госпожа Бэлкум, — я рада, что эти книги не для меня. Прощайте, доктор О'Мира.

Бетси стояла на крыльце, провожая сестру и мать. Она казалась такой одинокой. Девушка сошла вниз по ступенькам, за ней следовала по пятам ее собака.

— Он считает, — сказал доктор, — что было бы прекрасно, если вы прекратите читать английскую литературу, которую он считает ерундой… и вместо этого начнете восхищаться французскими шедеврами.

— Он считает, что они мне понравятся? Или это часть моего образования?

— Вы сами об этом станете судить. Я его точно процитировал, — доктор развязал книги и начал отдавать их по одной Бетси. — Бог мой! Вольтер, Мольер, Монтень, Корнель, Расин. Если вы их все прочитаете, то сможете как следует оценивать хорошую литературу. Я счастлив, что мой вкус давным-давно был испорчен и теперь его невозможно исправить!

Бетси присела на ступеньки и начала листать один из томов.

— Я ему благодарна за внимание, но пожалуйста, доктор О'Мира, объясните ему, что мой французский не настолько хорош и мне нужно много времени, чтобы прочитать все эти книги.

— Не торопитесь, юная леди. — Доктор легко махнул рукой.

— Я также боюсь, что могу не понять какие-то важные места, — Бетси взглянула на доктора. — Вы понимаете, французский язык, как бы лучше выразиться, он — утонченный, и начинающий читатель может многое не уловить. Пожалуйста, доктор, передайте ему это.

— Обязательно.

— Позволит ли он мне откровенно высказать, что я по этому поводу думаю?

— Честность — это не то блюдо, которое он предпочитает вкушать, — заявил доктор. — Но вы, кажется, пытаетесь всегда говорить только правду.

Бетси улыбнулась.

— Он не умеет читать по-английски и поэтому я не могу послать ему ответный удар и передать Филдинга, Ричардсона, Смолетта и других интересных авторов. Есть один английский роман, который, как я думаю, понравится всем французам. Это — Том Джонс [xviii]. Эта книга пропала, и мне кажется, что она находится у моей матушки.

— Итак, — сказал доктор О'Мира, отметая в сторону одним жестом проблемы литературы, книг и знаний. — Я должен ему рассказать и еще кое-что. Как вы живете? Подросли и пополнели? Кажется, ему все это очень интересно.

— Не думаю, чтобы я пополнела, но я расту и стала выше на целые два дюйма.

— Прекрасно, и вам следует еще подрасти. Мы хотим, если вы мне позволите присоединиться к нему, чтобы вы стали высокой и грациозной девушкой. Никто из нас не сомневается, что так и будет. Мне только кажется, что вы немного бледны. Наверно, это потому, что вы быстро растете.

— Мама тоже беспокоится. Она сказала, что я теряю цвет лица.

— Все вернется. У вас хороший аппетит?

— Временами.

— Так, теперь во мне заговорил врач. Если у вас хороший аппетит только по временам, вам необходимо принимать тоник. Я могу вам прислать…

— Нет, доктор, мне не нужен тоник. Всего раз в жизни мне пришлось принимать лекарство, только я позабыла, почему я его принимала. У меня всегда было отличное здоровье.

— Прекрасно. Я вас задержу еще не надолго. Нас вчера посетил визитер, вам наверно, это будет интересно, кто это был — баронесса Стурмер.

Бетси сразу заинтересовалась.

— О, я так рада. Она прелестна, не так ли? Она приезжала к нам сюда несколько раз. Он ее очень интересует, и она спрашивала, каково было его иметь в качестве гостя. Мне она очень понравилась, и не только потому, что она очень красива. Она похожа на Белоснежку, правда? Кроме того, она такая милая и приятная.

— Итак, она приехала повидать его. Как вы думаете, почему? Потому что ему рассказали, как она прекрасна, и он, наконец, сказал: «Честное слово, если она так красива, мне стоит взглянуть на нее». Они беседовали наедине почти полчаса, а когда она уехала, кто-то поинтересовался его мнением. «Она красива, но не так, как наша Бетси-и». Таков был его ответ.

Девушка начала улыбаться.

— Неужели он сказал это?

Ей было приятно не только потому, что он высказался о ее внешности. Ей было приятно, что Наполеон сказал слово «наша». «Как будто мы члены одной семьи», — подумала девушка.

Несколько месяцев доктор О'Мира постоянно курсировал между Лонгвудом и «Брайарсом» по поручению императора. Он как-то сказал Бетси: